Я постарался напрячься — делал это скорее наобум, по памяти, представляя, как это должно произойти, ведь больше надеяться было не на что: чувствительность у меня сейчас нулевая.

Но — уж не знаю, как так вышло — я вдруг резко ощутил всё. Все части тела, все мышцы, каждую клеточку. Я напрягся всем своим нутром, и в следующее мгновение будто вынырнул из астрала, вскочив и ощутив под ногами твёрдую землю.

Правда вместе с неожиданным подарком в плане овладения моим любимым, пускай и не шибко привлекательным телом, на меня обрушилась такая головная боль, что всё вокруг поплыло, а также неожиданно вернувшийся слух разочаровал меня звуками, похожими на удары барабана. Но сквозь эту непрекращающуюся мешанину звуков я услышал чей-то расплывчатый, доносящийся будто издалека, голос.

И тут же меня коснулась чья-то рука.

До сих пор не могу понять, почему произошло то, что произошло, но факт остаётся фактом: отчего то всё моё тело вздрогнуло, и левая рука, сжав кисть в кулак, метнулась куда-то в сторону. Только после этого я открыл глаза.

Туман, образовавшийся вначале, стал постепенно отступать, а в ушах перестала бить барабанная дробь: я вновь отчётливо слышал, как льёт дождь, как тяжело я дышу и… что-то похожее на неизвестную мне ругань? Странно. В целом я ничего не понимал, но мат — он и в Африке мат, а тут ещё, кажется, довольно разнообразный.

Я посмотрел в сторону, откуда, как мне показалось, эта ругань и доносилась. И, по правде говоря, оторопел от увиденного. Нет, конечно, то, что вся наша компашка стояла передо мной — это хорошо, но вот почему Хлив вытаскивает матерящегося Торберга из глубокой дыры в стене — вопрос, и почему-то мне показалось, что я не хочу знать на него ответ.

Глаза сами собой скосились на обнажённый клинок Вестейна. Рыцарь стоял в боевой стойке и смотрел на меня как-то странно. Как… на врага, что ли. Конечно, мы с ним изначально были не в лучших дружеских отношениях, но зачем мне оружием то угрожать?

Но тут я заметил поведение остальных: они, похоже, впали в ступор, или что-то типа этого. Потому что иную причину смотреть на меня с такими перекошенными лицами я не вижу. Да что, мать его, происходит?!

Уна, не сводя с меня взгляда, проговорила в полголоса:

— Вестейн, убери свой меч в ножны. Мы разберёмся с этим позже, пожалуйста.

Но судя по всему, Вестейн не собирался выполнить её просьбы. Так, не знаю, что тут происходит, но, судя по всему, не лишним будет немного подстраховаться.

Я протянул руку к висевшему на поясе арбалету. Чёрт, так он же не заряжен. Ну и ладно: думаю, пока рыцарь своим тяжеловесным мечом попробует что-то сделать, я уже натяну тетиву. Только вот и мой арбалет не маленький и, следовательно, не лёгкий… Что?! Я ещё раз взвесил оружие в руке. Да что такое: он лёгкий! Невероятно лёгкий, почти не чувствуется! Подменили оружие? А зачем? Когда успели?

— Отойди, Уна, — процедил сквозь зубы рыцарь, ещё крепче сжав рукоять оружия. — Он только что подбросил Торберга в воздух одним ударом, и причины убирать оружие я не вижу!

Чего?!

Ещё раз посмотрев на уже поднявшегося и держащегося за голову орка, я неожиданно осознал, что произошло. Так, получается, это он меня коснулся, это я его припечатал к стене, я… Стоп. А вот последнее как-то не сходится. Я. Припечатал. К стене. Торберга. Огромного, блин, орка!

— Что за чушь! — Не выдержал я, обращаясь скорее ко всем. — Если это шутка, то скажите сразу, я сейчас не в том состоянии, чтобы воспринимать юмор.

— Это не чушь. — Подал голос обычно неразговорчивый Бранд, который, к моей невероятной досаде, тоже держался за рукоять меча, правда, лежавший ещё в ножнах, но всё же… — Тебя укусил оборотень. Для человека это смертельно. А ты не то что умер, но ещё и очень лихо размахиваешь руками. Прости, но как, по-твоему, мы должны на это реагировать?

— Да ну постойте… — в полной растерянности я сделал шаг вперёд.

— Ещё одно движение — и тебе ни жить! — Взревел Вестейн, оскалив зубы. — Я же предупреждал тебя: заподозрю хоть в чём-то — убью!

Я застыл, как вкопанный и ещё раз оглядел всех. Не верю, что они могут сделать мне что-то плохое. И уж тем более убить! Но разрезающий своей остротой падающие с неба капли дождя меч Вестейна отчего-то отодвигал мои предположения в сторону. Сможет он меня убить — и глазом не моргнёт. И ждать помощи, даже от Уны, не стоит. Все напуганы, все ничего не понимают. Впрочем, как и я. Но делать же что-то нужно!

И первое, что пришло мне в голову — это сделать шаг вперёд, к рыцарю, убрав от арбалета руки. Но даже такое моё мирное движение привело к ужасным последствиям: к таким, о которых я переживал ещё очень долго.

Видимо, мой шаг был расценен Вестейном, как некий акт агрессии, и посему рыцарь не раздумывая кинулся на меня, рыча, словно самый настоящий гризли, и замахиваясь на ходу мечом.

Да, такого я не ожидал, хотя и мог себе представить нечто подобное. Но я не запаниковал, а наоборот: полностью овладел собой, встав в боевую стойку. Я знал одно: сейчас у меня либо получится всё сделать сразу, либо умереть. Второй попытки не будет.

Как там говорил сенсей? Следи за глазами противника, за выражением его лица: всё это может подсказать тебе, куда будет направлен его удар. Между прочим, соблюдение этого правила позволило выиграть мне не одно соревнование по карате. Поэтому я решил применить его и в данном случае — и не прогадал.

Он бил с размаху, и прямо по голове, собираясь, видимо, чуть ли не пополам меня разрубить. Пф. Глупо и не оригинально.

Дождавшись, когда противник подойдёт почти вплотную, я одним мощным рывком убрал левую ногу за спину, тем самым немного отклонившись назад и сойдя с траектории удара мечом. Но оставаться в таком положении — загибаясь назад — позволительно было не больше секунды — потом можно потерять равновесие, а вместе с ним и шансы на победу. Но мне хватило и мгновения — и вот я снова в боевой стойке, уверенно стою на земной тверди.

Кажется, Вестейн успел заметить все мои манипуляции: но это произошло уже в тот момент, когда его меч со свистом рассекал воздух — что, кстати, для такой "дуры" очень круто — а потому времени на то, чтобы что-то изменить, у него не было. А вот для меня противник был полностью открыт.

Сказать, что я вложил в этот удар всю свою силу — не сказать ничего. Да в этом ударе силы было: вагон и плюс прицеп… с ещё кучей вагонов. Мой организм словно вспыхнул. Мышцы напряглись настолько, что мне даже показалось, будто я сгораю изнутри. Но всё это длилось лишь секунду. Но вот она прошла, и на месте моего удара пустое место. А тот, который этот удар на себя принял, лежал на земле метрах в двадцати от меня.

Судя по неглубокой рытвине, оставшейся длинной полосой на земле, он летел в воздухе метров десять, а следующие десять уже катился, и причём катился основательно. На его нагрудном доспехе зияла большая круглая вмятина.

Капающий дождь заглушил чей-то удивлённый вздох. Не важно чей: не хочу даже знать. Ясно, что все всё видели. В том числе и то, что такой задохлик как я только что одним ударом одолел паладина. Не хочу я смотреть в глаза здесь находящимся. Даже не так: не могу я в них смотреть.

Ноги сами понесли меня прочь. Куда? Да какая разница. Мне было всё равно. В мозгу лихорадочной юлой вертелась одна мысль: со мной что-то произошло, и это "что-то" пугает меня. Ведь неизвестное — оно всегда пугает, даже самых отъявленных мазахистов. А я и обычным никогда не был. Но на данный момент наилучшим решением мне казалось просто сбежать куда подальше.

Посторонние мысли всё же не помешали мне убедиться в том, что из этого мрачного города мы так и не ушли. Ну да ладно. Здесь пускай и жутко, но зато можно где угодно найти укромный уголок, в который я забьюсь и буду думать. Думать — единственная роскошь, которая у меня сейчас есть. И я ею пренебрегать не стану.

"Укромный уголок" нашёлся в первом же полуразрушенном домике. Хотя его никак укромным не назовёшь — проросшая тёмная трава, какой-то почти сгнивший стул рядом с маленьким круглым, не менее сгнившим столом просматривались сквозь неплохих размеров дыру в каменной стене — но в других домах было ещё хуже, так что особого выбора у меня не было.