Игумнов появился на банкете в Музее мадам Тюссо одним из последних.
Приглашенная публика обреталась вперемежку с восковыми копиями знаменитостей. Центральный выставочный зал был еще закрыт. Шварценеггер, Сталлоне…
—Привет, Игумнов…
От стоявших недвижно фигур одна качнулась навстречу, отделившись от манекенов. Пепельное, с закупоренными порами, нездоровое лицо. Непроходящая испарина на лбу. Варнава — в деловом блейзере, в дорогом, со смешными свиными рожицами галстуке — сделал шаг вперед.
—Ты вроде хотел с меня получить, мент?
Игумнов не нуждался в объяснении, тем более теперь, когда глава «Дромита» погиб, а Варнава опасается связывать себя с Фондом.
—У меня с тобой нет больше дел, Варнава! Я знаю, кто был с тобой… Костромской вор. Жид, и он же Афганец…
Варнава угрожающе выгнул растопыренные пальцы, опасную клешню карманника.
—Предупреждаю, не попадайся мне на глаза, мент! Увидишь случайно — переходи дорогу! Снова узнаю о тебе — найду и удушу. Этими руками…
Игумнов все это уже проходил в ментовке.
—Я подумаю о твоем предупреждении, Варнава. Обещаю. Сегодня же. В клозете!
Как и Рэмбо, он оставил уголовный розыск в одночасье, как и большинство профессионалов, попадавших между жерновами системы, заставлявшей укрывать преступления от учета, вместо того чтобы их раскрывать. Это обеспечивало никому не нужный высокий показатель раскрываемости преступлений, который к тому же все равно не публиковали ввиду его совершенно очевидной нереальности. Перед тем Игумнов потерял почти разом, е перерывом в полгода, и жену, и мать, единственных близких ему людей. Знавшие его думали, что он сопьется. Его обратное превращение было чисто случайным. Стоявший впереди в троллейбусе мужик развернул газету, и Игумнов прочитал поверх плеча: «Еще вчера ты носил форму и чувствовал мощную поддержку коллег. Сегодня ты снял погоны. Ты растерялся и пока не знаешь, где найти применение своему опыту и силам… Такой была и наша судьба. Мы ждем тебя. Присоединяйся к нам!»
Внизу был указан телефон охранно-сыскной ассоциации. Игумнов позвонил — ему предложили приехать. Рэмбо и он, бывший начальник розыска на транспорте, слышали друг о друге. Московский мир розыскников достаточно замкнут. Сразу нашли общих знакомых, общий язык. Игумнов рассказал о своих бедах.
— И ничего-ничего тебя не держит сейчас в Москве?
— Нет.
— Как у тебя с английским?
— В Академии вроде ничего шел. Был старостой кружка…
— Заграничный паспорт…
— Был где-то.
— Значит, так… — Рэмбо легко поднялся — вопреки весу. Игумнов тоже встал. — Завтра отдашь паспорт кадровику, он поедет в посольство за визой. Стажироваться будешьв Англии, в школе полиции в графстве Кент. Кодирование от запоев тоже завтра. Я плачу, потом отдашь. Все. Считай, что приступил к работе!
Игумнов глянул в сторону.
Официант с подносом, уставленным рюмками, поймав взгляд, со всех ног устремился к ним.
— Шампань? Водка? Джус?
— Джус.
Варнавин взял себе водки.
—Ты ведь с Самотеки… — Он тоже успел навести справки. — Запросто можешь встретить своего соседа — Калашникова…
Игумнова пытались элементарно припугнуть. Детектив вернул рюмку на поднос:
—Запомни, Варнава, что я тебе сейчас сказал. И знай: о том, что ты был вдвоем с Афганцем, в Москве уже известно. Пока, правда, только ассоциации «Лайнс». Все… Но ты можешь сделать, чтобы об этом забыли…
Варнава застыл с рюмкой:
— То есть?
— Тебя это ничем не свяжет. Все на джентльменском слове. К кому Афганец едет в Москву?
Ответ Игумнов не услышал. К ним приблизились англичане. Распорядители уже приглашали к столам.
Гала-банкет набирал силу.
Завязывание и поддержание деловых и дружеских связей с английскими коллегами входило в рамки задач поездки Игумнова в Лондон. Информационный центр ассоциации подпитывался отнюдь не одними данными открытой прессы. Существенное место в нем отводилось и взаимообмену интересующей информацией.
О частных сыщиках Запада и Америки в России было мало известно, несмотря на огромные тиражи детективных романов, на рекламу фильмов — более шумную, чем у голливудских кинозвезд, и более зловещую, чем у агентов ФБР, ЦРУ и КГБ. Единственная более или менее серьезная книга о них, изданная в бывшем СССР, носила характерное название — «Частный сыск на службе капитала».
Сотрудники «Лайнс-секьюрити», возвращаясь из заграничных поездок, составляли обычно подробные итоговые докладные записки.
Российские соседи Игумнова — бывшие сотрудники спецслужб — тоже интересовались закрытым для них прежде британским источником, именовавшимся «Пинкертон консалтинг энд инвестигейшн сервис».
Нэд отвечал обстоятельно.
Виктория, она же Вика, то и дело поправляла сползавшую с плеча отличительную розовую ленту, переводила с пятого на десятое.
—…Один банк, бывает, подвергают нападению и дважды, и трижды, другой — ни разу. Обычно в этом заслуга службы безопасности банка…
Англичане в этом разбирались. Первое ограбление банка на острове было зарегистрировано в середине девятнадцатого века. С тех пор Британская ассоциация банкиров объявляла ежегодную премию в пятнадцать тысяч фунтов любому гражданину за сообщение о предстоящем ограблении…
Слушая Нэда, Игумнов был постоянно настороже. Варнавин, сидящий за несколько столов впереди, рядом с восковыми персонажами времен Второй мировой, заметно нервничал, но по-прежнему не пропускал ни одного тоста.
Ориентируясь на известные им традиции, хозяева выставили перед каждым российским секьюрити большие бутылки водки, хотя новыерусские уже не пили по-черному…
Игумнов не упускал Варнаву из виду.
Мало ли что тому могло прийти в голову после щедрой английской халявы! Меньше всего Варнава ожидал, что о его встрече с Жидом станет известно на стороне. Его встреча с Михой в Лондоне замышлялась как мероприятие абсолютно конфиденциальное.
—Главное направление наших действий, — Нэд так и просидел весь вечер с одной рюмкой, — предотвращение нападений на офис… Например, создание затруднений для парковки машин нападающих непосредственно перед входом в банк. У нас запрещено служащим оказыватьсопротивление бандитам…
Вместо открытого противодействия, кассиры британских банков прибегали к уловкам, упрощали свою жизнь — устанавливали скрытую видеозапись, отгораживались щитами с объявлениями: «Стекла шумо— и пуленепробиваемы! Мы вас не слышим!»
О каких-то вещах англичане предпочли умолчать, но того, о чем они свободно рассказывали в школе полиции и на семинаре, было предостаточно.
Банкет продолжался уже несколько часов. Накал голосов в зале крепчал. Гала-банкет плавно перетекал в большую отечественную тусовку. Воспользовавшись моментом, Игумнов вышел из-за стола. Прошел вдоль помещения к дверям. Всюду у стен огромного зала группами и в одиночку толпились восковые знаменитости — деятели мировой истории, президенты, премьер-министры, полководцы… Россия, кроме традиционных Ленина и Сталина, представлена была еще Хрущевым, Горбачевым, Ельциным…
Варнавин не намерен был оставить его без внимания. Игумнов увидел его в нескольких шагах позади, в компании с Франклином Делано Рузвельтом, американским президентом сороковых. Обогнув дальний ряд столов, Игумнов повернул назад.
Участие уголовников в семинаре секьюрити было явной нелепицей. Объяснялось условиями приглашения, отличавшимися привычной Западу простотой и доступностью: «Шесть тысяч долларов… И вход открыт!»
Биографии участников в первую очередь должны были интересовать российские фирмы, оплатившие приезд. Устроителям и в голову не приходила возможность направления на семинар криминальных гостей. Банкиры и вместе с ними — бандиты и уголовники?! Новую российскую действительность в сфере охраны частного бизнеса сразу было никак не понять.
Игумнов вернулся к столу, чтобы услышать наивный вопрос, обращенный к Нэду одним из предпринимателей:
