– Алло?

На другом конце линии Михась успевает выкрикнуть всего одно слово:

– ОТКРОЙ!

Потом раздаётся ещё один взрыв.

В одних майках и трусах, успев натянуть лишь обувь, выскакиваем на улицу. Сон ещё не отпустил до конца, происходящее вокруг кажется нереальным кошмаром. Я добегаю до ворот первым. Краем сознания отмечаю зажёгшийся в доме свет – Женя тоже проснулся. Нет времени возиться с замком – выдёргиваю засов и распахиваю ворота настежь.

Первым вижу даже не Михася, а его машину. Белый «Митцубиши «, ещё два часа назад абсолютно новый, сейчас полностью разбит. Правое боковое зеркальце отбито начисто, левое болтается на проводах. Капот, бампер и оба крыла выглядят так, словно кто-то поработал над ними бейсбольной битой. В центре лобового стекла белый клубок стеклянного крошева, пускающий во все стороны паутину трещин. В центре клубка темнеет кровавое пятно.

Потом мой взгляд перекочёвывает к Михасю. Второй раз за ночь он на моём пороге, но теперь больше не улыбается.

На его лице ужас.

03:35

– МАКС, ЗАКРЫВАЙ! – Михась отпихивает меня в сторону и сам захлопывает ворота, но я успеваю заметить творящийся на улице хаос.

Горящие люди. Люди в огне, вот что я вижу.

Меня словно пронзает тысяча крохотных иголок. Язык прилипает к нёбу, в ногах появляется слабость. Я чувствую на плечах чьи-то холодные руки, и только спустя мгновение понимаю, что это Арт. Пятясь назад, я чуть не отдавил ему ноги. А может, в моих плечах он искал поддержки?

Ко мне возвращается слух. То, что он доносит до мозга, ввергает в ступор. Воздух переполняют человеческие голоса. Десятки, сотни голосов – я и не подозревал, что в нашем забытом богом микрорайоне живёт столько народу. Голоса молят о помощи, вопят от боли, проклинают от отчаяния. Но страшнее всех те, что служат прослойкой между ними. Словно отравленный крем в слоях «наполеона», эти звуки являют собой смесь рыка и визга живьём жаримого на электрическом стуле смертника. Звуки перемежаются безумным гиеновым хохотом. Пожалуй, так должен смеяться Сатана на комедиях Чарли Чаплина.

Мы поворачиваем головы в ту сторону, откуда гремели взрывы. Далеко на западе в небе пылает зарево пожара. Потом в ворота со стороны улицы врезается человеческое тело.

ББ-ОМ-М!

Зловещий гонговый звук и треск ломающихся под плотью костей приводят нас в чувство. Мы отшатываемся от вибрирующих ворот и отступаем вглубь двора.

Фонарь над тамбуром заливает всё тусклым жёлтым светом.

– Максим, что происходит?! – из дверей тамбура на меня смотрит перекошенное лицо брата.

Я слышу, как в глубине дома вопит благим матом бабушка.

– Пацаны, в дом! – командует Михась. – Быстрее! Быстрее!

Мы вваливаемся в тамбур, и Женя закрывает за нами дверь. Не разуваясь, ломимся на кухню. Бабушка уже здесь. В белой ночнушке, доходящей ей до колен, она напоминает карлика в шутовском наряде Пьеро.

– Максим! Максим! – повторяет она снова и снова. Кажется, это всё, что она может сказать. Глаза лезут из орбит, лишённая вставных зубов челюсть жуёт губы. – Максим!

Она совершенно не понимает, что происходит. Возможно, решила, что мы ввязались в драку, или что начался Армагеддон. Признаться, в вопросе осведомлённости я недалеко ушёл от неё.

– Ба, иди в комнату! – кричит на неё Женя.

– Максим! Максим!

– Я сказал, иди в комнату! Быстро!

По щекам старухи катятся слёзы. Женя почти силой выпихивает её из кухни.

– Юра! Юра! – теперь она зовёт моего отца. – Я позвоню Юре! Я сейчас позвоню Юре!

– Ба, всё нормально! – пытается угомонить её Женя. – Сейчас мы придём!

Из спальни доносится надрывный старушечий плач. Сквозь всхлипы я слышу, как она повторяет: «Война… война началась…»

Пока брат борется с бабушкой, мы пытаемся допросить Мишу. Но из этого мало что выходит. Мой друг в глубоком шоке. Впервые вижу его в таком состоянии… да что там, впервые вижу вообще кого-то в таком состоянии. И то, что доносят мои глаза до мозга, ужасает в не меньшей степени, чем то, что происходит сейчас на улице.

От моего внимания ускользает момент, когда Витос потрошит столовые ящики. Вижу его уже вооружённым – в обеих руках поблёскивают сталью длинные кухонные ножи.

Это выводит меня из ступора. Подбегаю к мойке и набираю стакан холодной воды. Первый залп летит в лицо Михасю, второй – в зелёную маску, в которую превратилось лицо Арта. Следуя моему примеру, Витос подсовывает голову под струю проточной воды.

Пацаны матерятся и фыркают, но я вижу, что вода пошла им на пользу. Недолго думая, плещу водой себе в лицо. Принимаю от Витоса нож с зазубренными краями и сразу передаю Мише.

Какое-никакое, но оружие в руке придаёт тому силы, и он наконец обретает дар речи.

03:50

– П…ц! – первое слово, что мы слышим от него за последние десять минут, и первое матерное слово, что я слышу от него за последний… месяц? А то и того больше.

В своей речи Михась старается избегать мата, и то, что он снова вернулся к нему, странным образом подбадривает меня.

В кухне появляется Женя. Даже не взглянув на нас, подбрасывает под себя стул и, запрыгнув сверху, достаёт с шифоньера в дальнем углу кухни старое зазубренное мачете. Давным-давно мачете купил на птичьем рынке отец, чтобы рубить осоку, он у нас заядлый рыбак. Сталь – полное дерьмо, там и сям уже прихвачено ржавчиной, но лезвие заточено отлично, и уж точно не хуже затупленных о сотни хлебных буханок ножей.

При виде мачете в руках брата по кухне прокатывается полувздох-полусмешок.

Что-то снова бьётся в ворота, и мы вздрагиваем. Бабушка в спальне принимается причитать.

– Михась, объясни, что происходит! – снова обращаюсь к Мише.

Тот кладёт руки мне на плечи, едва не выколов при этом глаз ножом, который сжимает в кулаке.

– Макс, – говорит он, стараясь сохранять в голосе твёрдость и пристально глядя мне в глаза, – пацаны, – обводит взглядом остальных, – я всё расскажу, но только позже. Сейчас… – его голос даёт слабину, – …сейчас нам надо пережить ночь…

Звучит страшно. Я оглушён услышанным. На задворках сознания различаю, как Женя бесконечно тянет: «Что-о? Что-о?».

Потом беру себя в руки:

– Хорошо. Понял. Объясни хотя бы, кого бояться.

Михась отходит на середину кухни, берёт со стола ещё один нож и вручает Арту. Последний нож достаётся мне от Витоса. Теперь мы все при оружии. А впрочем, хорошо бы добраться до сарая и достать парочку топоров.

– Всех, кто попытается прорваться в дом. Задерживаем их… задерживаем их любыми способами.

– Задер'живаем! – насмешливо вскрикивает Витос. – Мочим на фиг!

В моей голове уже прокручивается план обороны. Дом имеет три слабых места. Первое – спальня брата. Единственные два окна, выходящие на улицу, находятся именно там. На ночь их закрывают ставнями, но разъярённая толпа снимет их с петель, даже не потрудившись поискать щеколду. Второе – собственно, сами ворота. Третье – двор, в который незваные гости могут проникнуть через смежные участки. Заборы у нас из профнастила, символические.

– Так, – говорю я, – слушаем меня. Женя с Артом возьмут спальню. Михась, ты берёшь ворота. Карауль, и если что – зови нас. Мы с Витосом возьмём остальной участок и будем неподалёку. Если двор удержать не получится, баррикадируемся в доме.

Цех, как убежище, я даже не рассматриваю. Гипсокартонная коробка и хилая шпонированная дверь – не самая лучшая защита.

Друзья кивают.

– Убивайте всех, кто нападёт на вас, – напоследок говорю я.

Говорю серьёзно. Я готов убивать. Сейчас я почти верю в это.

– Убивать, – эхом отзывается Арт. Его лицо – камень, губы – тонкая нитка. – Да, убьём.

Никогда не замечал за ним признаков жестокости. Но сейчас он – не он. Все мы – не мы.