Такая жизнь окружала Эдит Уитлси. Событий не было. Ведь едва ли можно назвать событием то, что, когда Эдит уже минуло двадцать пять лет, ей пришлось сопровождать свою хозяйку в путешествие по Соединенным Штатам. Привычная колея жизни просто слегка изменила направление. Колея была все та же – гладкая, хорошо укатанная. Следуя этой колее, Эдит и ее хозяйка без малейших происшествий пересекли Атлантический океан на пароходе, который отнюдь не был суденышком, затерянным в морской пучине, а скорее многоэтажным отелем, покойно и быстро продвигавшимся вперед, подминая под свой гигантский корпус волны усмиренной стихии, похожей в своей унылой покорности на мельничную запруду. И на суше, по ту сторону океана, пролегала все та же колея – очень респектабельная, хорошо оборудованная, снабженная отелями на каждой остановке и отелями на колесах в промежутках между остановками.

В Чикаго, пока ее госпожа знакомилась с одной стороной жизни, Эдит знакомилась с другой, и, пожалуй, здесь она впервые обнаружила способность вступать в единоборство с неожиданным и выходить из этой борьбы победительницей. Покинув службу у своей госпожи, Эдит Уитлси стала Эдит Нелсон. Ганс Нелсон, эмигрант, швед по рождению и плотник по профессии, носил в душе то вечное беспокойство, которое гонит многих на поиски приключений. Это был крепкий, мускулистый человек. Недостаток воображения сочетался у него с колоссальной предприимчивостью, а сила его любви и преданности была под стать его физической силе.

– Поработаю как следует, поднакоплю деньжат и поеду в Колорадо, – сказал он Эдит на другой день после свадьбы. А год спустя они были в Колорадо, где Ганс Нелсон впервые увидел золотой прииск и пал жертвой золотой лихорадки. В погоне за золотом он пересек Южную и Северную Дакоту, Айдахо и Восточный Орегон и добрался до горных вершин Британской Колумбии. В пути и на привале Эдит Нелсон всегда была возле мужа, деля с ним его удачи, его лишения, его труд. Семенящую походку горожанки она сменила на свободный, широкий шаг жительницы гор. Она научилась смело смотреть опасности в глаза, избавившись навсегда от того панического страха, который порождается непониманием обстановки и превращает жителей городов в стадо глупых баранов, цепенеющих от ужаса и покорно ждущих своей судьбы или спасающихся бегством, давя друг друга и устилая путь трупами.

Эдит Нелсон сталкивалась с неожиданным на каждом повороте дороги, и взор ее привык различать впереди не только явное, но и скрытое. Эта женщина, никогда прежде не занимавшаяся стряпней, научилась ставить тесто без малейшей примеси дрожжей, солода или хмеля и выпекать хлеб на обыкновенной сковороде над костром. Когда же они съедали последний кусок сала и последнюю чашку муки, Эдит Нелсон и тут не теряла головы: из старых мокасин и обрывков сыромятной кожи она ухитрялась готовить некое подобие пищи, помогавшее им кое-как волочить ноги и поддерживать душу в теле. Она научилась не хуже мужчины навьючивать лошадь (задача, кстати сказать, непосильная для горожанина) и знала, каким узлом следует вязать ту или иную кладь. Она умела развести костер из сырых сучьев под проливным дождем, ни на минуту не потеряв при этом присутствия духа. Словом, Эдит Нелсон научилась с честью выходить из самых неожиданных положений. Но Великое Неожиданное еще ждало ее впереди, и ей предстояло помериться с ним силами.

Поток искателей золота устремлялся на север, в Аляску. И, как следовало ожидать, Ганс Нелсон и его жена попали в этот водоворот и очутились в Клондайке, Осень 1897 года застала их в Дайе, но у них не было денег, чтобы переправить снаряжение через Чилкутский перевал и спуститься вниз по реке к Доусону. Тогда Ганс Нелсон вернулся к своей прежней профессии и немало содействовал возведению золотоискательского поселка Скагуэй, словно из-под земли выросшего вдруг на пустом месте.

Ганс Нелсон застрял на самом краю земли обетованной, и всю зиму просторы Аляски манили его к себе. Бухта Лэтуйя манила особенно непреодолимо, и летом 1898 года супруги Нелсон уже пробирались вдоль извилистого берега в длинном сивашском каноэ. Кроме них, в лодке было трое белых и несколько индейцев. Индейцы высадили их на берег в уединенном заливе, в сотне миль от бухты Лэтуйи, выгрузили снаряжение И возвратились в Скагуэй, но трое мужчин остались с Нелсонами, так как все они были теперь членами одной золотоискательской партии. Каждый в равной доле участвовал в расходах, и добычу решено было поделить поровну. Эдит Нелсон исполняла обязанности поварихи и могла принять участие в дележе наравне с мужчинами.

Для начала нарубили елей и построили хижину, перегородив ее на три комнаты. Вести хозяйство должна была Эдит Нелсон. Мужчины должны были искать золото, что они и делали, и находить его, что они тоже делали. Впрочем, добыча оказалась не так уж велика: они напали на небольшую россыпь, и день упорного тяжелого труда приносил каждому от пятнадцати до двадцати долларов. Короткое лето Аляски длилось в этом году дольше обычного, и золотоискатели все откладывали свое возвращение в Скагуэй, а потом возвращаться было уже поздно. Сначала они договорились с индейцами, которые каждую осень отправлялись вдоль побережья со своими товарами. Сиваши ждали белых людей до последней минуты, а потом уплыли одни. Теперь не оставалось ничего другого, как снова ждать подходящего случая. Тем временем прииск был выработан и сделан запас дров на зиму.

Бабье лето все длилось и длилось, а затем под вой и свист метели на Аляску ворвалась зима. Она подкралась однажды ночью, а когда поутру золотоискатели проснулись, за окнами завывал ветер, мела поземка и в лужах замерзла вода. Буран сменялся бураном, а в промежутках между ними воцарялась тишина, нарушавшаяся лишь шумом прибоя на пустынном берегу, где кромкой белого инея оседала на песок морская соль.

В хижине дела шли неплохо. Золота нарыто было на восемь тысяч долларов, и старателям не приходилось жаловаться. Мужчины соорудили себе лыжи, ходили на охоту и пополняли запасы кладовой свежим мясом, а вечера коротали за нескончаемыми партиями в вист или в педро.

Когда работы на прииске прекратились, Эдит Нелсон возложила топку печей и мытье посуды на мужчин, а сама штопала им носки и латала одежду.

В маленькой хижине не слышно было ни ссор, ни мелочных пререканий, ни жалоб, и обитатели ее нередко говорили друг другу, что им повезло. Ганс Нелсон был человек добродушный и покладистый, а Эдит с первого дня их знакомства неизменно вызывала в нем восторг своим умением уживаться с людьми. Харки, худой, долговязый техасец, отличался удивительной незлобивостью, несмотря на свой замкнутый и молчаливый характер. Он свято верил в то, что золото под землей непрерывно растет, и, пока никто не пытался этого оспаривать, вел себя вполне сносно. Четвертый обитатель хижины, Майкл Деннин, своим ирландским юмором немало способствовал всеобщей бодрости и веселью. Это был рослый детина, могучего сложения, склонный к внезапным вспышкам гнева по самому пустячному поводу, но никогда не терявший присутствия духа в тяжелую минуту. Пятый, и последний, Дэтчи, был, как говорится, душой общества. Он охотно позволял над собой подтрунивать и готов был на все, лишь бы повеселить компанию. Казалось, целью своей жизни он поставил смешить людей. Ни одна сколько-нибудь серьезная размолвка не омрачала мира, царившего в хижине. За недолгое северное лето каждый из золотоискателей сделался обладателем тысячи шестисот долларов, и чувство довольства и благополучия не покидало их.

А затем пришло Неожиданное. Они только что сели завтракать. Было уже восемь часов (с прекращением работ на прииске к завтраку стали собираться позднее), но на столе еще горела свеча, вставленная в горлышко бутылки. Эдит и Ганс сидели друг против друга. Между ними, спиной к двери, поместились Харки и Дэтчи. Место напротив было свободно. Деннин еще не пришел, Ганс Нелсон взглянул на пустой стул, покачал головой и сказал, неуклюже пытаясь сострить: