Лексический каламбур может быть осложнен введением авторского неологизма — действительно нового слова, окказионализма, подходящего и употребленного только в данном случае, — или же приданием нового значения существующему слову на основе лишь близости созвучий. Ел. Благинина пишет, что К. Чуковскому «очень нравились такие шутки, как «бабарельеф» (о толстых женщинах), «вьюбчивый человек», «снобыт», «дре-б&деньги», «противозажиточные средства», ..«Кот кончил высшее техническое урчилище», «Делаю кошке Чосер, а
1 Там же, с. 162.
2 Сб. «Адская машина». М.: Сов: писатель, 1963, с. 154.
3 ЛГ, 17.ХП.1975.
296
она отвечает Муром»..' Все это совершенно непереводимо— слова сочинены на основе реально существующих, и вся соль каламбуров — в остроумном стечении значений последних с приобретенными в результате изменения их форм. Для переводчика выход здесь только в подстановках, т. е. в сочинении других слов, независимо от их содержания приспособленных к контексту.
Иногда возможны переводы кальками, например, в приписываемом Пушкину каламбуре: «—А, понимаю,— смеясь заметил Пушкин, — точно есть разница: я молокосос, как вы говорите, а вы виносос, как я говорю»2. Такого красочного слова — «молокосос» — в болгарском языке нет, но есть ФЕ, аналогичная рус. «молоко на губах не обсохло!» — «мирише му устата на мляко» (т. е. рот пахнет молоком), где для каламбурных целей достаточно переменить «молоко» на «вино». На немецкий можно перевести ближе — переиграв Milchbart на Weinbart.
Но калькой трудно перевести, допустим, глагол зачертить, сочиненный Чеховым от «черт» в значении «зачастить»: «Накануне свадьбы (черт зачертил именно с этого времени) капитан Кадыкин позвал к себе в кабинет Лы-сова..» («Отрава») 3.В болгарском переводе можно сыграть на слове дявол ( = черт) и дяволия ( = плутовство): «(дяволът зачести с дяволиите си..)», но отсутствие чеховской лаконичности, конечно, не отнесешь к достоинствам такого перевода.
К авторским неологизмам можно отнести и множество сочиненных писателем антонимов, которые мы рассмотрим ниже.
К наиболее трудно переводимым на многие языки следует отнести такие каламбуры, в которых обыгрываются языковые средства, отсутствующие в этих языках, например, авторский неологизм на основе глаголов движения: «..у церквей в полдень выстраиваются вереницы автомашин, означая, что прихожане, которых впору называть приезжанами, явились откупиться от нестрогого и очень практичного американского бога»4. Трудность здесь двоякая: происхождение «прихода», «прихожанина» от глагола «ходить» (чего нет ни в одном из зна-
1 Воспоминания о Корнее Чуковском. М.: Сов. писатель, 1977, с. 140.
2Горчаков В. П. Выдержки из дневника об А. С. Пушкине (цит. по Е. П. X о д а к о в о и. Употребление каламбуров в речи русского общества начала XIX века. — PP. 1973, № 5, с. 155).
3 Ч е х о в А. П. Собр. соч. Т. 4, с. 28.
4Кондрашов С. Н. Свидание с Калифорнией, с. 268—269.
297
Кбмых нам языкбв) и прбтйвбпоставлёнйе гМгоЛбв «Хб-"<
дить» пешком и «ездить» на машине, тоже не представ-*
ленное четко во многих языках. ;
2. Об «омонимическом каламбуре» (в отличие от построенного на многозначности) можно говорить в тех случаях, когда не существует (или оборвана) семантическая связь между значениями омонимов (паронимов), связь, которую автор теми или иными средствами намеренно создает (или восстанавливает) для данного текста.
При многозначности, в особенности если одно из значений — переносное, можно все же рассчитывать на существование аналогичной связи и в ПЯ, в то время как при омонимии такая связь, если не исключена, то чрезвычайно редка и принимать ее в расчет при переводе, разумеется, нельзя.
Здесь не идет речь о самостоятельных каламбурах ти
па «Осип охрип, а Архип осип», в принципе совершенно
непереводимых, которые основаны на одном лишь созву
чии; о значениях и связи значений там говорить не при
ходится. Нас интересует, стало быть, скорее «"игра значе
ний», скрепленная омонимией. :
Например, ни в одном ПЯ нельзя ожидать наличия связи между водоплавающей птицей и ложным слухом (утка) или деревом и фальшивкой (липа). Поэтому переводят обычно «по смыслу», т. е. передают только.семантическое содержание, причем исчезает игра слов; в лучшем случае сохраняется антонимия, а этого недостаточно, чтобы был каламбур. Стало быть, нужна замена. Например, фальшивка переводится фр. faux, омонимическим значением которого является «коса»; это уже могло бы явиться основой для нового каламбура.
Методика перевода таких каламбуров ярко продемон
стрирована у Н. Демуровой, переводчицы «Алисы в стра
не чудес». • , • ;
"There is the tree in the middle," said the Rose. "What
else is it good for?" ; ;
"And what could it do, if any danger came?" Alice ask
ed. ......
"It could balk," said the Rose. : • •
"It says 'Bough-wough'," cried a Daisy. "That's Why its-
branches are called boughs." '
:<Увы, по-русски никак не удается .связать воедино'
298
«ветки» и «лай»', — отмечает переводчица и приступает к поиску. Исходя из основного смысла авторского текста, она перебирает сначала все возможные, близкие и далекие, соответствия и синонимы обоих значений, в том числе по линии родо-видовых отношений, ищет фонетические совпадения, пока не обнаруживает две такие единицы, которые можно использовать для построения в переводе каламбура, напоминающего авторский. Многие породы деревьев «давали возможность для игры. Вяз, например, мог бы «вязать» обидчиков, граб мог бы сам «грабить».. В конце концов я остановилась на дубе (разрядка наша — авт.) — он вел себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья»2, и мог, в случае надобности, отдг/басить кого следует.
Иногда перевод омонимичного каламбура несколько облегчается родственной близостью ПЯ и ИЯ. У В. Оче-ретина в «Саламандре» мы находим такой «двухступенчатый» каламбур: «В цехе' стахановец, за цехом стакан Овец (разрядка наша — авт.) ели: две нормы на работе, а потом свинья в болоте»3. Болгарский перевод сделан совершенно'дословно, и в некоторой степени это оправдано: во-первых, реалией стахановец, транскрибируемой на любой язык, и во-вторых, наличием в болгарском языке слова стакан, правда,- русизма, правда'; сравнительно редкого, но все же понятного, фигурирующего в словарях. Каламбур несколько потускнел из-за лишней сноски (у болгарского поэта Хр. Смирненского стакан находим именно в этом «хмельном» значении: «..стари пияницы изпразват стакан след стакан»), из-за плохой рифмы во второй половине фразы («работа»-— «блатото»), но все же получился; В другом примере: «Даже на свежем воздухе нет того свежего воздуха. Сейчас всюду этот — как он называется? — смог... Вдохнул, сколько смог, и на том спасибо...»4 (Разрядка наша — авт.) Смог можно считать английской национальной реалией, приобретшей почти интернациональный характер, а болгарский глагол жойо —одного корня с рус. мочь; эти элементы годятся для построения каламбура: «поема, колкотомога без смога», или «вдишам без смога, ако м о г а» или что-нибудь в этом роде.