На минуту я задержалась у двери. Сейчас Шейла и Лэрри подходили к тому уголку сада, где рябина изогнула ветки под тяжестью еще незрелых ягод над маленькой клумбой. Внезапный ветерок поднял ветку и, казалось, что прутики, будто руки, достали до светлых локонов Шейлы. Во мне поднялась паника, когда я вспомнила, как Рикки неотрывно смотрел вниз из окна маленькой спальни, пребывая в трансе. И еще тот момент, когда его голос, грубый и резкий, заставил меня замереть с полотенцем в руках, которое я пыталась сорвать с веток, а я обернулась и увидела, что все трое: Рикки, Марион и Стивен — напряженно уставились на меня, будто каменные.
Колдовское дерево, говорит книга. Я поборола в себе нелепый импульс крикнуть: «Отойдите!» Шейла беззаботно отвела веточку, отошла, смеясь, и Лэрри рядом с ней.
— Как насчет того, чтобы вернуться в тот городок, что мы проехали? Кажется, в нем теплится жизнь. Тебе хотелось, чтобы мы познакомились с родственниками Рикки, но попозже, так ведь?
Знакомство Лэрри и Шейлы с Марион и Стивеном явно не стало важным событием. Обе стороны были очень осторожны. Лэрри и Шейла восприняли это как обязанность. Марион и Стивен задавали вежливые вопросы.
— Значит, вы собираетесь домой послезавтра?
В ответ на оправдание Шейлы: «Лэрри надо на работу. Нет, я не знаю, когда мы еще приедем сюда», — Марион поспешила заверить ее: «Конечно, сюда так долго добираться. Ни о чем не беспокойтесь. Уход за беременными здесь очень хороший, а мы со Стивеном полюбили Лорну, мы проследим за ней». Она заговорщицки мне улыбнулась.
В небольшом смущении я тоже улыбнулась ей. Было приятно, что Марион старается помочь Шейле избавиться от чувства вины, и я знала, что ценю ее дружбу и поддержку, но за всю предыдущую жизнь я так устала от постоянной эмоциональной раздвоенности между отцом и Шейлой! Мне не хотелось начинать никаких конфликтов по вопросу преданности между Марион и моей матерью.
— Могу еще что-нибудь вам предложить? — Марион встала.
Легкое удивление волной пробежало во мне. Казалось, будто оценив ситуацию и узнав мнение Шейлы по нужному вопросу. Марион хотелось закончить посещение. Я отбросила эту мысль. Возможно, у них есть планы на сегодня.
Лэрри с готовностью вскочил с места:
— Нет. Думаю, нам пора двигать. Спасибо за чай.
— Скоро увидимся. — Марион на секунду задержала мою руку.
— Забавная пара, — сказала Шейла. — Я бы не смогла жить с такой свитой. Тоскливо.
Шейла и Лэрри уехали. Обняв меня в последний раз, к моему удивлению, Шейла смахнула слезу. Я тоже обняла ее в приступе любви.
— Пиши мне, любовь моя, — сказала она. — Я не люблю писать, но постараюсь.
Я тепло ее поцеловала. Мне хотелось сказать ей что-нибудь значительное, но Лэрри подставил мне свое покрытое щетиной лицо для поцелуя.
— Пора ехать, девочка. Будь осторожна. Пойдем же, Шейл!
Тогда жизнь была чудесна. Я звонила Рикки каждый день, или он мне. Он убедился перед отъездом, что на новой квартире есть телефон. У нас было о чем поговорить: чем он занимается, чем я занимаюсь.
— Ты бы не тратишь много, — ворчал он с притворной строгостью.
— Тебе же хочется вернуться в красивый дом? — парировала я. — И следи за грамматикой, скоро ты будешь преподавать язык. Нужно говорить «не тратила бы», а я и не трачу, а если и трачу, то не так уж много. Завтра я собираюсь на распродажу. Может, найду что-нибудь по низкой цене.
Я улыбнулась про себя: пока он был во Франции, даже за такой промежуток времени, его английский снова становился шероховатым.
— Ты осторожна? — в голосе звучала забота.
— Конечно. Каждую среду хожу на осмотр, но все хорошо. — Я и правда себя хорошо чувствовала.
Стояло бабье лето, чудесное и приятное. Жаль, что Рикки сейчас нет, но впереди столько будет таких дней. Я счастливо играла в обустройство дома. Марион заботилась обо мне, как наседка. Казалось, она постоянно висела на телефоне.
— Да, они уверены, что я рожу в первую неделю января, — сказала я ей в сотый раз. Казалось, ее неотвязно преследовала и мучила намеченная дата родов. — Не беспокойтесь, — успокаивала я. — У меня самочувствие хорошее.
— Какая замечательная погода, — сказала я однажды, когда Марион позвонила в очередной раз. — Думаю съездить на пляж и заглянуть в коттедж. Когда Рикки вернется, нам нужно кое-что взять оттуда для квартиры. Надо бы еще раз посмотреть.
— Прекрасно. Там и увидимся.
— Хорошо. Около трех.
Я прихватила несколько сэндвичей. Устроившись на скале, я смотрела на море, где в далекой дымке мелькали белые чайки. Было так тихо, так приятно, так восхитительно тепло. Гуляли здесь Рикки с тетей Эммой вот в такой день? Нет, его отрывочные воспоминания хранят только холодные ветры, серость. Наверное, это было неудачное время года. Тетя Эмма… я бросила крошки хлеба чайкам, ищущим пищу, и тяжело поднялась, обхватив руками живот. Мои движения стали неловкими. Важно было сделать то, что я запланировала, как можно скорее. Я взглянула на небо. Хоть оно и прекрасно, но скоро октябрьское солнце вновь закатится на западе, а мне в коттедж хотелось бы попасть засветло.
Да, тетя Эмма! Я умышленно старалась думать о ней объективно. Старая дама, которая жила здесь, а сейчас ее уже нет, умерла.
Коттедж выглядел умиротворенно и добродушно, как спокойная и сдержанная старушка. Одинокая и немного грустная, возможно, из-за того, что большинство отдыхающих уже уехали, и летние домики пусты, хотя я заметила, что соседские окна открыты.
Я отбросила эти выдумки с улыбкой. Последний оставшийся житель, тетя Эмма была бы рада видеть, как они уезжают и оставляют ее в покое. Я открыла дверь, и мне в лицо ударил застоявшийся запах лета. Надо открыть окна.
На минуту я застыла в тишине. Нет, здесь никого не было, это просто старый коттедж. Я расслабилась. Да, этот кухонный шкаф прекрасно впишется в нишу, которую мы отвели под столовую. Руки зачесались от желания начистить шкаф, пока он не заблестит своей красотой. Я пошла наверх. А этот сундук! Секунду я стояла и рассматривала его. Подняв крышку, сморщила нос от запаха нафталина, поднимавшегося со сложенного белья.
Если бы Рикки смог перетащить его в квартиру, он был бы нам полезен. Возможно, когда приедет Марион, мы смогли бы стащить сундук вниз, а позже, в один из дней я бы вернулась и разобрала бы вещи, проветрила бы то, что можно сохранить (в чем я сомневаюсь), в саду. Все это необходимо сделать поскорей, такая погода долго не продержится.
Я вышла в сад. Как грустно и заброшенно выглядят сады осенью. Мне нравится это время года, его зрелое богатство. Сердце прыгало от детской радости при виде согнутого от тяжести грушевого дерева. Хорошо бы сорвать несколько. Не хотелось бы их выбрасывать.
В неподвижном воздухе хрустнула веточка, и сердце подпрыгнуло. Марион уже здесь! Но нет, кто-то со стороны хрустел. Над изгородью показалось лицо девушки.
Нет, не незнакомка. Кэрол, девушка, с которой я беседовала в то утро, когда мне нужно было узнать дорогу к магазину. Она здесь была со своим дружком, вспомнилось мне.
— Привет, — сказала она. — Я увидела твою машину.
— Привет, — отозвалась я. — Хочешь груш? Перелезай сюда.
— Мы поменяемся, у тетки есть яблоки.
Никаких дружков, усекла я, так как здесь тетя. Она продралась сквозь изгородь, стряхивая веточки с волос.
— Я принесу корзину. Может, смогу нагнуть для тебя ветки.
Она с сомнением окинула меня взглядом:
— Как скоро будет прибавление?
— Еще в пути, — рассмеялась я. Казалось, это всеобщая проблема.
— Ты только смотри, — продолжала Кэрол. — Я позову тетю Джин.
Тетя с приличием обошла изгородь и вошла в ворота. Крепкая, привычная к труду деревенская женщина с голубыми сияющими глазами на розовом лице.
— Привет, — поздоровалась она. — Я — Джин. Кэрол уже давно зарится на эти груши.
— Она могла бы прийти сюда и сорвать, сколько ей надо, — заверила я.
— Думаю, Кэрол так хорошо помнит, как их гоняли из этого сада, что даже не пытается залезть сюда. — Джин рассмеялась, и морщинки у глаз побежали вверх. — Вы здесь просто стойте и держите корзину. Кэрол взберется на дерево, а я буду ловить груши.