«партийных чисток» в СССР. В то же время дипломатическое представительство отдавало себе отчет в том, что «если мы откажемся принять относительно большое число людей, предназначенных к высылке (из
СССР. — А. В.), то нельзя исключать того, что это вызовет у занимающихся этим советских учреждений
неудовольствие, которое, в свою очередь, может оказать негативное воздействие на дальнейший ход
кампании по высылке»310. Кроме того, сотрудники посольства были вынуждены реагировать на
многочисленные запросы родственников, пытавшихся выяснить судьбу близких, уехавших в Советский
Союз.
На практике отношение к лицам, принявшим советское гражданство, было весьма избирательным. Эльзе
Вебер, исключенной из КПГ за связь с арестованным мужем, было отказано в возвращении германского
подданства, а ее детям паспорта выдали без особых проблем. Однако они отказались ехать в Германию без
матери, а с полученными паспортами пошли в ОВИР, чтобы получить вид на жительство уже как
иностранцы. В милиции немецкие паспорта были отобраны, так как вначале следовало выйти из советского
гражданства (Эльза и ее муж стали гражданами СССР). Хождения в посольство и попытки выехать всем
вместе продолжались до начала войны, мать и дети были арестованы и в 1941 г. приговорены к расстрелу.
В годы временного потепления советско-германских отношений посольство активизировало поиск
германских подданных. Для этого из Берлина прибыло несколько дипломатов, в том числе Эрих Цех-лин и
Виктор Эйзенгардт, давшие после 1945 г. подробные показания о своей деятельности311. Они вновь ставили
вопрос о поиске арестованных немцев, по которым ранее посольство получало негативные ответы. Теперь
ситуация изменилась с точностью до наоборот — учетные отделы органов НКВД сами направляли запросы в
лагеря, чтобы выяснить, нет ли там германских подданных. Сомнительные случаи (например, если
политэмигранты прибыли в страну по подложным
310 См. Schreiben von Werner von Tippeiskirch, Geschaeftsfuehrer der deutschen Botschaft in Moskau, vom 27.12.1939 ueber die Ausweisung von 61 Personen aus der SU (Peter Erler. Ein Dokument ueber die Ausweisung deutscher GULag-Haeftlinge aus der Sowjetunion // Horch und Guck. 1993. H. 5. S. 42).
311 Эйзенгардт показывал, что при его прямом содействии за период с марта 1940 г. из СССР выехало более 300 немецких
граждан, приговоренных Особым совещанием к высылке (Тайны дипломатии Третьего рейха. С. 502, 545).
180
паспортам и не имели доказательств своего гражданства) трактовались в пользу высылки.
Процедура пересмотра дел шла через ОСО, которое принимало решение об изменении приговора. Если
обвиняемый получил приговор по суду, его пересматривала коллегия Верховного суда — в мелочах
советская юстиция была весьма дотошной!312 В отличие от 1937 г. германских подданных собирали в
специальных камерах московских тюрем, откармливали и приодевали. К тем, кто ждал высылки, приходил
специальный уполномоченный наркома внутренних дел, выслушивал их жалобы на условия содержания.
Генрих Шульмайер не попал в «немецкий этап» со своими товарищами — в дни его отправки из
Норильского лагеря он лежал в лазарете при смерти, с обмороженными ногами. Руководство лагеря на-
стаивало на отправке «доходяги» на большую землю любой ценой, но лагерный врач проявил мужество,
проигнорировав предписание начальства: «Примите все меры, чтобы его быстро вылечить». Больного не
отправили на носилках с начинавшейся гангреной, что означало бы верную смерть. В лагере ему
ампутировали пальцы левой ноги, и уже в Бутырской тюрьме продолжили лечение — вплоть до высылки в
январе 1941 г.
И для Шульмейера, и для многих других выходцев из Германии это было спасение — хотя на другой стороне
пограничной реки Буг их не ждал санаторий. Многим пришлось пережить допросы в гестапо, далеко не всех
после этого отпускали на волю. Врач Зигфрид Гильде попал в концлагерь на территории Польши, Ганс Блох
умер в Дюссельдорфской тюрьме в 1942 г., Эрнст Фабиш погиб в Освенциме годом позже. Этот список
можно было бы продолжить, достоверные данные о дальнейшей судьбе высланных имеются лишь по
политической эмиграции313.
При содействии дипломатов в 1939-1941 гг. смогли выехать на родину несколько десятков жен и детей
репрессированных германских граждан. Среди них жены отца и сына Бюренов, расстрелянных
312 Курт Койтц был приговорен к 10 годам ИТ Л Спецколлегией Мосгорсуда 10 октября 1937 г. На свидании с ним неоднократно
настаивало германское посольство. В апреле 1940 Верховный суд заменил этот приговор высылкой за пределы СССР. То же
самое произошло с Гансом Эдуардом Драхом, работавшим до ареста режиссером театра в Республике немцев Поволжья. Он был
приговорен ВКВС к 10 годам, но по протесту прокурора СССР 9 января 1940 г. выслан со следующей мотивировкой: «Считать
нецелесообразным применение к Драх тюремного заключения».
313 В книге Шафранека приводятся краткие биографии 192 немецких и 113 австрийских антифашистов, высланных из СССР в
1937-1941 гг. (Schafranek Н. Op. cit. S. 124-165).
181
в Бутово. Через посольство немцы — заключенные ГУЛАГа получали деньги и посылки от своих родных из
Германии, что вызывало возмущение представительства КПГ, требовавшего закрыть этот канал
антисоветского влияния. Последний эпизод, связанный с деятельностью посольства и нашедший свое
отражение в изученных АСД, датирован 22 июня 1941 г. После объявления войны дипломаты устроили
раздачу остававшихся у них советских денег тем женщинам, которые поддерживали связь с посольством,
рассчитывая на то, что таким образом им удастся выехать в Германию314.
Глава 11
ПЕРЕСМОТР ДЕЛ, РЕАБИЛИТАЦИЯ 1. Оправдание и освобождение
«Обвинительный уклон был присущ чекистам всегда и всемерно поощрялся руководством "органов", поэтому освобождение арестованного за недоказанностью обвинения ложилось настоящим пятном на всех
причастных к делу»315. Это утверждение вдвойне справедливо для эпохи массовых репрессий, когда сбор
доказательств обвинения превратился в пустую формальность. Тем больший интерес вызывают
следственные дела, завершившиеся освобождением немцев. Из 720 изученных АСД таковых 44, из них
только в семи случаях обвиняемые были освобождены до ноября 1938 г.
Следует делать различие между лицами, получившими оправдательный приговор, и освобожденными по
решению руководства УНКВД МО или прокуратуры. Оправдано было всего четверо, трое по приговору
Военного трибунала, и один, Эрнст Гельвиг, — Мосгорсуда. Еще девять человек были освобождены в
процессе пересмотра обвинительного приговора, остальные — на этапе следствия. Узость выборки не дает
возможности сделать определенные выводы о динамике освобождений. Карола Тышлер пишет о двух пиках
этого процесса — с декабря 1938 по апрель 1939 г. и с ноября 1939 по март 1940 г., хотя и не предлагает
статистических данных316. Наша база данных подтверждает справедливость второго пика: на него
Анна Марек, жена шуцбундовца, уехавшего в Германию в 1940 г., получила 22 июня в посольстве 2500 рублей. Ее арестовали в
ту же ночь и приговорили к расстрелу, хотя у нее на руках было двое маленьких детей. Позже приговор заменили на 10 лет
лагерей, так как Анна была беременна (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 38574).
315 Тепляков А. Г. Указ. соч. С. 255.
316 Tischler С. Op. cit. S. 157.
182
приходятся 19 случаев из дел, попавших в базу данных (на первый пик — только три).
Как и в случае с тяжестью приговора, попытки обнаружить какую-то логику в следственных делах,