— Ваша улыбка пугает, Кастро Алвес, настолько она печальна...

И его глаза, такие черные и глубокие, иные, чем

103

обычно, в этот вечер. В них нет лучистости, которая их всегда освещает. Они сухи,

эти грустные глаза, не умеющие плакать. Он -встает. Входит доктор Луис. У Синьи

103

влажные тлаза. Кастро Алвес целует ее маленькую ручку, прощается с врачом и уходит

в ночной мрак.

Синья Лопес пытается подобрать на рояле мелодию песни. Но не может, рыдание

вырывается из ее груди. Доктор Луис подходит к дочери, гладит ее нежную головку.

— Ты печалишься потому, что он не говорил тебе о любви?

Синья Лопес дос Анжос смотрит на отца глазами, из которых слезы бегут так же,

как уличный туман струится по стеклу окна.

— Я плачу потому, что он грустен. Никто не имеет права печалить его... В

особенности тот, кто заслужил его любовь...

И она смотрит на улицу, где он исчез. Она знает, что Кастро Алвес не придет к ней,

но все же плачет о его горе, о любви, которую он потерял, Ей жалко его, беднягу!

* # *

Подруга, дай мне рассказать тебе о горестях любви. Когда слезы высыхают в глазах\

жизнь высыхает в сердце. В один прекрасный день приходит она, любимая,

единственная, бесповоротно избранная на сегодня и навсегда, та, которую мы ищем в

образе и в сердце других женщин. Она приходит и завладевает всей нашей жизнью.

Мы живем только ради нее, грезим ее грезами, страдаем ее маленькими страданиями,

улыбаемся ее улыбкою, радуемся ее радостью. В нашем голосе появляются

хрустальные звуки счастливого смеха, ночи становятся прекрасными, и весна длится

круглый год. Она музыка и поэзия, мечта и действительность, приключение и

путешествие — все вместе. И вот настает день, когда она уходит к другому. Возможно,

она уходит с мягкой, дружелюбной улыбкой, мимоходом говоря, что будет ждать дома,

в гнездышке, где расцветает наша лю

104

бовь. Но ее мягкая улыбка равносильна предательскому удару кинжалом в спину.

Прощальному поцелую научил ее иуда — ее ожидает другой.

И вот настает день, когда мы это обнаруживаем. День — самый несчастный из всех

дней. Мы еще полны ею, полны всем тем хорошим и большим, что она для нас

представляла. Мы еще не можем поставить ее на то место, которое она сама избрала

для себя. Но действительность любимой женщины убога. А то, что мы видим в ней, это

лишь мечта, которую мы сами создали и которую невозможно вырвать из сердца.

Высыхают слезы на глазах, высыхает жизнь в сердце. Сегодня она для нас ужасная

очевидность, завтра она будет самой трагичной из теней. Но в увядшем сердце

возлюбленного никогда не расцветет радость, на омраченном грустью лице никогда не

появится веселой улыбки. И каждый день он будет горестно ожидать, что она вернется,

но то будет не действительность, которая уже ушла, а мечта, которая тоже уже

разбилась. Самая сильная любовь хрупка, как тончайший хрусталь, подруга. И горест-

ны дни тех, кто любил и потерял свою любовь, ибо они знают, что никогда больше не

обретут ее снова. Любимая женщина не встречается дважды. Она приходит, мы узнаем

ее и отдаем себя целиком. Она уходит, и с ней уходит наша жизнь. И даже воспомина-

ние о ней — трагическая радость. Так будет и если ты уйдешь, подруга. Так было и с

Кастро Алвесом, когда от него ушла Эужения.

Он уже раньше чувствовал, что между ними что-то порвалось, что кончилась

прежняя любовная близость, что под напускной веселостью, под неистовством ласк

она что-то от него скрывает. Между ними возникла какая-то отчужденность. Иногда у

нее на лице появлялась тревога, а когда он смотрел ей в глаза, то видел в них уже не

любовь, а скорее сострадание или угрызения совести. Она считала его великим и

добрым, красивым и мужественным, так почему же она изменила ему? Слишком

соблазни

104

104

тельной, видимо, была для нее жизнь на улицах и в театрах, в роскоши и комфорте.

Когда она находилась с ним, слышала его голос, чувствовала биение его сердца, ее

охватывало бесконечное презрение к себе. Почему же она ему изменила, ведь ей было

хорошо с ним, ведь никто другой не был таким, как он? Да, хорошо, но когда она была

не рядом с ним, то легко поддавалась впечатлению, которое производила на мужчин, не

могла устоять против их ухаживаний, комплиментов, против золота, против шумного

веселья. Блеск роскоши слепил ей глаза, хохот веселья заглушал в ее ушах голос поэта.

Она смотрела на него, и глаза ее наполнялись тоской, — как могла она его

обмануть, его, который никогда не лгал ей? Кастро Алвес чувствовал, что между ними

что-то порвалось. Стал подозрителен, подчас жесток, но по-прежнему был искренним.

А она, видя, что печальная истина скоро раскроется, скрывала ее под покровом

негодования, обвинений в его адрес, вымыслов, мелких ссор. Эти конфликты стали

ежедневными, в них Эужения искала защиту от ужаса и страха, которые, как она

видела, читались в его глазах. И они увязали в ссорах, тянулись бесконечно тягостные

дни. Ссоры лишали поэта возможности творить, погружали его в нервное и подавлен-

ное состояние и вызывали слезы у Эужении, когда она оставалась наедине сама с

собой.

Но достаточно было ей улыбнуться, прийти домой веселой (возможно, это были

остатки радости от ласк другого), и, снова попадая в атмосферу любви, он

воодушевлялся, писал ей стихи. Однажды вечером, когда она была такой, как в первое

время в Ресифе, он сочинил для нее одно из самых нежных своих стихотворений:

С тобой мы в мире тишины и тени; Едва мррц^ет трепетный ночник. О, дай мне

целовать твои колени И позабыть: то вечность или миг!

О женщина моей любви! На лоне Твоем в блаженство был я погружен.

12 Жоржи Амаду

105

И слаще райских песен и гармоний Звучали поцелуй, и вздох, и стон!

«Женщина моей любви» называл он Эужению. Он полагал, что не только чувства,

но и душа любимой приходила в волнение от соприкосновения с его любовью.

В эти часы, когда он не видел печали на ее лице, она по-прежнему казалась ему и

возлюбленной и женою. Он не знал, что, когда Эужения «смеется, вздыхает, рыдает,

томится и плачет», сердце ее не принимает участия во всех этих переживаниях.

Однажды он нашел ее спящей в гамаке, она выглядела беспомощной, и это

совершенно преобразило ее. Он увидел ее невинной девочкой, в его грезах играющей с

полевыми цветами. В то время когда она ему изменяла и причиняла столько горя, он,

одурманенный страстью, видел в ней цветок чистоты:

В саду меж цветов ты дремала, Качаясь на дне гамака. Волос твоих прядь ниспадала

И нежно касалась цветка.

Любуясь той странной игрою, Не в силах был взгляд оторвать. Мне девочкой вдруг

озорною Представилась милая прядь.

Такой он еще ощущал ее в последние месяцы своей безумной любви. Она в душе и,

возможно, из сострадания к себе пыталась преуменьшить эту любовь, которая была для

него жизнью. Ежедневная мелкая ложь, постоянный обман, ссоры привели к тому, что

страсть печально умирала. Но поскольку он любил ее сильно и искренне, даже то, что

было в ней самого дурного, не могло лишить красоты и блеска эту любовь, которая

свела с ума и лишила жизни величайшего поэта американского континента. Этой

любви Кастро Алвес отдал свою жизнь.

Но однажды он узнал про существование соперника. Сказал ей об этом, и она, не

будучи в силах вопреки всему видеть его страдания, велела ему уйти из ее дома. И он

ушел к смерти *.

105

106

Что ему теперь оставалось? Его ночи бессонны, голова горит и не находит места на

подушке, глаза не закрываются, они видят тень любимой в каждой детали комнаты, где