станции Троян были доставлены в штаб армии, где по личному докладу капитана Нижевского старшего унтер-
офицера Янкевича удостоили награждения Георгиевским крестом 4-й степени. Получив эту награду,
Нижевский отправился в госпиталь и приколол крест на грудь умирающего Янкевича.
Через несколько дней выяснилось, что командир одной из батарей на передовых позициях видел, как
большой аэроплан бомбардировал одну из железнодорожных станций, над которой повисла черная туча дыма.
Станция горела, и были видны взрывы, хотя аэроплана уже давно над ней не было. По агентурным данным
сообщили, что на станции Троян были взорваны 3 поезда со снарядами. Во всяком случае, этот налег дорого
обошелся нам, но и противнику не дешевле.
17 июня три корабля — «Киевский», 14-й и 15-й — предприняли групповой полет в район станции
Липецы. Первым полетел 14-й, пулеметным огнем подавляя огонь
Катастрофа учебного корабля в Пскове. Штабс-капитан Иньков скончался на месте, а двое членов
экипажа умерли в госпитале. 16 мая 1916 г.
Кабина Воздушного корабля после аварии. На фото видны штурвал и кресло пилота
Авария «Муромца» типа Г с моторами «Санбим»
Экипажи «Муромцев». Слева-направо: прапорщик Лавров, штабс- капитаны Алехнович, Панкратьев,
Наумов, Башко, штабс-ротмистр Середницкий, подпоручики Павлов и Павлов («Пупс»). Колодзиевка, 1916г.
«Илья Муромец» типа Е. 1917 г.
«Илья Муромец» типа Д. 1916г.
Артиллерийский офицер «Илья Муромец V» штабс-капитан А.Н. Журавченко
Слева-направо: штабс-капитан Алехнович, поручик Констенчик и штабс-капитан Журавченко
Мотор РБ3.6, присланный для корабля с Русско-Балтийского вагонного завода
С высоты эллинга видны биплан «Сикорский-16», моноплан «Сикорский-12» и «Илья
Муромец»
Постройка «Муромца» типа Е
«Илья Муромец» типа Е. Винница, 1917г.
Аэродром Эскадры Воздушных Кораблей в Виннице. 1917 г.
«Илья Муромец» «Киевский» в польском плену. Бобруйск, май 1918 г.
Интерьер кабины «Муромца» типа Г-3. 1919 г.
Личный состав Дивизиона Воздушных Кораблей. Слева-направо сидят во 2-м ряду: 5-й А.В.
Панкратьев, 7-й И.С. Башко. Сарапул, сентябрь 1919 г.
«Илья Муромец II» из состава Северной группы Воздушных Кораблей, застрявший на ст.Мордово,
декабрь 1918 г.
Экипаж II боевого корабля. С орденом Красного Замени стоит командир А.К. Туманский.
Врангелевский фронт, сентябрь 1920 г.
Поломка «Ильи Муромца» типа Г-3 «Ренобалт
зенитной артиллерии. Группа сопровождалась четырьмя истребителями и благополучно сбросила
бомбы на станцию Липеца-Дольняя, уничтожив все, что там находилось, и благополучно вернулась на свой
аэродром. Завтра летит в первый раз Середницкий с заданием бомбардировать оборонительные сооружения в
районе Бржезаны, вслед за Се- редницким вылетаю я на случай необходимости его поддержать. Пока он будет
кружить над Бржезанами, я пойду глубже в тыл. (Из дневника Никольского С.Н.)
Итак, 19 июня утром вылетаем.
19 июня утро что-то неважное. Какие-то высокие облачка. Середницкий вылетел первым. Я — за
ним, так как я быстроходнее, и когда он наберет высоту, я уже успею пройти позиции и пострелять по
артиллерии. Когда мы подлетели к передовым позициям, то увидели над противником сплошные облака.
Середницкий поворачивает назад, ну и я тоже. Сажусь первым. За штурвалом Гаврилов. Он делает посадку
уже четвертый раз, и делает это довольно уверенно. Вижу, что аэродром затянуло туманцем. Мне это не
понравилось. Говорю Гаврилову: «Давай я сяду за штурвал и буду садиться со стороны леса». Гаврилов очень
просил не сменять его, говорил: «Я посажу». Я почему-то согласился на это. Садимся. Вдруг туманец раздуло,
и я вижу, что мы мажем прямо в деревья. Поворачивать поздно. Остается давать полный газ и идти на
перетяжку. Дали полный газ, но поздно, видно, что перетянуть не успеем. Перед самыми верхушками
деревьев Гаврилов затягивает сколько можно корабль. Скорость уже 75. Верхушки деревьев хлещут по кабине.
Треск. Тишина... конец. Немного очнувшись, кричу назад мотористам: «Держи бомбы!» — и больше ничего
не помню. В памяти остался только треск и грохот. Следующий момент врезался мне в память: Гаврилов
лежит комочком в разбитых стеклах. Я лежу на обломках стула и грудью упираюсь в исковерканный штурвал.
Дотронулся до Алеши — он мертв. Оглядываюсь направо и вижу крыло над землей. Мелькает мысль: «Где
мы?» И в этот момент замечаю зловещие огни у левых моторов. Горит бензин у карбюраторов. Вскакиваю и
кричу: «Огнетушители!» Кабина стоит наклонно вперед и до земли не дошла метра полтора. Ясно слышу
журчание бензина, текущего из разбитых баков. Помогаю подняться мотористу, придавленному свалившейся
бомбовой кассетой. В это время со страшным гулом взвивается пламя вокруг кабины. Внутри пламени еще
нет, и путь к дверям свободен. Один за другим спрыгиваем из дверей на землю. Верхняя площадка уже в огне,
и начинается стрельба пулеметных патронов. Вспоминаю про бомбы и кричу: «Удирайте все! Сейчас начнут
взрываться бомбы!» Наши бросились бежать, и я с ними. Отбежав шагов 60, чувствую, что задыхаюсь. Пошел
шагом. Подбегает моторист и берет меня под руку. Мы делаем еще несколько шагов и оказываемся на краю
какой-то ямы. Я просто свалился туда и потянул за собой моториста. Оба лежим. Вдруг — страшный грохот, и
над нами проносятся какие-то куски деревьев, какие-то обломки, и опять все стихло. Но вот начинают
сыпаться сверху какие-то обломки. Когда дождь обломков прекратился, мы выползли из ямы и попробовали
идти, но я не могу, задыхаюсь окончательно. Сажусь и кашляю сгустками крови. Сколько я просидел, не знаю,
но ко мне подошли какие-то три человека, подняли меня и потащили к аэродрому. В это время со станции
подъехал Костя Смирнов. Видя мое состояние, он приказал поднять меня на руки и перенести в машину. Я
очутился в Чорткове в госпитале. Так закончилась моя служба на «муромцах». Потом я узнал, что
Середницкий тоже подломался».
Вскоре началось общее отступление наших войск. Оно было настолько поспешно, что авиационные
части, находившиеся впереди, были принуждены уничтожить все имущество, которое не смогли вывезти, а
летный состав сумел перелететь в более глубокие тылы. В Ягельницу вдруг прилетел французский отряд,
