опасными.
Вновь полученные моторы распределялись так: «Рено» было решено отправить на завод для
установки на готовящиеся корабли типа «Е». Четыре мотора «Сенбим» в 160 л.с. срочно поставили на 15-й
корабль под командой штабс-капитана Клембовского, у которого в бою были повреждены все четыре мотора.
Корабль преобразился: увеличилась скорость до 135 км/ч, потолок доходил до 4500 м, и увеличилась
грузоподъемность. В Ягельницу прилетели корабли: 14-й Никольского, 10-й Середницкого, 4-й Шарова, 11-й
Грека, и еще ожидались корабли из Станькова.
В семи верстах от Ягельницы был расчищен аэродром, на котором разместилась группа
истребительной авиации под командой капитана Казакова, состоящая из трех отрядов. В р-не Бучача они
организовали передовой аэродром с дежурством истребителей. На другой день после прилета этой группы
Казаков лично сбил трех немцев (одного истребителя и двух корректировщиков). Подполковник Башко
организовал совещание командиров кораблей с участием капитана Казакова. На нем был разработан порядок
взаимодействия истребителей с «муромцами».
11 июня (в тексте — мая) из штарма нам сообщили, что противник подвозит свежие войска, необходимо их
разыскать и бомбить.
12 июня назначен вылет двух кораблей: 10-го — капитана Середницкого и 14-го — гв. капитана Никольского.
В воздухе над Бучачем их должны нагнать 4 истребителя для сопровождения. Капитан Никольской записывает
в дневнике: «У Середницкого не заладились два мотора, и вылетаю я один. Лечу с набором высоты к м.
Ковалювка и вызываю истребителей. Сделал два круга и полетел по курсу на Липецу, думая, что истребители
догонят, долетел почти до самой Липецы-Дольней, но истребителей нет. Вдали заметили двух немцев на
нашей высоте, которые быстро ушли со снижением. Думаю — нужно ждать атаки, а у меня, как на зло, в
корабле все молодежь. Под огнем были только поручик Гаврилов и механик Юшкевич. Решаю — что там
будет — все равно, иду на Липецу. Зову Юшкевича и показываю цель: «Извольте разбомбить». Сделал два
круга и спрашиваю Юшкевича: «Все бомбы?» — «Нет, остались две». — «Извольте сбросить по батареям». А
в это время немцы открыли такой огонь, что корабль затрясло. Повернул домой, обернулся и увидел, что
Липеца-Дольняя окутана клубами дыма. Говорю Юшкевичу: «Две бомбы по батареям». Лечу дальше. Немцев
не видно, но артиллерия свирепствует. Юшкевич хорошо угостил одну батарею, обстрел ослаб, и мы
благополучно прилетели на свой аэродром. При беглом осмотре корабля увидели, что вся задняя часть
фюзеляжа буквально избита осколками, а в правом руле направления такие две дыры, что свободно проходил
кулак, но, к счастью, нервюры целы. Завели корабль в палатку, и я приказал срочно все зачинить. Об этом
полете послал донесение в штаб армии, предупредив, что фотосъемка не производилась.
11
Утром 18 июня опять собираюсь лететь туда же. От Башко идет корабль Шарова. Я вылетаю
после Шарова минут через 10 и должен догнать его при перелете передовых позиций. Начинаю разбег. Вдруг
правый крайний «Сен- бим» зафыркал и остановился. Развернул корабль опять в исходное положение. Завели
этот мотор, и он работает прекрасно. Начинаю разбег — мотор снова останавливается. Третий раз попробовал
— опять картина такая же. Тогда я приказал завести корабль в палатку, а Юшкевичу — чтобы к вечеру
приготовить корабль. Шарор улетел один. Не знаю, вылетели ли на его сопровождение истребители или нет,
но он не вернулся, и только к вечеру по телефону передали, что корабль сел в районе Бучача. Беру «Вуазена» и
лечу к месту посадки Шарова, и что я вижу: корабль пустой, остался только механик, все же остальные
увезены в госпиталь, а механик докладывает, что корабль выдержал бой с немецкими истребителями и все
офицеры ранены и находятся в полевом госпитале.
Я немедленно отправился туда и застал штабс-капитана Шарова без сознания; подполковник
Барбович мне рассказал, как и что было:
«Отряды Казакова не вылетели для нашего сопровождения, а Шаров решил выполнить задание, и мы
полетели на Липецу-Дольнюю. Я сбросил пять бомб, и, ввиду того что вокруг немецких истребителей не
было, а батареи вели слабый огонь, пролетели до Липецы-Горной, и там я сбросил остатки бомб. После этого
Шаров уклонился к западу, и в это время мы были атакованы тремя немецкими истребителями. Эта атака
стоила немцам двух сбитых самолетов, но вслед за ними появились еще 4 истребителя, которые попарно
атаковали нас с разных сторон, и вот тут нам попало. Шаров, Политковский и я были ранены и кровью залили
весь пол. Отстреливались, еле держа пулеметы. Оставались не ранеными поручик Луц и механик, который на-
ходился в верхнем люке и никак не мог перевести «Вик- керс» из заднего положения в переднее и поэтому
почти в отбитии атаки не участвовал. Луц сменил Шарова и вел корабль домой, а Шаров, обливаясь кровью,
лежал тут же. Когда корабль подлетел к Бучачу, высота была около 500 м, и мы решили садиться около
аэродрома истребителей. Одной из последних очередей немецкого истребителя был ранен и Луц, и перед
самой посадкой он заявил, что он посадить корабль не может и потому за посадку не ручается. Тогда Шаров,
преодолевая боль от ран, сменил Луца и, посадив корабль, лишился сознания. Я уже не помню, как все дальше
получилось, но мы четверо оказались в лазарете. Шаров не приходил в себя, я очнулся после полудня, а
Политковский и Луц хотя и имели по нескольку ранений, но сознания не теряли». Луц говорит, что он лично
из пулемета «Льюис» сбил не менее трех немецких истребителей. Барбович заявил, что их атаковали семь
истребителей — три в самом начале и четыре в конце, из которых было сбито, по меньшей мере, четыре, а
может быть, пять. Во всяком случае, в этом бою немцы потеряли значительно больше, чем мы, но в каком
состоянии мы оказались? В тяжелом состоянии был Шаров. Он был ранен в область живота и левую ногу —
ранение, опасное для жизни.
13 июня около 10 часов вылетел «Илья Муромец-И» гвардии поручика Грека, но был встречен таким
градом снарядов, что не выдержал и, сбросив бомбы, повернул, получив массу пробоин, даже одна была
цельным снарядом.
15 мая с аэродрома Болгарийка вылетел «Илья Муромец-9» под командованием капитана Нижевского
с задачей бомбардировать станцию Троян. Туда корабль летел почти без противодействия, и над станцией
было сделано четыре захода и сброшено двадцать пудовых бомб. В результате этого бомбардирования станция
горела и на ней рвались поезда со снарядами. На обратном пути немцы не трогали корабля, но когда мы уже
были над своей территорией верстах в тридцати от аэродрома, корабль подвергся атаке двумя истребителями,
которые внезапно подошли сзади и открыли огонь. В это время прапорщик Таллако, находившийся у
хвостового пулемета, решил, что все кончилось, и на тележке переправлялся к центральной кабине. В этот
момент немцы начали атаку, и Таллако был ранен в ногу. Моторист старший унтер-офицер Янкевич,
находившийся в заднем люке с пулеметом, был смертельно ранен в область живота разрывной пулей, но успел
выпустить по этому истребителю целую обойму патронов. Первый истребитель ушел безнаказанно, потому
что по нему не успели открыть огонь, а по второму истребителю стреляли из трех пулеметов, но что с ним
произошло, неизвестно. В это время пришлось выключить второй и третий моторы, так как были пробиты
радиаторы и вода хлестала из этих пробоин, — пришлось их остановить и продолжать полет на двух крайних
моторах и благополучно довести корабль до своего аэродрома. Сейчас же затребовали санитарную машину и
Янкевича и Таллако отправили в госпиталь. Донесение о происшедшем бое и результатах бомбардировки