вдова акад<емика> Нестора Котля- ревского и т. д. Всем им написал, но ответов пока
нет: еще рано. На Днях начну, вероятно, получать. От всего этого зависит наша судьба,
а ВеРнее - день отъезда в Румынию. Асе, пожалуйста, кланяйтесь при
случае. Неужели вы и весною не приедете в наши края?! Здесь так очаровательно.
Иг.
Сколько, интересно, экз<емпляров> удалось Вам пока продать?
70
24
октября 1932 г.
Toila, 24.Х. 1932 г.
Дорогая Августа Дмитриевна!
Перевод Ваш получил в субботу, 22 окт<ября>. Не нахожу слов благодарить за
Вашу большую любезность. Благодаря разнице в курсе я имею 4 кроны лишних: здесь
продаю по кроне. Теперь буду ждать из других мест. Когда поедем, сообщу. Спешу
отправить эту открытку. Получил и второе Ваше письмо, — спасибо. Очень приятно
было узнать, что в Испании есть человек, которому понравилась «Адриатика». Привет
незнакомке. Вы интересуетесь Вакхом? Фел<исса> Мих<айловна> дает ему ежедневно
двухчасовой урок русского языка. Он делает большие успехи. Они читают вместе
Чарскую, Купера и Жюль Верна. Учится он в III классе. Сплошные пятерки. Всего
здесь 6 классов. Потом в гимназию в Нарве. Мальчик он хороший, не лжет никогда.
Бойкий и предприимчивый. Строит сам аэропланы, делает коробочки из сосновой
103
коры, рисует. Всегда чем-нибудь занят. Фел<исса> Мих<айловна> и я Вам и Фед<ору>
Фед<оровичу> шлем самые искренние наши приветы.
Целую Ваши ручки.
Всегда Ваш
Игорь
Р. S. Вакх много слышал от нас о Вас и Асе, живо интересуется и преисполнен
хороших чувств к далеким друзьям нашим. Он шлет Вам, Фед<ору> Фед<оровичу> и
Асе свой привет. Кланяйтесь, пожалуйста, и от нас Асе.
Иг.
Меня мучает мысль, что Вы не все еще экз<емпляры> продали: удастся ли Вам все
распространить? Крайне неловко... Еще раз большое- большое сердечное спасибо!
Сию минуту получил Ваше письмо от 20.Х! Приношу Вам за него свою
признательность, тронутый до глубины души. Итак, еще 8эк- з<емпляров>! Это уже
лучше...
Бог даст, разойдутся все.
5 ноября 1932 г.
ТоНа, 5.Х1.1932 г.
Дорогая Августа Дмитриевна! Пятое ноября застает нас все еще дома, и теперь уж я
совсем не знаю, когда удастся нам уехать и удастся ли вообще. В Ревеле мы так все еще
и не побывали, ожидая со всех сторон получек за книжку, но их, этих получек,
чрезвычайно мало, и многие совсем ничего не сообщают. При таких условиях трудно
на что-нибудь решиться. Все же деньги, которые удалось получить, понемногу
распыляются и уходят на жизнь здесь. Жизнь, правда, дешева до удивления, но и она
чего-нибудь стоит. В результате — не только <не> удалось что-либо отложить на
дорогу, а не хватает на прожитие и, несмотря на героические наши усилия, пришлось
уже задолжать теще за ребенка, тем более что ему пришлось шить новое пальто, купить
сапоги и новые для школы книги. Но других долгов пока, слава Богу, нет - живем на
наличные гроши, выручаемые от книг. Но теща сама в крайне стесненных
обстоятельствах, и долг наш, в размере 16 долларов, весьма для нее существен.
Фелисса Михайл<овна> угнетена и нервничает, что из-за нашего сына страдает ее
престарелая (более 70 лет!) мать. Перешивать же из моих старых вещей невозможно, т.
к. я ношу в деревне вещи до тех пор, пока они буквально не расползаются по швам!..
Что же касается Вакхиного крестного отца, то Эссен, несмотря на то, что является
очень милым и просвещенным человеком, за все 10 1/4 лет существования своего
крестника не помог ему ничем и никогда. Даже шоколадной плитки не привез
никогда!.. По новым, - послевоенным, — понятиям это, очевидно, называется
бережливостью, но по старым русским, если память мне не изменяет, это называлось
несколько иначе... Вообще, должен с грустью признаться, что русская колония в
Эстонии отличается какой-то совершенно особой неотзывчи- востью и бессердечием,
несмотря на то, что среди нее есть много людей не только состоятельных, но прямо-
таки миллионеров! Работать же в газетах и журналах стало немыслимо: везде
партийщина, кружковщина, кумовство. Больше года я не работаю ни в одной газете! А
самое главное — редакции мстят мне, пользуясь моей теперешней зависимостью
материальной, за всю мою былую независимость и самостоятельность, и
игнорирование авторитетов. Ситуация не из легких, как видите! Все наши корифеи
вроде Мережковских, Куприна, Зайцева, Шмелева и др., получают субсидии из
Югославии и Чехословакии в размере 500-1000-2000 франков в месяц! Мы же лишены
этой возможности, т. к., когда об этом узнали, было уже поздно: начался кризис, и
новых стипендиатов не брали уже. Целую Ваши ручки. Искренний привет от
Ф<елиссы> М<ихайловны> и меня Вам, Фед<ору> Фед<оровичу> и Асе.
104
Всегда Ваш
Игорь
Простите за неинтересное письмо, но очень уж наболело на душе и кому еще и
сказать, как не Вам, другу испытанному.
72
5 декабря 1932 г.
ТоПа, 5.ХИ.1932 г.
Дорогая Августа Дмитриевна!
Вскоре Рождество, а мы все еще сидим дома. Уже по календарю декабрь, а зима
такая необычная: ежедневно сияет солнышко, нет ни снежинки, в саду цветут анютины
глазки!.. По утрам я занят интенсивной перепиской старых рукописей, подготовляя
некоторые из них к печати, - если удастся это сделать, - весною. Днем, в сумерки, мы с
Фе- лиссой Мих<айловной> делаем нашу обычную прогулку по гористому чудесному
парку нашему, совершаем свое ежедневное «рондо*, заключающее в себе ровно 5
килом<етров>, по вечерам читаем Загоскина, Мережковского, Шмелева и много
стихов. Каждый вечер, - вот уже шестой год, - к нам приходит одна молодая
петербурженка-беженка, любящая литературу, и принимает живейшее участие в
чтении. Это очень милая дама, с которой всегда так уютно и хорошо мы себя
чувствуем. Раньше было в Тойле около 350 беженцев, а теперь человек 10.
Большинство из них орыбачилось, некоторые торгуют рыбой. Что касается книжек,
всего продано уже 144 экз<емпляра>, прибыли кр<он> 88.27, но получено пока кр<он>
65.00 чистой прибыли. Продано же на сумму кр<он> 138.27. Возвращено же пока
114.99. Из этого следует, что имеет смысл издавать раз в году книжку. На очереди
«Ьь^пе* (Люнь), роман в стихах, и «Медальоны* (сонеты о поэтах, писателях и
композиторах). Но эти книжки уже будут по 64 стр., и каждое издание обойдется себе
по 80.00 крон. Продавать думаю по той же цене. Правда, прибыль будет несколько
меньше, но зато книга пойдет лучше, думается. Печатать буду по 1000 экз<емпляров>:
надо пользоваться кризисом, потом такое издание будет стоить не меньше 300 крон.
Если бы
имел свободные деньги, напечатал бы немедленно и припрятал бы до весны. А
весною, м<ожет> б<ыть>, будет много дороже. К сожалении», сделать этого не могу.
Кое-как сводим концы с концами. Даже по всем лавкам расплатился. Разве же это не
чудо — жить на такую маленькую книжечку четвертый месяц?! Около 15 янв<аря>
попробуем все же двинуться в дальний путь. Но пока это лишь мечты. И не очень
приятные... Вы меня ужасно обрадовали сообщением о билетах шведской лотереи.
Спасибо, спасибо Вам сердечно. Я очень заинтересовался этой возможностью. Дело в
том, что я всю жизнь мечтал о билетах, иногда покупал и никогда не выиграл ничего.
Но, — странное дело, — всегда верил и верю в них. И знаю наверняка, что выиграю.
Как только заработаю что-либо, непременно приобрету билеты: с нового года в