«лучинок из берез» (Поэза спичечного коробка).
Изредка, опять-таки нисколько не затемняя смысла, поставлено, напротив того,
одинное число вм. множного. Почти не заслуживают внимания, как встречавшиеся и до
Северянина, «чара» (сколько чары! - Валентина) и «грёза» («Что такое грёза?»,
245
«любимая, вечная грёза» Земля и Солнце). Рискованнее: «ваши песни запетая кознь»
(Вне), «все гнезда в лопочущем хлопоте» (Фантазия восхода) и «щекотать просонок
вод» (Светосон), причем вдобавок в последнем случае ни размер, ни рифма не мешали
сказать «просонки».
Книжнику могут еще не понравиться некоторые особенности в произношении, по
большей части вполне допустимые, или даже проистекающие из игнорируемых
школьной грамматикой свойств живой речи. Таковы случаи необычного обессложенья
звука «и» перед гласными, как «их вздох витьеват» (Эксцессерка) и «фимьямною лило-
вью» (Интермеццо); в том же роде «съединить» (Посвящение и Процвет Амазонии),
уже и прежде допускавшееся вм. установившегося, но сугубо книжного «соединить»
— ср. съёмка; чисто по-русски было бы «с-одн-ить». Произвольным кажется опущенье
«соединительной гласной» в словах «озерзамок» (Поэзоконцерт — несколько раз) и
«зерка- лозеро» (В шалэ березовом), вм. озерозамок и зеркалоозеро. Тут, однако,
неловко лишь самое сложение, на немецкий лад, довольно длинных слов, а укорочка
находит параллель в живом произношении: «наберж- ная» вм. набережная, «проволка»
вм. проволока; для «зеркалозера» есть даже ближайший образец в прикладке
«белозерский» вм. бело- озерский. Насильственнее, отчасти даже крайне неприятны —
иной раз, впрочем, подпущенные для шутки - следующие случаи опущения гласных:
ты издеваешься над мной (Аккорд заключительный), чарует грёза все одна и та ж
(Тринадцатая); люблю клуб дам не потому ль? (Клуб дам); дрожит в руке перо ль
(Сонет: «Мы познакомились»); люб ль, рифма — рубль (Злата)*, я руки перегрыз б
(Фиолетовый транс).
* Сравним с этим иную, на мой слух вполне правильную, рифму: «корабль — раб»
(Соната в шторм) — для нас, северян, нормальный выго-
В том же роде: строй мирозданья скуп и плоек (Все то же) и: лисицы, зайчики без
норк (Поэза детства моего и отрочества, I), в противоположность которым читается: их
мотив был... полон ласок (Неразгаданные звуки). Наконец, отмечу употребление в
некоторых пришлых словах и в образованных с иностранною наставкою, звука э вм. ё,
на месте французского звука б: ленты лье (миль), рифма: «колье» (Колье принцессы.
Увертюра), грёзэрка (Качалка грёзэрки), что должно бы звучать «грезёрка», или лучше
бы: «грёзница», либо, с шуточным оттенком, «грезунья». Впрочем, рифма у Игоря не
очень доказательна для выговора, так как он ее нередко заменяет отдаленными
созвучиями, — «ассонансами», как он говорит: ассонансы, точно сабли рубнули рифму
сгоряча (Эго-фут., Прол.), хотя испанский ассонанс, это - проведенное по целому ряду
стихов «равногласие», напр., дама-рана-слава- услада-зараза.
Еще менее могут затруднить и смутить, при большом разнообразии в этом
отношении русской речи, случаи необычного ударения, как пороша вм. пороша (Сказка
сиреневой кисти, Женская душа, Nocturne: «Месяц гладит камыши» — этот выговор
есть в областной речи); разведи костер у борозд (Идиллия — ср. «в грозе небритых
бород» у Баратынского, «Дядьке-итальянцу»); в рёках («И рыжик, и ландыш, и слива»);
по волнам (Поэза д. м. и отр., I); в этих слёзах (Из Сюлли- Прюдома); с неба синего
льетесь струями (Nocturne; «Струи лунные»). Несколько странна только «холодная
кйрка» (Отравленные уста), т. е. протестантская церковь, вм. киркй — лопаты.
Строгая грамматика осудит, но живое чутье оправдает также следующие случаи
переходности и страдательности, при употреблении глаголов средних: но кто
надтреснул лунный обод? (Октябрь), отстрадан- ные обманы (Тж. - это слово могло бы
войти также в предыдущий пункт, ибо должно бы собственно звучать
«отстраданный»); росой на- каплен мой бокал (Эго-фут., Эпил.); награжденный, хочу
одевить, за- мужница, твои черты (Замужница) *; алые уста, взбурлившие мне кровь
(Злата); графиня ударила веером страусовый опешенного - опе-
246
вор «руп, корап». С другой стороны — вследствие своей книжности — нормально
четырехсложное «дирижабль»: «Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев»!
(В пяти верстах по полотну), и допустима также рифма: «рубль — Врубель» (Поэза вне
абонемента).
* Два последних причастия, впрочем, и образованы не совсем правильно: нужно бы
«накапан» и «исстраданный»: «отстраданный» нам только что встретилось. Отмечу
мимоходом еще одну необычную глагольную форму: «пронзовывал» вм. «пронизывал»
(Крымская трагикомедия).
шившего от этой выходки — шевалье (На премьере); Вы весело в дороге проведете
следуемый час (Шантажистка, ср. обычное «следуемые деньги»); о том, что сказано, о
том, что не успето («Один бы лепесток»); крылю восторг, пылаю фимиамы (Ванда, 3);
лишь ты, мечтан- ный мой, мой светозарный (Поэза о трех принцессах); ветка
переехан- ной сирени и бокал, извиненный до дна (У Е. К. Мравиной). Сам я, в
стихотворении «Мертвая наука» (Памятка Смоленская, Смоленск 1911), позволил себе
сказать: где в груде, весь растреснут, лишь камень предлежит очам.
Не затрудняют понимания и некоторые смелые обороты, иной раз насильственные и
неудачные, но не раз краткие и выразительные. Примеры: я бьюсь Мариею Потоцкой
(Бахчисар. фонт.), вм. бьюсь об заклад: поэт мог бы, а пожалуй и должен был сказать
«клянусь»; дрожал я войти в кабинет (Соната - сильно боялся); она на пальчиках
привстала (Маленькая элегия — отчего не на «-ки?»); грозы и туманы, вечера в луне
(Четкая поэза — вм. «при луне»); это только в жасмин, это только в сирень («Это
только в жасмин» — в пору их цветения); в шик опроборенные великосветское олухи
(В блесткой тьме); каретка куртизанки, в коричневую лошадь (Кар. курт.) - с
последними двумя случаями сравним «комната в два окна», «забор в рост человека»;
нечто красочно-резкое, задохнувшее смех (Марионетка проказ — заставившее
задохнуться); проснись любить! смелее в свой каприз! (В березовом коттэдже); как
пошло вам! (Тж.); мне запечалилось (Письмо из усадьбы); пустить корабль до дна
(Агасферу морей — только рифма вызвала такую замену обычных соединений «на
дно» или «ко дну»); отныне оба - мечта и кисть - в немой гармонии (Врубелю - вм. обе!
рифма: на крышку гроба); раз объелся пирогами (Дурак — вм. пирогов), одна из этих
вечных статуй как-то странно мнилась мне добра (Белая улыбка, I); с пьедестала
отошла сестра кариатид (Тж., III); горничная Катя... торопится лужайку напролет (27
Августа 1912 года) *.
Не опасно для смысла также, притом весьма редкое, нарушение обычного порядка
слов: полвека умер он уж, вот (Белая улыбка, I); минуты счастья! я вижу вас ли?
(Звезды); морей безбережных среди (Южная безделка); в небе грянула гроза бы
(Рондель: «От Солнца я веду свой род»); сверкнули глаза два горячих (Поэма между
строк, II).
Однако Игорь, чему мы видели целый ряд примеров, все-таки не раз выражается
так, что я не могу его понять; между тем я полагаю,
* Управление по литературному неправильное, но в народе обычное, представляет
одно заглавие в Ананасах: «По восемь строк» вм. «По восьми».
что, хотя бы наш поэзник иногда писал для немногих, я, как филолог и поэт,
безусловно принадлежу к тем, кому должно быть возможно его уразуметь. Печатаются
же люди несомненно для того, чтобы передать свои мысли и чувства, каковая цель при
непонятности не достигается.
Положительно, Северянин иногда злоупотребляет широкою свободой, узаконенной
