уже и Амфитеатров, также стихотворения, писанные обыкновенным языком. Таковы,
напр., «В очарованьи», «Стансы: Простишь ли ты», «В парке» (Громокипящий кубок),
«Моя дача» (Златолира), «Она критикует», «Nocturne: Месяц гладит камыши»
(Ананасы), «Так уж сказалось» (Victoria Regia).
Оригинальности допускаются сознательно, намеренно - сам автор в «Корректном
письме» (V. R.) говорит:
Я разве не мог бы писать примитивно,
Без новых метафор и слов?
Я так и пишу иногда.
А в другом месте — «Боа из хризантем» (Гр. к.) — он восклицает:
О, в поэзах изысканных я строжайший редактор!
Не совсем только ясно, какую грань стихотворец проводит между поэзами
изысканными и небрежными. Иногда, правда, он несомненно шутит; таковы:
«Мороженое из сирени» и «Фиолетовый транс» (Гр. к.), «Увертюра» и «Пятицвет II»
(Ан.). Но порой и в серьезных вещах вдруг появляются странности, похожие на
дурачество. Так, едва *
* Амфитеатров Александр. Человек, которого жаль // Русское слово. 1914. 15 мая.
— Довольно длинное, но также недостаточно глубокое (местами педантски-
233
придирчивое) рассмотрение Игорева языка находим у Андрея Шемшурина: Футуризм в
стихах В. Брюсова. Москва 1913, где страницы 187—240 представляют Приложение 3
«Громокипящий кубок И. Северянина и русский язык»: Шемшурин утверждает (с.
215), что наш поэт «плохо разбирается в русском языке», причем «ошибки... таковы,
что по языку он должен быть иностранцем» (с. 192).
ли можно сомневаться, что стихотворение «В кленах раскидистых» (Гр. к.)
изображает искреннее, нужное чувство, однако в нем подпущены выражения:
«разузорим уют», «в кленах... есть водопад вдохновенья», «лирное сердце», «весна
бравурит зеленые вальсы». Также в «Издевательстве» (Ан.), хотя оно и кончается
ироничным воскликом:
Царица Жизнь воспитана, как хамка! -
описание ночи и успеха вдохновенного поэта, конечно, задуманы всерьез, хотя
выражены крайне чудно. И в обильном странностями «По- эзоконцерте» (Гр. к.),
полагаю, никак не в шутку брошен заключительный вызов:
Проклинайте, люди трезвые! Громче, злей, вороны, каркайте!
Я, как ректор Академии, пью за озерзамок тост!
Не буду, впрочем, говорить очень решительно насчет намерений автора: в
«Хабанере III» (Гр. к.) для меня стихи: «О, бездна тайны! о, тайна бездны! Забвенья
глуби... гамак волны!.. Как мы подземны! как мы надзвездны! Как мы бездонны! как
мы полны!» звучат лирично, и даже недурно, между тем сам поэт нам говорит в
«Сувенире критике» (V. R.):
Какая глупая в России критика!
Зло насмеялася над «Хабанерою»...
В сатире жалящей искала лирики.
Своеобразность игоревского языка состоит большей частью в том, что еще сильнее
развито у более крайних футуристов и прямо написано на их знамени как
«словоновшество».
Новотворки у Северянина являются особенно часто в следующих видах: 1)
предложные глаголы на -ить, типа «озадачить», 2) глаголы ятевые, типа «краснеть», 3)
предложные и сложные прикладки, типов «безводный» и «вероломный», 4)
предметницы на -ье, типа «распутье», «красноречье», 5) предметницы женского рода на
-ь типа «гладь», и 6) сложные слова из двух предметниц, типа «небосвод».
Считаю нужным здесь же оговорить, что я отнюдь не враг новшеств в языке:
особенно в грамматике я пытаюсь заменить целый ряд мудреных и длинных слов более
простыми и складными, говоря, например, как в предыдущих строках, вместо
«существительное» — предметница, вм. «прилагательное» — прикладок, вм.
«новообразование» — ново- творка.
Больше всего Игорь любит глаголы на «ить» с предлогом «о»: мои пути осветозарь!
(Алтайский гимн); Вам сердце окудесила проказница- весна (Песенка-весенка); олазорь
незабудками глазок обнищавшую
душу мою! (Вне); офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой
(Поэзоконцерт); удастся ль душу дамы восторженно омолнить? (Каретка куртизанки;
также: в омолненном дыме - Качалка грезэрки); он злится, хочет мести, мгновенно себя
очортив (Блаженный Гриша); огимнив душисто-веселый свой труд (Промельк:
«Янтарно-гитарные пчелы»); очарен Балтикою девной (Поэза детства моего и
отрочества: говоря «очарован», мы почти уже не думаем о чарах, о колдовстве); Бэбэ
печально, но улыбит свое лицо (Поэза детства моего и отрочества, 5); я вновь желаю
вас опёрлить, река и дева (Тж., 6, срвн. Захочу — опёрлю его. — Майская песенка);
оматовить весь лоск германца (Поэза о гуннах); я осоловьил Парнас (Поэза для
Брюсова) и т. д.
234
Иногда эти глаголы принимают форму возвратную, как: он готов осупружиться
(Нелли); оцарься, раб! (Поэза спичечного коробка).
Игоревы новотворные глаголы сразу понятны и весьма выразительны; притом это
живой тип, новотворки по коему — правда, изредка — встречаются помимо
декадентства. Жуковский заставляет говорить мышиного царевича, что их «край
надолго был обезмышен»; Тютчев (К Ганке) сказал: тех обезъязычил немец; недавно в
официальном объявлении говорилось о мызе, «остолбленной» распоряжением
военного ведомства; сам я в своих язычных работах употребляю глагол «опримерить»
слово или форму — снабдить примерами из письменности*.
Но возражения вызывают у Игоря только некоторые частности. Таков глагол
«оэкранить»: «я повсеградно оэкранен» (Эго-футуризм, Эпилог). Надо бы, прежде
всего, «об-»: грамматика велит нам употреблять предлог этот перед гласными в более
полном виде («о» действительно развилось из «об» перед согласными, хотя потом в
большинстве славянских языков решительно возобладало), а наша народная речь и
вообще предпочитает «об»; кроме того, здесь естественнее было бы взять другой
предлог: «на». Тот же предлог я предложил бы подставить в выражении «меня отронит
Марсельезия» (Самогимн). А в выраженье «в твоем огрязненном снегу» (Поэза дет. м.
и отроч., 5) уместнее был бы предлог «за».
Реже встречаются ижевые глаголы с другими приставками: взор- лил, т. е. взлетел
орлом (Эго-фут., Эпил.); пристулила в седьмом ряду
* Насчет того, что вещи, отвергаемые ревнителями школьной грамматики и
обиходной речи, появляются у образцовых писателей, можно справиться у Чернышева:
Чернышев В. Правильность и чистота русской Речи. Опыт русской стилистической
грамматики. Издание 2-е, исправленное и дополненное. Петербург-Петроград, 1914—
15.
(Замужница); она брала перо..., бессмертя мглы дурманящий мираж (На строчку
более, чем сонет); разузлена система жил (Памяти К. М. Фофанова); я забурлила - с
шумом поплыла - на мыс (День на ферме); дорожка... от листвы разузорена (Кэнзели).
Попадаются также новые ижевые глаголы беспредложные: лес драприт стволы в
туманную тунику (Berceuse осенний); вальсы... браву- рит весна (В кленах
раскидистых); цепят звенья пахитос, т. е., куря, пускают дымовые кольца
(Поэзоконцерт); четверть века центрит Над- сон (Поэма вне абонемента); солнце лавит
с неба (Прогулка короля).
Два-три раза встречаются глаголы сложные - производные с сложных имен:
сенокося твой спелый июль (Эксцессерка). По образцу своего «сенокосить» Игорь
создал еще и «людокосить»: в них людокося- щие войны невероятны, как потоп
(«Благословенны ваши домы»).
Отметим еще некоторые ижевые глаголы возвратной формы: заль- дись водопадное
сердце! (Мороженое из сирени); воробьи на дороге шустрятся (В ресторане); лошади
распылились в пляске (Марионетка проказ).
Значительно также количество глаголов ятевых, как: вечереет холодно (На реке
форелевой); уже ночело (Когда ночело); костер ветреет (Эпиталама); лес заветрел
(Когда ночело); пока листвеют клены (Невод грез); отчего же я огневею? (На островах);
