державы, с развитием буддизма Махаяны. Но, как

представляется, хотя это спорно, зарождение искусства

Гандхары относится к гораздо более раннему периоду, примерно

к 100 г. до н. э. Именно в греко-индийских царствах греческое

влияние, шедшее из Александрии и Сирии, могло проявиться с

достаточной силой, чтобы преодолеть укоренившуюся в Индии

традицию не изображать людей.

Таким образом, боги и герои греческой религии

формировали буддийскую иконографию, как позже это

произойдет с христианством. Парадоксально, но влияние

греческой традиции будет сильнее на Востоке, чем на Западе. В

течение почти тысячи лет Будда-Аполлон постепенно завоюет

Индию, Центральную Азию, Индокитай, Китай, Корею,

Японию, понемногу эволюционизируя и изменяясь. Трудно

привести другой пример столь неожиданного отзвука

эллинизма. Так с распространением буддизма медленно

путешествовал прекраснейший из греческих богов, так далеко

расходились волны от упавшего в воду камешка.

2. Недавние раскопки позволяют выявить феномен, схожий с

возникновением греко-индийского искусства, – зарождение

греко-бактрийского искусства. В Халчаяне, в руинах города,

расположенного на берегах одного из притоков Амударьи, были

найдены скульптуры, явно навеянные эллинистическими

образцами, претерпевшими глубокие изменения в соответствии

с иранскими вкусами. У Афины – бактрийский шлем и платье с

узкими рукавами. Ее лицо выражает не мужественную

безмятежность, свойственную дочери Зевса, а женственную

нежность, и черты лица настолько индивидуализированы, что,

вероятно, обладают портретным сходством с одной из сакских

цариц. Нику изображают различными способами, но в

несомненно местном религиозном и политическом контексте.

На одном из барельефов она парит над [головой] <220> Митры,

на терракотовом медальоне возлагает корону на царя, сидящего

226

на зооморфном троне, в остроконечной шапке, рядом с ним

стоит визирь.

Необходимо отметить, что все эти замечательные

произведения датируются периодом следующим за гибелью

Греко-Бактрииского царства, гибелью, которая не смогла

препятствовать проникновению эллинизма по крайней мере в

придворное искусство, так как терракотовые статуэтки самого

разного типа – местные по стилю.

Интеллектуальные контакты

Отношения Индии с Западом не ограничивались обменом

предметами роскоши и уроками греческого искусства.

Устанавливалось лучшее понимание между обоими мирами.

Конечно, подобные контакты были не внове. Некоторые

восточные элементы пифагорейства, возможно, заимствованы из

Индии. Во всяком случае, «великий год», равный 10 800 годам, в

течение которого, по Гераклиту, звезды возвращаются на свои

места, кажется, действительно индийского происхождения.

Аристоксен из Тарента, ученик Аристотеля, рассказывает о

посещении Сократа индийским мудрецом, который учил его, что

познать человеческий мир невозможно, не зная божественного,–

история эта, правдива она или нет, вполне вероятна.

История науки (астрономии и медицины особенно), также

может дать примеры подобного влияния Востока на Запад. В

«Гиппократовом корпусе» встречаются индийские методы

лечения. В трактате «О ветрах» описывается нарушение

циркуляции «ветра в организме», что соответствует воззрениям

брахманов. Платон в диалоге «Тимей» объясняет равновесие

организма взаимодействием трех основных субстанций:

воздуха, флегмы и желчи, а это классическое учение индийской

философии.

Благодаря обмену посольствами и торговым связям в

эллинистические государства Средиземноморья увеличился

приток информации о далеком Востоке. (Александрийский

фарс, сохранившийся на папирусе, рассказывает об одиссее

греческих моряков, потерпевших кораблекрушение на

Малабарском берегу. Их принимает царь этой страны, и, пируя

вместе с ним, они забывают о своих несчастьях.) В греческом

мире восхищались примерной жизнью и мудростью

гимнософистов. Знаменитая <221> беседа Кинея с его учителем

227

Пирром о тщете человеческих желаний любопытным образом

напоминает диалог между царем Коравио с Буддой Раттхапалой.

Конечно, не всегда можно говорить о факторе влияния.

Например, он исключается в случае появления настоящей

софистики в Индии и Китае одновременно с Грецией. Или в

случае с китайцем Гуй Цзу, который на сто лет позднее Зенона

Элейского доказывал, что палка, укорачиваемая ежедневно

наполовину, бесконечна,– ведь он не мог знать об опытах своего

предшественника. Но между двумя регионами высоких

цивилизаций, которые были связаны столькими нитями,

устанавливалось трудноопределимое взаимопроникновение

(осмос).

Мы видим сходство в понимании царской власти, и нам

представляется, что апатия и атараксия недалеки от нирваны.

Уже Мегасфен отметил подобное сближение нравов и идей. Он

был послом Селевка Никатора в Паталипутре и оставил

описание своего путешествия, которое было, по всей

видимости, одним из основных источников об Индии периода

эллинизма.

Конечно, оставалось еще много возможностей для

расширения контактов. Страбон сожалел о скудости

информации об Индии. Только римская эпоха благодаря

интенсификации торговли придала интеллектуальным

контактам настоящий размах. Тогда Индия стала приобщаться к

греческой астрологии и медицине и, возможно, начала

копировать театр. В то же время допустимо и обратное влияние

– на греческий роман, на гностицизм и философию Плотина.

Муссон сблизил два мира, которые на протяжении веков уже

знали друг друга.

Греки, азиатские степи и Китай

Трудно представить себе, что в эллинистическое время

существовали еще более дальние связи – со степью, населенной

иранцами, саками и сарматами, а восточнее – гуннами, с

Китаем. Тем не менее их нельзя отрицать, хотя они и были

единичными, и лишь немногочисленные археологические

находки проливают на них свет.

В этих связях ведущую роль играла Бактрия. Пути огромной

протяженности, на которых путешественник должен был

преодолевать трудные перевалы и испытывать муки жажды в

228

пустыне, издавна соединяли ее с <222> китайским миром. Два

из них заслуживают особого внимания.

Первый часто называют «великим шелковым путем», и

проходил он по долинам Памира, достигал Кашгара и огибал с

севера (по Аксу и Турфану) или с юга (по Хотану и Дуньхуану)

пустынный бассейн Тарима; остаток пути до Китая был не столь

труден. Он приводил к Чанъаню (совр. Сиань), столице империи

ранних Хань. Очевидно, слово «Чанъань» означало sera

metropolis – столицу серов у римских географов. Второй путь

поднимается на север к Самарканду, откуда можно попасть на

северный отрезок первого пути у Аксу или идти дальше к

северо-востоку, чтобы через Монголию достичь Хуанхэ.

Китайским текстам хорошо известны Та-Юань (Фергана),

часть которой была завоевана бактрийскими царями, и Да-Хья

(Бактрия). В них содержатся точные сведения о завоевании

Бактрийского царства племенами юэчжи. Император У-ди

посылает в Бактрию разведывательную экспедицию под

командованием Чжан Цяня (около 138–125), его рассказ

использован и частично воспроизведен около 100 г. до н. э.

великим историком Сыма Цянем, который сообщает о

многочисленных укрепленных городах в Фергане – они могли

быть построены только греками. Рассказ ценен не только

деталями, которые видел сам автор (например, в Бактрах –

сычуаньские ткани и трости из бамбука). Он также слышал о