различные помещения – раздевалки, залы для омовения, бани, кстати
очень простые.
133
Италийские купцы имели свою агору, окруженную лавками и
конторами, – прообраз «площади корпораций» Остии
императорского времени.
Ничто так ярко не свидетельствует о процветании греческого
мира и о досуге его жителей, как эти гармоничные города, где
все дышало порядком и красотой – па агоре, в театре, в палестре
и даже в самых утилитарных постройках. И надо ли добавлять,
что города украшались огромным, поражавшим воображение
количеством произведений искусства. Когда Филипп V взял
Терм, центр Этолийского союза (но весьма скромный город),
Полибий насчитал в нем 2000 статуй! Как и в предыдущие
эпохи, грек не представлял себе архитектурных сооружений без
скульптурного убранства.
Патетика и реализм в скульптуре
В истории мало можно назвать периодов, когда бы так
любили статуи и барельефы, как их любили в эллинистическую
эпоху. Конечно, не все они были высокого качества: увеличение
спроса неизбежно сопровождается некоторой <130>
деградацией искусства. Тем не менее скульптура осталась
живым искусством, которое не ограничилось продолжением
старых традиций и неустанным копированием шедевров
классической эпохи. Она создавала оригинальные произведения
в новых художественных центрах, пришедших па смену
традиционным (в частности, Афинам, потерявшим свои позиции
во многих областях).
В самом искусстве, судя по всему, торжествовали две
тенденции, заимствованные у поздней классики. С одной
стороны, во всех изображениях присутствовала патетика;
скульптура, кажется, заняла место трагедии, чтобы внушать
душам ужас и жалость. Скульпторы любили кровавые сцены,
источниками которых были как страшные кары из мифов, так и
современная история. Тела свивались в конвульсиях, лица,
искаженные страданием, выражали проклятие человеческого
существования. Этот яростный романтизм появился в Пергаме,
а также на Родосе и продолжал традиции искусства Скопаса,
крайности которого еще более обострились.
С другой стороны, художники проявляли ту же остроту
наблюдательности, что биологи и поэты этой же эпохи.
Реалистический подход усилился прежде всего в портрете,
134
жанре, особенно распространившемся с развитием
индивидуализма и культа царей. Реалистический подход
проявился в интересе скорее к натуралистическому, чем
реалистическому, к самому обычному. Ярчайший пример –
«Пьяная старуха» (шедевр Мирона из Фив): дряхлая пьяница с
иссохшей грудью, держащая в руке кубок, или «Рыбак» –
несчастный, с жалким лицом и торчащими ребрами человек.
Скульпторы больше не пренебрегали такими категориями, как
детство, старость, физические уродства, бедность – все, что
обходило классическое искусство, проникнутое стремлением к
идеальной красоте. Появился стиль, напоминавший барокко, в
частности в мелкой, комнатной пластике или рельефах,
называемых «живописными» (их слишком быстро определили
как «александрийские», но они были распространены и на
территории Азии).
Традиции греческой скульптуры
В скульптуре самой Греции в эпоху эллинизма нововведений
почти не было, здесь удовлетворялись разработкой
многовековых
скульптурных
традиций,
богатых
многочисленными шедеврами. <131>
Скульпторы чаще всего подражали великим мастерам
поздней классики, не всегда понимая их идеи. Охотно
разрабатывались темы, близкие искусству Праксителя и его
сыновей, способствовавших сохранению наследия великого
мастера. Это прелестные юноши, вяло облокотившиеся на
опору, бесчисленные повторения сатиров с флейтами, эроты,
юные, прекрасные женщины. Черты, наиболее характерные для
мастера, утрируются: мягкость полутонов с едва уловимыми
переходами (сфуматто), проработка лица, особенная
тщательность в передаче волос. Столь продолжительный успех
Праксителя не случаен. Его чарующее искусство, духовную
ценность которого все больше и больше забывают,
соответствовало стремлению к изящному, столь
распространенному во всем эллинистическом мире. Не
случайно было отмечено, что Сатир близок некоторым образам
идиллий Феокрита.
Мастеру «печального» реализма Скопасу, прежде чем он
нашел в скульпторах Пергама своих прямых наследников,
широко подражали в самой Греции. В доказательство можно
135
привести многочисленных «умирающих Александров» с
патетическим выражением лица, взглядом, устремленным вверх,
будто в экстазе,– все это напоминает головы с фронтонов храма
в Тегее. Неизвестный автор «Ники Самофракийской» также был
учеником великого паросца, но его стиль более свободен и
эклектичен. Изогнувшийся торс, выступающие бедра богини
дышат настоящей жизнью, и им как нельзя лучше
соответствуют свободные одежды, романтично развеваемые
морским ветром. Остается только сожалеть о том, что мы не
знаем точно, по случаю какой битвы было создано это
произведение: в честь победы Деметрия Полиоркета над
Птолемеем при Саламине на Кипре или, что более вероятно, в
честь победы Антигона Гоната на Косе?
Лисипп из Сикиона также создал школу. Неизвестный автор
«Геракла Фарнезе» 66 сохранил что-то от его манеры, но герой
кажется как бы раздавленным своей чудовищной мускулатурой
«ярмарочного силача» и уставшим от собственных побед.
Самый почитаемый ученик знаменитого сикионца – это Харес
из Линда, автор знаменитого «Колосса Родосского», одного из
семи чудес света.
Эта грандиозная (высотой 36 метров) статуя Гелиоса,
божества-покровителя города, возвышалась у входа в порт
Родоса, но вскоре обрушилась при землетрясении. <132>
Постепенно распространялся академизм. Начиная с 150 г. до
н. э. неоаттическая школа брала образцы в прошлом, избегая
пристального наблюдения за жизнью. Это холодное и чопорное
искусство, одержимое яркими успехами скульптуры
классической эпохи, подарило миру самые безликие творения,
до бесконечности воспроизводя Афину Парфенос и кор
Эрехтейона. Оно нашло последователей в Риме, где самым его
видным представителем был Паситель (I в. до п. э.),
посвятивший пять книг истории скульптуры.
Изображение страсти в скульптуре азиатских школ
Но эллинистическая скульптура не ограничилась этим
традиционным, быстро закосневшим искусством. В Азии и в
Александрии появились великие произведения, вдохновленные
духом нового.
Азия вновь пребывала в брожении. Из всех многочисленных
новаторских мастерских самые значительные находились в
136
Пергаме. Атталиды устроили у себя во дворце музей, в котором
собрали даже архаические произведения Бупала и Оната,
приблизили к себе великолепных мастеров. Именно при дворе
Атталидов возникло искусствоведение как новый вид
творчества. По заказу Атталидов были созданы некоторые из
самых замечательных творений эпохи.
Аттал I возвел на вершине цитадели около святилища Афины
большой жертвенник, чтобы отметить свою победу над
галатами, кочевыми племенами галлов, которые пришли в Азию
и разоряли ее города. Весь ансамбль сейчас восстановить
трудно, но к нему можно отнести некоторые известные
фрагменты, а именно: «Умирающего гладиатора» из Капитолия
и группу «Аррия и Пет» из собрания Людовизи 67, которая на
самом деле изображает умирающего галата и галата,
кончающего жизнь самоубийством после убийства своей жены.