живопись, честолюбие, неслыханные надежды - и все для того, чтобы окончить гробом, не

получив ничего, даже не испытав любви!” (Запись от 26 июля 1881 года.)

В опубликованной записи выкинуты имена Одиффре и Лардереля, как они выкинуты и из

всего дневника, а между тем, они в перечислении объясняют, например, что за “безумства”

были в Неаполе. Конкретные безумства, с графом Лардерелем, игра с репутацией, а не

просто жеманные восклицания патетично- истеричной девы.

Она глохнет все больше и больше. Ее глухота причиняет ей постоянную пытку:

“В магазинах я дрожу каждую минуту; это еще, куда ни шло, но все те хитрости, которые я

употребляю с друзьями, чтобы скрыть свой недостаток! Нет, нет, нет, это слишком

жестоко, слишком ужасно, слишком нестерпимо! Я всегда не слышу, что говорят мне

натурщики, и дрожу от страха при мысли, что они заговорят; и разве от этого не страдает

работа? Когда Розалия тут, то она мне помогает; когда я одна, у меня голова идет кругом и

язык отказывается сказать: “Говорите погромче, я плохо слышу!” Боже мой, сжалься надо

мною! Если я перестану верить в Бога, лучше сейчас умереть от отчаяния. На легкое

болезнь перешла с горла, от горла происходит и то, что делается с ушами. Вылечите-ка

это!

Боже мой, неужели нужно быть разлученной с остальным миром таким ужасным образом?

И это я, я, я! Есть же люди, для которых это не было бы таким страданием, но...” (Запись

от четверга, 4 или 11 августа 1881 года. Во французских и дореволюционном издании

запись неправильно датирована 9 августа. Следующая запись идет от субботы, 13 августа, а мы знаем, что дни недели Башкирцева ставила безошибочно, значит, запись сделана в

четверг, который был в эти дни 1881 года, 4 или 11 августа. Неправильность датировки

записи от 9 августа заметила только редактор захаровского издания. Но все это, как

говорил Владимир Набоков по другому случаю, прихоть библиофила. Один день, другой, какая к черту разница, когда на карту уже поставлена жизнь).

После Парижа почти сразу они уезжают на некоторое время в Биарриц, курортный

городок на юго-западе Франции, который стал знаменит благодаря частым посещениям

его императором Наполеоном III, где тот построил свою виллу “Евгения”, видевшую

многих именитых гостей. По дороге в Биарриц, в Бордо, Мария с мамами смотрела “Даму

с камелиями”, в котрой блистала Сара Бернар. Как и положено, актриса ей понравилась.

Собственно, Муся даже и не скрывает, что ее мнение зиждется в основном на мнении, которое уже давно сложилось в обществе - Сара очаровательна. Не исключено, что Сара

Бернар действительно ей нравилась, актриса выглядела эталоном, к которому стремилась

и сама Мария: она была не только актрисой, но и художницей, скульптором,

писательницей. И главное, уже тогда в свои тридцать семь лет была невероятно знаменита.

К концу жизни она приобрела даже собственный театр на площади Шатле в Париже,

который носил ее имя. Там она осуществила то, что до нее не сделал никто из актрис, сыграла на сцене Гамлета в одноименной пьесе Шекспира. Впрочем, она играла и

Джульетту лет до семидесяти. Говорят, неплохо.

Однако вернемся к нашей героине. Две недели в Биаррице вполне достаточно, чтобы

понять, здесь делать нечего - ни знакомых, ни хорошего общества, ни даже приличных

пляжей - все убого. Правда, Мария находит, что море здесь восхитительного цвета. Но что

здесь делать? Принимать песочные ванны? Или теплые морские? В первое воскресенье

сентября здесь проводится интереснейший праздник басков, но они опоздали, приехали

почти на две недели позже. А совсем рядом - Испания, которая манит к себе и притягивает.

Вместе со своими мамами Мария отправляется туда. Для богатых людей нет

невозможного. Благо от Биаррица до границы с Испанией два шага.

Глава двадцатая

ЖИВОПИСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ИСПАНИИ

МАДЕМУАЗЕЛЬ АНДРЕЙ

Они выехали из Биаррица в четверг, 29 сентября, утром, и уже вечером приехали в Бургос, некогда столицу всей Старой Кастилии, а теперь столицу одноименной провинции

Испанского королевства. Она записывает в дневник, что Пиренеи поразили ее своей

величественной красотой, не то, что “картонные утесы Биаррица”. Кстати, слово

“Биарриц” с языка басков и переводится, как “две скалы, два утеса”. Одна из купален, самая тихая, и располагается в Биаррице в бухточке между двух скал.

В Мадриде они сразу попадают на бой быков. Шум, дикие вопли, вырывающиеся из

многих тысяч глоток, махание платками; идет отвратительная бойня лошадей и быков, правда, и людям иногда достается. Для нее все это не более, чем низкая игра:

“В обезумевшее животное, раздраженное многоцветными плащами, всаживают что-то

вроде копий; кровь течет, и чем больше животное движется, чем больше оно прыгает, тем

сильнее его ранят. Ему подводят несчастных лошадей с завязанными глазами, которым

бык распарывает живот. Кишки вываливаются, но лошадь все-таки поднимается и

повинуется до последнего вздоха человеку, который часто падает вместе с нею, но почти

всегда остается невредимым”. (Запись от 2 октября 1881 года.)

Как всегда она наблюдательна: король Испанский больше похож на англичанина из

Парижа, королева, которая родом из Австрии, не находит в корриде никакого

удовольствия, а вот младшая инфанта мила и похожа на Мусю, о чем ей сказала сама

королева Изабелла, чем чрезвычайно польстила Башкирцевой. Вероятно, их представляли

королевской семье. Странно, что об этом событии в дневнике всего одна строчка, эта

краткость так не похожа на тщеславное самолюбование нашей Марии.

На второй день по приезде они идут в музей и Мария находит, что Лувр блекнет перед

музеем Прадо. Основой музея Прадо послужила коллекция картин испанских королей,

которую они собирали на протяжении трех столетий. В 19 веке для нее было построено

здание в парке Прадо (prado - по исп. луг.), от которого музей и получил свое название. В

музее собраны картины великих итальянских и нидерландских живописцев, среди

которых есть Рафаэль, Тициан, Рогир ван дер Вейден, Х.Босх и другие. Но самой большой, естественно, является коллекция испанских живописцев: Эль Греко, Х.Рибера, Сурбаран, Мурильо, Гойя, но главное место безусловно отведено Диего Веласкесу; здесь, в

королевской коллекции, собраны почти все его картины, во всяком случае, значительная их

часть, потому что почти всю жизнь, с 24 лет, Веласкес был придворным художником

испанского короля Филиппа IV.

Именно Веласкес произвел на Марию Башкирцеву наибольшее впечатление, хотя она

отметила в своем дневнике и Рубенса, и Ван-Дейка, и Риберу.

“Ничего нельзя сравнить с Веласкесом, но я еще слишком поражена, чтобы высказывать

свое мнение”, - записывает она 2 октября, а 10 октября, уже посетив музей одна, без своих

мам, пишет подробнее:

“Что же касается живописи, то я научаюсь многому; я вижу то, чего не видела прежде.

Глаза мои открываются, я приподнимаюсь на цыпочки и едва дышу, боясь, что очарование

разрушится. Это настоящее очарование; кажется, что, наконец, можешь уловить свои

мечтания, думаешь, что знаешь, что нужно делать, все способности направлены к одной

цели - к живописи, не ремесленной живописи, а к такой, которая вполне передавала бы

настоящее, живое тело, если добиться этого и быть истинным художником, можно делать

чудесные вещи. Потому что все, все - в исполнении. Что такое “Кузница Вулкана” или

“Пряхи” Веласкеса? Отнимите у этих картин это чудное исполнение, и останется просто

мужская фигура, ничего больше. Я знаю, что возмущу многих: прежде всего, глупцов, которые так много кричат о чувстве... Ведь чувство в живописи сводится к краскам, к

поэзии исполнения, к очарованию кисти. Трудно отдать себе отчет, до какой степени это