родине» с переводами из Гейне. Бесспорно, это означает частичное усиление
или обострение элементов трагического скепсиса, — оно связано именно с
разработкой тем «страшного мира», о чем шла речь выше. Поэтическая
разработка внутренних противоречий личности и обусловливает более острое и
наглядное выявление трагического скепсиса.
Однако наряду с этим в новой композиции появляется, непосредственно
перед разделом «Родина», цикл «Кармен». В этом цикле по-новому, в связи с
общим движением Блока в 10-е годы, решаются темы ушедших во второй том
разделов, и в особенности — цикла «Заклятие огнем и мраком». В качестве
противовеса к персонажам «Страшного мира» появляется тема, связанная с
общими исканиями Блоком в 10-е годы «демократического» типа человека в
искусстве. В цитировавшемся выше письме к Арсенишвили Блок писал:
«… если Вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущем»
(VIII, 386). Соотношение цикла «Кармен» с разделом «Родина» в новой
композиции третьего тома и реализует стремление Блока внутренне преодолеть
«яды» «Страшного мира» и повести читателя к «будущему».
Цикл «Кармен», заменяя собой несколько аналогичных художественных
образований 1907 г. в новой композиции третьего тома, очевидным образом, в
общих смысловых соотношениях должен давать «народную тему» в ее
непосредственном, «стихийном» выражении, в противовес темам «Страшного
мира», характерным для «городской», «цивилизованной» или «интеллигентной»
(в специфически блоковском аспекте слова «интеллигенция», означающем
культурные слои социальных верхов старого общества) жизни современности.
Однако если в этом плане сопоставлять цикл «Кармен» с ушедшими циклами, и
в первую очередь с циклом «Заклятие огнем и мраком», который наиболее
непосредственно замещается циклом «Кармен», то надо сказать, что здесь, в
новом цикле, нет прямого, наглядного демонстрирования разносторонности,
разноплановости, широты «стихийной народной души», оборачивающейся в
границах одного образа-персонажа разными «масками» в старом цикле.
Соответственно цикл «Кармен» не дает возможности и не требует проводить
прямые аналогии с революционными тенденциями в народной жизни
современности. Такой отказ от несколько прямолинейных художественных
решений связан с усложнением, некоторым изменением блоковских
представлений о народе, о социальных тенденциях, революционизирующих
современную жизнь, о демократизме. Создается впечатление (не только в связи
с этим циклом, но и вообще), что проблемы революции в прямом и
непосредственном виде у Блока в 10-е годы несколько отходят на второй
план, — этим в какой-то степени объясняется изменение характера
публицистики Блока в ту пору. Во всей совокупности блоковского творчества,
однако, это выглядит несколько иначе, если подойти к проблеме более
углубленно, более сложно. В большей степени, чем в годы после первой
революции, все проблемы у Блока концентрируются вокруг проблемы
личности, ее сложных, противоречивых отношений с общественной жизнью. В
таком виде вопросы предстоящих революционных потрясений по-прежнему
продолжают волновать Блока. Особо занимающие Блока в 10-е годы проблемы
«демократии» и «демократического» типа человека в конечном счете
оказываются связанными с его усложняющимися представлениями о
предстоящих революционных взрывах и месте человека в них.
Блок много и в разных направлениях размышляет о «демократическом»
характере новой эпохи в жизни русского общества. В этот комплекс духовных
поисков Блока, несомненно, входят его раздумья о предстоящем промышленном
развитии России, о России как о «новой Америке», причем для Блока наиболее
существенно тут то обстоятельство, что промышленно развивающаяся Россия
превращается «… в новую, а не в старую Америку» (III, 298), как это
подчеркивается в предисловии к поэме «Возмездие». Однако по всему
характеру таланта Блока творческие замыслы, в которых поэт непосредственно
пытается воплотить эти процессы (драма «О фабричном возрождении России»),
не случайно не находят завершения220. Концентрируются, собираются эти
размышления вокруг вопроса о человеке, об отношениях между людьми, и
«старая Америка» неприемлема прежде всего с этой точки зрения. Особенно
существенны для Блока-художника, конечно, его раздумья о новом типе
«демократического» человека, формирующемся в эпоху, когда «явно
обновляются пути человечества… человеческая душа, русская душа
ломается…» («Памяти Августа Стриндберга», 1912, V, 464). Для Блока
закономерный тип нового человека нарождающейся «демократической»
эпохи — это тип «демократа», и наиболее желательный характер отношений
между людьми ему видится как отношения товарищеские: «… брат и
учитель — имена навсегда; сейчас, может быть, многим дороже имя товарищ:
открытый и честный взгляд; правда, легко высказываемая в глаза; правый мир и
правая ссора; пожатие широкой и грубой руки… прекрасна форма общения,
выражаемая словом товарищ» (там же, V, 468). Понятно, что в блоковском
третьем томе в связи с концепцией «Страшного мира» рисуются чаще всего
отношения между людьми совсем иного рода; но они и представляются Блоку
отношениями, исторически подлежащими преодолению. Знаменательно, что,
стремясь к художественному постижению волнующего его в 10-е годы
220 О замысле драмы «О фабричном возрождении России» см.: Орлов В. Н.
Неосуществленный замысел Александра Блока — драма «Нелепый человек». —
Ученые записки Ленингр. гос. пед. института им. А. И. Герцена, Л., 1948, т. 67,
с. 234 – 241. В литературе о Блоке известен рассказ Вл. Пяста о глубоком
впечатлении, произведенном на поэта ссылками на его стихотворение «Новая
Америка» в журнале «Горное дело» (1914) «в доказательство необходимости…
скорее и интенсивнее эксплуатировать естественные богатства России» (Пяст В
л. Воспоминания о Блоке. Пг., 1923, с. 50). В контексте воспоминаний Пяста
подобное восприятие «Новой Америки» сопоставляется с возможным
воздействием на читателя резкой критики буржуазной демократии в
«Двенадцати». Поскольку Пяст — яростный противник «Двенадцати», тем
самым выражается нескрываемое сожаление, что Блок не стал певцом
«фабричного возрождения России» в капиталистическом варианте. Для
Блока — поэта трагедийной темы такой творческий исход, разумеется,
невозможен.
«демократического» типа человека, Блок с особой остротой ощущает
необходимость обоснования историей характера такого человека; в развитии
замысла драмы «Роза и Крест» (1912 – 1913) наиболее существенной
оказывается именно разработка характера «демократического» человека в
историческом аспекте. А замысел «Розы и Креста», в свою очередь, тесно
связан с создаваемым несколько позднее циклом «Кармен» (март 1914 г.).
Работа над драмой «Роза и Крест», замыслом, появившимся как бы
несколько случайно, «боковым образом», оказалась необыкновенно важной для
Блока тем, что она обнажила творческие противоречия, существовавшие в
основной, магистральной линии его поэтической деятельности, и вынудила
искать их решения; поэтому она чрезвычайно значима и для процессов
окончательного «укладывания» художественной концепции трилогии лирики и
особо ответственной ее части — третьего тома. Наметка несколько
традиционного либретто «романтического» балета довольно быстро
перерастает в глубокий замысел драмы о людях, вынужденных
самоопределяться в эпоху крутого исторического поворота революционного
типа; сам Блок в конечном счете осознает не только аналогию вставших перед
ним проблем с задачами художника современной темы, поскольку не