Они страшнее.

Дела его шли хорошо. Ещё на закате «лихих девяностых» Вениамин Долинский сколотил себе серьёзное состояние, «вскочив в уходящий поезд», как сказал ему перед смертью отец. Долинский-старший не успел порадоваться за сына всласть – сам-то он сел в этот «поезд» в самом начале, был замешан во многом, и странная авария, унесшая их с матерью жизни, на самом деле была не случайностью, а приветом от «кинутых» когда-то партнёров. Веня об этом знал, но шум предпочёл не раздувать, твёрдо дав понять заинтересованным лицам, что дела отца его не касаются. С наследством пришлось распрощаться, но к этому времени собственное состояние Вениамина позволяло пережить эту потерю без особого огорчения.

С азартом воюя за лакомые куски и шаг за шагом приближаясь к самому главному, к власти, Долинский почти не вспоминал о вампирах. Разве что имел привычку каждый вечер самому проверять, заперты ли на все замки и цепочки двери. Жена, юная красавица, подшучивала над ним, но не перегибала палку: где ещё такого захомутаешь? Богатого, умного и перспективного, готовящегося войти в касту «неприкасаемых», для которых открыты все двери, способных проломить любые стены. Жена за своё счастье держалась.

А Долинский поднимался всё выше. Его имя мелькало в газетах, о нём говорили в новостях, он давно перестал посещать рестораны «для всех», и вот однажды, пребывая в закрытом клубе «Специальное приглашение», о котором простому смертному даже знать-то не полагалось, Вениамин вышел на террасу выкурить сигару и неожиданно обратил внимание на стоящего неподалеку охранника. Неожиданно, потому что давным-давно перестал замечать прислугу. Обратил, потому что показалась ему знакомой повадка этого человека, манера двигаться, и…

И когда охранник обернулся, их взгляды на мгновение встретились.

И лишь железная воля не позволила Долинскому закричать от страха.

То ли весна запаздывала, то ли зима что-то забыла и вернулась, но, выйдя поутру из дома, Шарп обнаружил, что одет совсем не по погоде. Стоило бы вернуться и сменить лёгкую осеннюю куртку на утеплённую, да ещё и шапку в карман сунуть, а шарфом шею обмотать, но ведь это дурная примета – возвращаться, к ней даже в Тайном Городе относились серьёзно, и рисковать наёмник не стал. С тоской и упрёком посмотрев на изморозь, внезапно покрывшую деревья и скамейки в конце апреля, Шарп поглубже засунул руки в карманы и осторожно спустился с крыльца на дорожку.

Под каблуками крепких ботинок скрипнул ночной ледок.

«Да уж, весна…»

Шарпу вспомнилась первая зимовка в Москве и мысль, которая преследовала его в те бесконечные месяцы: «Что, в местечке потеплее нельзя было устроиться?» И мысль сия была обращена к последним представителям древних рас, некогда избравших эту кошмарную, не приспособленную к цивилизованной жизни область местом своего пребывания, чем обрекли его, теплолюбивого, на необходимость платить страданиями за право жить и работать рядом.

– Надо спросить у шасов: может, есть какая-нибудь штука, чтобы и напоминала о погоде, и сама одежду выбирала, и ещё заставляла делать, как скажет? – пробормотал Шарп, заодно пытаясь сообразить, чего ещё ему не хватает, кроме тепла. Что-то определённо отсутствовало… – Но шасы опять начнут впаривать свои «свойстваменяющие ткани» или как их там… артефакты предусмотрительности за жуткие деньги… Жульё. Зашёл просто спросить – вышел с ненужной вещью и без денег. Почему я живу так далеко от стоянки, а? Неужели нельзя было другую квартиру выбрать? Можно, но летом казалось, что стоянка рядом. А теперь волосы на ногах дыбом встали. А ещё… Ох, да что же такое!

От его восклицания в сторону шарахнулись две спешившие в школу малышки, заботливо укутанные мамашами так, что наружу торчали только носы. А вызвано восклицание было тем, что Шарп наконец-то понял, чего ему не хватает в это ледяное апрельское утро: ключей от машины. Обычно они ночевали в кармане куртки, но вчера ему пришлось подзаряжать встроенный в них артефакт спецзащиты, и приятель, Вова-Диггер, посоветовал оставить связку на ночь в морозилке. Мол, при отрицательных температурах заряд магической энергии истончается с меньшей интенсивностью, что приводит к невиданной экономии. Так это или нет, Шарп пока не определил, поскольку объект исследований так и остался в морозилке, зажатый слева пиццей, а справа пельменями.

– Ну, спасибо, Вова, за совет, – пробормотал замёрзший наёмник, замерев напротив тёплой будки охраны. – За экономию спасибо. За участие…

Будь у него простые ключи, Шарп и не подумал бы о возвращении, а просто вскрыл бы авто, благо нужный навык имелся. Однако «Антиугон 8.4.1» – лучший на сегодняшний день комплекс Торговой Гильдии, – предполагал динамическую защиту вверенных его попечению авто, и Шарпу не хотелось получить электрический разряд по чувствительному месту.

А нечувствительных мест у него не было: каждая часть организма была наёмнику по-своему дорога.

– Доброе утро, Виталий! – Охранник выглянул, чтобы поприветствовать обладателя одной из самых дорогих машин на вверенной ему территории. – Что-то не так?

– Все не так, – ответил Шарп, с завистью глядя на «аляску», в которую не поленился упаковаться сторож. – И тебе доброго утра, Сергей Ильич.

– Прохладно сегодня.

– Я заметил.

– А ночью вообще жуть что было. До минус пяти по области опускалось.

Последнюю фразу охранник явно подцепил из радио или от телевизора. И прозвучала она так по-зимнему, что Шарпа словно морозным воздухом окатило.

– Пожалуй, я сегодня на метро поеду, – пробормотал он, борясь с желанием сорвать с разговорчивого сторожа «аляску». – Так быстрее.

Кроме того, от стоянки до метро было ближе, чем до подъезда.

– Может, и правильно! Вон на улицах какой каток с утра! – Сторож шаркнул подошвой по замёрзшей луже. – Надеюсь, недалеко ехать?

– В Москву.

– Москва большая.

– Потому и столица.

С помощью нехитрых гипнометодик Шарп давно избавился от явного акцента, освоил местные нормы общения, но что-то в его речи мешало Сергею Ильичу принять человека, которого он знал под именем Виталий, полностью за своего. И в то же время за своего он его принимал – мужик хороший, толковый, с понятием. Но не полностью свой. Будто немного… изменённый.

«Может, во внешней разведке служил, – предположил от скуки сторож, которому нравилось считать, что, послужив когда-то прапорщиком в пограничных войсках, он тоже имеет отношение к «органам», в широком и важном смысле этого слова. – В Греции, может быть, или в Италии. А может, и сам по себе болгарин какой…»

Шарп, втянув голову в плечи и часто перебирая ногами, скрылся за углом, и охранник выкинул его из головы до следующего появления.

Между тем Сергей Ильич совершенно случайно угадал, но так никогда и не узнал о своей правоте, что Шарп и впрямь некогда считался гражданином Болгарии. В смысле – по паспорту. Однако демонстрировал он книжечку исключительно в тех местах, где никто не мог проверить его знание болгарского. И звали его тогда отнюдь не Виталий. И даже не Шарп. Вообще между «гражданином Болгарии» и нынешним «Виталиком» пряталось ещё шесть имён, два из которых Шарп собирался отрицать даже на Страшном Суде.

Но всё это осталось в прошлой жизни

Подходя к метро «Митино», Шарп вовсю растирал себе уши. Не принимали они мороза ни в каком виде! Отказывались. Бегом спустившись в переход и вместе с толпой утреннего часа пик оказавшись за стеклянными дверями, наёмник тут же расстегнул куртку, чтобы побыстрее впитать тепло, и улыбнулся, вклиниваясь в полный вагон.

Плевать, что тесно. Главное – тепло.

Метро Шарп, пожалуй, любил. Едешь себе, думаешь о своём, ни один придурок за рулём тебе не угрожает. Всё бы ничего, но раздражало обилие пассажиров. Было бы их, скажем, раз в десять меньше – Шарп и вовсе выводил бы машину из стойла только для развлечения. Да и путешествия по бесконечным московским пробкам удовольствия не приносили, только нервы отнимали, а иногда и деньги, когда из-за очередного затора срывалась важная встреча, а сейчас…