Автором ряда исследований по проблемам политической эволюции Второй республики является Р.Ф. Фармонов{45}. В его работах подняты интересные проблемы, в частности затрагиваются вопросы, связанные со становлением режима Второй республики. Однако государственный переворот 2 декабря 1851 г. и проблемы формирования бонапартизма как общественно-политического движения не являлись предметом специального изучения.
Таким образом, с момента осуществления государственного переворота 2 декабря 1851 года было опубликовано большое количество как популярных изданий, так и специальных исследований по различным аспектам данной темы. Однако в зарубежной историографии до сих пор не существует единого взгляда на причины и последствия переворота. Основной упор делался на создание все новых и новых жизнеописаний Луи-Наполеона, где исследователи брали во внимание прежде всего внешние аспекты переворота. Определилась и другая тенденция: написание глобальных исследований по истории Франции XIX века, в которых переворот не являлся предметом специального исследования. Неослабевающий интерес к истории Второй республики во французском истеблишменте и полемический накал вокруг переворота до сих пор мешают исследователям дать взвешенную оценку этому событию.
Интенсивный интеллектуальный поиск отечественными историками и общественными деятелями 1990-х годов образцов государственной политики в собственном прошлом сменился на рубеже веков вниманием к зарубежному опыту управления государством в условиях переходного периода. Выявление различных тенденций и подходов в историографии к этому далеко не однозначному событию позволяет не только более глубоко вникнуть в суть происшедшего во Франции в середине XIX века, но и лучше представить себе перспективы бонапартизма как средства выхода из постреволюционного кризиса.
В настоящее время тема государственного строительства в рамках бонапартизма, под руководством сильной авторитарной личности, оказалась в центре российской общественно-политической мысли. Был поднят вопрос о бонапартизме как средстве выхода из экономического и политического тупика, в котором сегодня оказалась Россия{46}. Это вопрос не только теоретического, но и практического значения. Недаром с избранием В. В. Путина Президентом России в средствах массовой информации время от времени стали проводиться параллели между политикой Луи-Наполеона и курсом нынешнего правительства{47}. Появилось мнение, что бонапартизм чуть ли не панацея от всех бед. В пример приводятся режимы Пиночета в Чили и Франко в Испании. Якобы только установление диктатуры на «переходный период» позволило этим странам стабилизировать общество{48}. Издержки — политические репрессии и подавление демократических свобод — обычно в расчет не принимаются. Как уже отмечалось, режим Луи-Наполеона стоит в первом ряду подобных диктатур. А по мнению видного российского политолога А. Н. Медушевского{49}, утвердившись впервые во Франции, бонапартистский режим Луи-Наполеона стал предтечей последующих авторитарных и тоталитарных режимов, основанных на использовании народной легитимности и массовой поддержки. В данном контексте изучение политической эволюции Второй республики в сторону авторитаризма позволяет выявить механизмы трансформации демократии в авторитаризм. Таким образом, исследование государственного переворота 2 декабря 1851 года и политической деятельности его автора — Луи-Наполеона Бонапарта — до сих пор не потеряло своей научной значимости.
* * *
Итак, в 1808 году в семье младшего брата Наполеона I Луи-Бонапарта и Гортензии де Богарне, дочери Жозефины от первого брака, родился третий по счету ребенок — Луи-Наполеон. После разгрома Наполеона I под Ватерлоо Гортензия, брак которой к тому времени с Луи-Бонапартом фактически распался, оказалась в изгнании в Швейцарии. Первым воспитателем Луи-Наполеона стал Филипп Лё Ба — сын одного из ближайших к Робеспьеру революционеров. Общение с Лё Ба не прошло для мальчика даром: уже будучи молодым человеком, он неоднократно повторял, что мечтает стать главой французской демократии.
В свою очередь, сама Гортензия всячески внушала сыну мысль о том, что ему предназначена корона Франции и он станет новым императором. Неудивительно, что, еще будучи ребенком, принц с уверенностью говорил о своей звезде, ведущей его к славе. В результате усилий матери Луи-Наполеон не только поверил в свое великое будущее, но и получил прекрасное образование и говорил на нескольких европейских языках. Даниэль Штерн, автор «Истории революции 1848 года», писала, что «в его пренебрежительной расточительности выказывался не просто богатый человек, а принц крови. Хотя он обыкновенно был сдержан, у него иногда прорывался повелительный тон, выдававший его. Тацит, Лукан, Макиавелли, история Кромвеля были его любимыми книгами. Наконец, тот, кто внимательно присмотрелся бы к нему в это время, открыл бы в нем под бледностью почти неподвижного лица, под небрежностью речи, под невероятной для столь юного человека флегматичностью горячее пламя сосредоточенного честолюбия».
В самой Франции после падения Наполеона бонапартисты не оставляли надежд на восстановление империи. Очень часто речь шла лишь о мелких группках, состоящих из старых солдат, офицеров, прозябающих на нищенскую пенсию, и крестьян. Однако предпринятые ими попытки изначально были обречены на неудачу, поскольку реального претендента на трон в тот момент во Франции не было: Наполеон в ссылке, его сын под надежным присмотром дедушки Франца. Но все это не мешало сторонникам империи составлять заговоры против режима. Так, в Страсбурге резервисты с местными либералами подбивали гарнизон крепости провозгласить Наполеона II императором. Подобные волнения происходили в Ионне, Эсне, Севере и в Па-де-Кале. В этих условиях правительство решило найти поддержку в массе нотаблей, за которыми одними закреплялось право участвовать в политической жизни страны. Благодаря установленному высокому избирательному цензу остальное население было отстранено от политической жизни. В стране наступила обманчивая тишина; поскольку недовольство не могло проявиться открыто, легально, то оно вызревало внутри страны, и правительство могло об этом только догадываться.
В результате Июльской революции 1830 года на французский престол неожиданно взошел Луи-Филипп, герцог Орлеанский, представитель младшей ветви королевской династии. Орлеанисты с большим беспокойством наблюдали за активностью бонапартистов в Париже во время революции, но, на их счастье, несмотря на массовый народный характер, бонапартистские манифестации были плохо организованы, и у сторонников восстановления империи не было общего плана действий. Очевидец этих событий вспоминал, что «если бы обстоятельства позволили народному движению осуществить свои устремления, то в этот же вечер во Франции была бы установлена Империя, что не понравилось бы друзьям свободы — либералам»{50}.
Единственным из всего клана Бонапартов, кто действительно с воодушевлением отреагировал на Июльскую революцию, был Луи-Наполеон. Но правительство Луи-Филиппа подтвердило закон от 12 января 1816 года, запрещавший под страхом смертной казни пребывание членов императорской семьи во Франции. Разочарование было жестоким, так как стало совершенно ясно, что смена династии на троне ничего не изменила в положении Бонапартов. Ссылка продолжилась, и в ноябре он с матерью отправляется в Италию, где как раз в момент переизбрания нового папы в Риме вспыхнуло восстание, подготовленное тайными обществами. В момент восстания Луи-Наполеон уже находился в Риме и, вероятно, принял непосредственное участие в его подготовке. Восстание было жестоко подавлено, а сам Луи-Наполеон, спасаясь от репрессий, направляется во Флоренцию, где встречается со своим братом Наполеоном-Луи.
