Марина летела в Москву, оцепенев от горя. Последнюю ночь они провели вдвоем – он в гробу, а она возле его тела. Глухой удар молотка по крышке его гроба – и только тогда она поняла: он ушел от нее. Его больше не будет рядом. Он не позвонит на последние деньги, чтобы сказать, как сильно ее любит. Они никогда больше не будут сидеть на кухне, как это принято в Москве, и пить чай… Он не посвятит ей больше ни строчки – потому что его просто нет.

Она еще напишет целую книгу о нем – иначе тоска задушила бы ее. Целый год жесточайшая депрессия терзала ее ум и тело, и ей все слышался его голос – хриплый, сильный голос человека, который любил ее больше жизни… «Родники мои серебряные, золотые мои россыпи»…

Всегда трудно добираться до истины, особенно когда она скрыта под толщей веков. История многократно переписывается победителями в свою пользу, предатели становятся мудрыми советчиками, многоженцы – несчастными влюбленными, вынужденными уходить от нелюбимых жен к единственным в их жизни возлюбленным… Однако есть истории, которые неподвластны времени. Оно не только не скрывает их правду, но с каждым прошедшим годом, десятилетием и даже столетием отсеивает ненужное, убирает наносную шелуху, и мы видим все без прикрас – возможно, именно так, как было на самом деле…

Великий московский князь Василий III Иванович за долгие годы брака с Соломонией Сабуровой так и не зачал не то что наследника – даже дочери. Соломония была бездетна, а ведь даже в Библии сказано: «Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает?»

Князь уже имел решение в сердце своем, но все же решил посоветоваться с боярами. Те, впрочем, были единодушны: бесплодную супругу следовало заточить в монастырь, а в жены взять молодую девушку хорошего сложения и отменного здоровья, способную принести князю наследника.

Княгиня Соломония была без дальнейших обиняков пострижена в монахини под именем Софьи, а к князю стали свозить невест. Особенно понравилась Василию восемнадцатилетняя красавица Елена Глинская, дочь литовского князя. Род Глинских был не слишком знатен, однако статью Елена не уступила бы любой царице, была воспитанна и образованна, и, побеседовав немного с девицей, Василий совсем потерял голову.

К чему было терять время: как говорится, честным пирком да за свадебку! В 1526 году Елена становится княгиней. Всем она люба была Василию. Чтобы угодить молодой жене, князь даже частенько сбривал бороду, что на Руси того времени не было принято. Да и русское платье при своем дворе велел сменить на более нарядное польское да литовское.

Чтобы любимая жена не заскучала у себя в тереме, ко двору пригласили ее родственников. Приехала в Московское княжество и близкая подруга Елены – также Елена, Челядинина, и ее брат Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Последний слыл храбрым воином, да и собой был хорош на диво. Со своими родственниками Елена и скучать перестала, особенно любила она общество подруги и ее брата.

Однако через некоторое время князю стали доносить, что в тереме княгини не совсем ладно: Иван Овчина глаз с великой княгини не сводит, не закончилось бы это незаконной любовью… Но князь всецело доверял молодой жене, которая подарила ему долгожданного наследника. Младенца крестили Иваном – и был это не кто иной, как будущий государь российский Иван IV, больше известный потомкам под прозвищем Грозный.

Злые языки шептали по углам, что родила княгиня Елена не от старого Василия, а от молодого красавца Ивана Овчины, но князю до наветов и дела не было. Жену он баловал, а в наследнике и вовсе души не чаял. Вскоре родился и второй сын – Юрий. Все в семье шло гладко да складно, но только когда первенцу Ивану исполнилось три года, князь Василий внезапно занемог и в одночасье скончался.

Умер ли князь своей смертью или же был отравлен своей молодой женой, как шептались некоторые, глядя на изменившегося до неузнаваемости за считаные часы князя – кто знает? Уже на смертном одре Василия стали одолевать сомнения: а действительно ли Иван его сын? Однако завещания князь не изменил и правительницей до совершеннолетия ребенка стала Елена.

Годы правления Елены Глинской можно назвать образцовыми: женщиной она действительно была незаурядной и помимо прочих талантов обладала еще и политическими. Умело ведя переговоры, молодая княгиня сумела избежать войн, способных разорить любое, даже самое сильное царство. С крымским и казанским ханами был заключен мир, торговля процветала, строились и расширялись города и крепости.

Елена также уделяла большое внимание армии и даже провела денежную реформу, укрепив тем самым положение княжества. Монеты разных видов и размеров перечеканили по одному, так называемому Новгородскому образцу. На новой монете был изображен всадник с копьем в руке, и именно с той поры в России и закрепилось название новых денег – копейка.

И все эти годы рядом с ней находился один и тот же человек – Иван Овчина. Был ли он просто советником или же все-таки любовником княгини? История дает на этот вопрос однозначный ответ: Овчина давно разделял с княгиней не только государственные заботы, но и постель.

Однако Иван Овчина был не просто ищущим от щедрот княжеских никчемным фаворитом, годным только на альковные утехи. Именем княгини он воевал и свой полководческий талант положил на то, чтобы охранять княжество от врагов внешних и внутренних. Овчина ходил в походы, подавлял мятежи и восстания, а ведь время было такое, что только ленивый не мечтал о троне! Заговоры плелись, как паутина по углам: так, в 1537 году один из родственников князя организовал против Елены бунт, надеясь свергнуть ее и захватить власть. Овчина быстро собрал войско и двинул его против заговорщиков, разгромив их начисто и захватив самого устроителя мятежа – Андрея Старицкого. Церемониться с предателем не стали – бросили в темницу и замордовали пытками насмерть.

Такая преданность фаворита совсем ослепила княгиню. По навету Овчины она даже удалила от двора, а затем и заточила в тюрьму родного дядю, Михаила Глинского. Казалось бы, Овчина только о ее благополучии и радеет, однако вскоре случилось страшное: утром 3 апреля 1538 года молодой, полной сил и здоровья княгине вдруг стало плохо. Тридцатилетняя, кровь с молоком красавица сгорела в считаные часы. К вечеру Елены не стало… Снова во дворце заговорили о таинственном яде, способном бессимптомно свести в могилу любого.

Приближенные оплакивали безвременно скончавшуюся княгиню, но бояре, тайно ненавидевшие возвысившуюся из захудалого рода Глинскую, открыто праздновали победу. Доказать наличие яда в организме в то время, пожалуй, не смог бы никто, и Елену просто похоронили. Однако слухи о ее неестественной кончине продолжали шириться, и пришедший к власти боярин Василий Шуйский решил одним махом убить двух зайцев: он обвинил в смерти княгини ее любимца, Ивана Овчину.

Красавца, умницу и храбреца, бывшего занозой не в одном глазу, бросили в сырой темный каземат. Улик и сколько-нибудь связных обвинений против него не было – и даже новый правитель, Василий Шуйский, не мог решиться пролить кровь невинного… Иван Овчина просто-напросто умер в темнице от голода и холода – его богатырский организм, выдерживавший походы, битвы и военные лишения, угас, подкошенный отсутствием воды и пищи и сыростью каземата.