– Как здорово! Ой… наверное, не здорово теперь, да? Но знаешь, все это так похоже на сказку…

На выдумку.

Лишь бы не раздулись, как у быка, ноздри, лишь бы не повалил из ушей злой черный дым.

– Он не помнит меня теперь. Не помнит ничего из того, что было. А я помню…

– А… – Элли неуверенно замялась. Понимала, что даже озвученное устами близкой подруги подобное предположение может стать катализатором ссоры, но все же решилась: – А ты уверена, что это все тебе не…

– Приснилось?

Теперь Лайзе однозначно казалось, что ее невидимые клыки уже никогда не втянутся обратно – так и останутся висеть, упираясь не то в шею, не то в пузо, а не то и вовсе бороздя острыми концами кухонный пол. Большие клыки, крепкие.

– Уверена, – более безэмоциональным произнесением этого слова мог бы гордиться только робот. Или Дрейк. Пережив очередной приступ раздражения, она добавила: – Столько деталей, столько подробностей, столько информации. Откуда я, по-твоему, могла ее взять?

– Ну…

И тишина.

Внятный ответ, да уж. Крайне полный и исчерпывающий, тем более что продолжения за многозначительным «ну» так и не последовало. Снова скажет «приснилось»? Если да, то Лайза покинет эту квартиру в течение минуты. А она еще думала, что будет плакать на плече – рыдать, икая от слез и выпитой воды, утирать сопли белоснежной салфеткой и вновь изливать на идеально чистой кухне волны горькой на судьбу обиды.

– Мы жили вместе, понимаешь? – горло сжалось от спазма, запершило. – Жили душа в душу, как пара, как счастливые люди. Как вы с Реном.

– Правда?

Кажется, Элли начала понимать. А если не понимать, то хотя бы сочувствовать – перестала смотреть как на идиотку, прониклась не то искренностью тона, не то правдивым выражением в глазах, которое не сымитировать, не подделать, как ни старайся.

– Да. У меня было его кольцо… Я каждый завиток на нем помню, – Лайза потрогала палец – пустой, раздетый и одинокий. – А теперь оно исчезло, как все остальное. Моя сумка, другая одежда и… ваша память.

– Грустно. И глупо, – белокурая подруга вдруг стала прежней, верящей. Голубые глаза наполнились печалью и тем самым состраданием, на которое Лайза с самого начала рассчитывала. – А знаешь, жаль, что я этого не помню. Ни вашей встречи, ни твоего звонка, что ты пыталась сделать из его кинозала, ни ваших счастливых лиц. Я бы, наверное, очень обрадовалась.

Все, теперь Лайзе хотелось плакать – безудержно, навзрыд. Оказывается, куда как лучше, когда на тебя смотрят как на обезумевшую дуру, нежели когда окружают жалостливой заботой.

– Я исправлю, – прорычала она самой себе, чужой кухне, всему свету. – Я все исправлю, слышишь?

– Но как?

– Как? Придумаю… Нет, пусть придумывает Дрейк. Ты поможешь мне с ним связаться?

– Я?

– А кто еще?

– Но я…

«Я его боюсь, – вот что она хотела сказать и не сказала. – Боюсь до дрожи в коленях, до спазмов в желудке, до панической атаки».

Конечно, стоило сразу сообразить, что звонить злому и страшному Начальнику Элли не пожелает даже под пытками. Не после Корпуса, пусть даже все осталось в прошлом.[1]

– Тогда Рен. Пусть об этой встрече договорится он. Ты сможешь попросить?

– С… смогу.

– Спасибо. Я буду очень ждать. – Лайза наклонилась вперед и впервые с того момента, как пришла в этот дом, коснулась пальцев подруги. – Мне это очень нужно. Очень, слышишь?

– Лай… – сокращение прозвучало родным и знакомым, на секунду повернуло время вспять – не туда, где холодно и одиноко, а туда, где ее когда-то помнили и любили.

– Что?

– А ты уверена, что хочешь этого? – секундное замешательство, неуверенность, страх. – Хочешь вернуться в свое другое прошлое?

– Конечно! – С чего тут размышлять? Прыгнула бы прямо сейчас и ни секунды не медлила бы. – А почему ты спрашиваешь?

– Но ведь тогда… ты отсюда исчезнешь? И я тебя больше не увижу?

Какой странный, глубокий и правомерный вопрос. Действительно, что случится, когда Лайза отправится (если отправится) назад? Она исчезнет из этой временно́й ветки как никогда не существовавшая личность? Нет, постойте, все не так: просто здесь останется другая Лайза, которая никогда не знала о новой… наверное. Ведь жила же она здесь до этого, работала, покупала квартиру, чинила «Мираж» и общалась с Элли. Вот она и будет жить дальше…

Сложно, запутанно, до кома в горле и скрипа в голове.

Наверное, Элли даже не вспомнит, что другая Лайза-попаданка приходила к ней в гости и рассказывала небылицы, – это вычеркнется из реальности, как никогда не явившееся на свет событие. Все просто потечет своим чередом, гладко и непрерывно.

Интересно, а где та Лайза, что жила здесь до меня? Или это и есть я? Одна-единственная на все временные ветки?

Чертов Дрейк.

– Все… будет хорошо, – она не рискнула произнести «Ты все забудешь. И я тоже». Вместо этого неуверенно улыбнулась и постаралась утешить их обеих: – Все… как-нибудь уладится. Верь в это, ладно?

Верь.

Легко сказать и нелегко сделать.

– Главное, поговори с Реном и сделай это как можно скорее.

– Хорошо.

– Тогда я буду ждать звонка.

Уже у самой двери Элли, все это время мучительно запиравшая рвущийся наружу вопрос внутри, не удержалась и выдохнула:

– Слушай… А там, в будущем, у нас с Реном все хорошо? Мы не поругаемся?

Полутьма коридора скрыла мягкую усмешку на ненакрашенных губах.

– Нет, не поругаетесь. Так и будете жить, как два счастливых голубка.

Вырвавшийся вздох облегчения; неуверенное переминание обутых в домашние тапочки ног.

– Спасибо. Наверное, это глупо, но это важно.

– Не за что. Всегда рада помочь.

И, чувствуя себя дешевым и неудавшимся предсказателем чужих судеб, темноволосая гостья с неслышным вздохом выскользнула за дверь.

Все ли у нас будет хорошо? Не поругаемся?

«А какая будет погода? А из важных новостей что в ближайшее время произойдет?»

Смешно: поверить сначала не поверила, а после принялась спрашивать про дальнейшую судьбу – все ли там прекрасно? Люди есть люди: хорошие или плохие, знакомые или впервые встретившиеся – все как один любопытные и все в первую очередь думают лишь о себе.

– Не поругаетесь… – все еще бурчала себе под нос Лайза пятью минутами позже, шагая по отсыревшей от мелкого дождя мостовой. Слипшиеся нерасчесанные волосы, грязные со вчерашнего дня штаны – она что, не могла залезть в шкаф и выбрать что-то приличное?

Не могла – и эта мысль пугала. Не могла, потому что все то, что лежало в шкафу – старое и «местное», – не родное, пусть даже купленное за кровные деньги, а вот запятнанные травой штаны – они свои, памятные и почему-то очень нужные. Они – часть ее прошлого и настоящего, они, пусть и болезненно, напоминали о том, что будка была – существовала на самом деле, и Лайза, ползая по земле, искала ее. Долго искала. А переоденься она в «старое», и вдруг забудется настоящая жизнь – та самая, любимая? Вдруг она упустит прошлое, позволит ему соскользнуть с кончиков пальцев и сама не заметит, как белый парус оттолкнутого от берега кораблика превратится в точку на горизонте, а после и вовсе исчезнет за гребнем очередной волны.

И тогда все покажется сном даже ей.

Нет.

Нет-нет-нет.

Дрейк. Он позвонит. Точнее, позвонит Рен – Элли обещала, – и выход обязательно найдется. Вот только бы набраться терпения, не лопнуть от эмоций, не свихнуться от бездействия и ожидания непонятно чего.

Лайза уловила разлитый в воздухе запах жареной картошки. Истосковавшийся по еде желудок недовольно заурчал. Поесть бы… и кофе.

Интересно, сколько у нее на счету денег? Жаль, не проверила перед выходом из дома – теперь либо искать банкомат, либо, чтобы не рисковать, возвращаться в квартиру. А там тишина: там пусто, холодно и даже жутко. Там снова нахлынут воспоминания о вчерашнем дне, да и не только о вчерашнем: всплывут в памяти подписанный договор, счастливое утро, смеющиеся глаза, родной голос и теплые слова: «Просыпайся, принцесса…»