Было.

На этом ковре она когда-то сидела, не замечая затекших ног, рисовала картину. Яхту. Выводила на ее борту слово «Мечта», а вокруг валялись карандаши…

Приснилось?

Не приснилось. Все было наяву.

Сначала рисунок яхты, затем куча записок, которые так никто и не решился передать, а после – множество упаковок с крупой, консервами, хлебом – их она собиралась взять с собой на катер. Катер… На котором собиралась плыть, чтобы искать Мака.

Как давно.

Недавно.

Давно.

Недавно.

Не было…

– Было! – выкрикнула она вслух пустой комнате и одновременно сжала зубы и кулаки.

«Я не дам себе поверить, что всего этого не было. Не дам себе сойти с ума. Забыть».

Все было. Все. И если поганый голос разума еще раз попытается ей напеть, что самые ценные воспоминания ее жизни – ложь, она заткнет его так, что тот уже никогда не выберется наружу.

Все было. Мак. Ее счастливая жизнь. Пробуждения по утрам, улыбки, смех, дела, поездки… Была та погоня, когда она думала, что умрет, были стол и свет лампы… Была боль, много боли, а после было счастье, укутанное теплыми мужскими руками. Они жили вместе, занимались любовью, строили планы, ходили в гости. Смотрели по вечерам фильмы, работали в гараже, ужинали, разговаривали и снова любили друг друга. Всегда любили. Ни дня не прошло, чтобы их чувство потеряло искру – оно всегда горело между ними ярко: иногда грело, иногда жгло, но никогда не гасло.

– Тату… – сорвался вдруг с губ хриплый шепот, и рука непроизвольно потянулась к ключице. – Тату… Печать!

И Лайза резво вскочила с дивана. Метнулась в спальню, шлепнула по пути пятерней по выключателю, распахнула дверцу шкафа и уставилась в зеркало на свое отражение. Оттянула майку, увидела знакомые коричневые очертания и судорожно выдохнула. Печать сохранилась, не исчезла – Печать Мака: ее линии, проступившие сквозь тонкую кожу, бледно, но отчетливо выделялись над левой грудью. Ее драгоценность. Доказательство. Единственное, что осталось из прежней жизни после проклятого Портала.

Теперь сердце билось тяжело и гулко, но размеренно, как у воина, который вдруг осознал, что предстоит еще одна битва. Сложная битва, тяжелая, но ей быть. И хорошо, что быть, потому что Лайза вдруг почувствовала, что впервые за последние двое суток обрела подобие почвы под ногами.

Да, год назад она нашла мужчину, а день назад случилось черт знает что, и она потеряла все, что имела: дом, в котором жила, свою вторую половину, счастье.

Но Печать осталась. И значит, есть шанс вернуть всё на место – вновь повернуть время вспять или же… переписать историю.

Следующим утром Лайза пришла к единственному показавшемуся ей правильным выводу: начиная с этого момента она не должна позволять воспоминаниям и связанным с ними чувствам брать верх над логикой и мешать мыслительному процессу. Процессу, который позволит ей выстроить новый план и начать действовать. Воспоминания страшны, когда приходят не вовремя, так как следом за ними захлестывают эмоции. А затем слезы. А после и вовсе пропадает желание что-либо делать, опускаются руки, и, если так, она не должна поддаваться на провокации собственного нестабильного и шаткого в последнее время разума.

Не должна. Ни в коем случае. Даже если очень хочется.

Именно об этом она думала, глядя под капот стоящего в гараже «Миража», где уже с полгода красовался полностью замененный Маком двигатель. Старый движок он выкидывать не стал, спустил в подпол – сказал, разберет на детали.

И вот теперь тот самый старый движок она и созерцала, стоя в полутемном гараже, свет в который попадал сквозь единственное прямоугольное окно, вделанное под самой крышей.

Старый. Потому что его никто не заменил. Потому что Мака нет.

Решительно настроенная не поддаваться эмоциям, Лайза отшвырнула прочь навязчивый и не годящийся ни для чего, кроме как потопить ее в слезах окончательно, предательский голос, после чего захлопнула крышку капота; в воздух взвились потоки пыли.

«Мираж» есть, и хорошо. Какой бы в нем ни был двигатель, он работает, и это единственное, что важно, так как через полчаса ей нужно быть на работе. Старой и уже не любимой, но все еще приносящей доход. А доход сейчас очень нужен, очень – на счету, как показал поход в виртуальный личный кабинет, осталось всего две с хвостиком тысячи долларов.

Мало. Очень мало. Главное, чтобы ей по прибытии не сообщили об увольнении.

Что, если я приеду, и окажется, что я пропустила неделю или две? Вдруг прежняя я плохо работала? Вдруг она давно уже уволилась по собственному желанию, а я внезапно появлюсь на пороге?..

Шебуршащуюся, словно комок червей, кучу сомнений Лайза так же решительно отодвинула в сторону, после чего отряхнула ладони и направилась к водительской дверце.

Телефон в кармане зазвонил за секунду до того, как она повернула в замке ключ.

– Алло?

– Лайза? Это я! – раздался в трубке радостный, но не без ноток скрытой настороженности голос.

– Привет, Элли.

Секундная пауза прервалась потоком вопросов:

– Как у тебя дела? Что делаешь? Как себя чувствуешь? Не занята?

И среди всех вопросов не прозвучал только один, самый важный: «Не бредишь? Тебе сегодня лучше? Больше нет всех этих странных галлюцинаций?». Подруга никогда бы не решилась спросить подобное вслух, но напряженность и слишком беззаботный тон говорили сами за себя.

– Все хорошо, собираюсь на работу.

На том конце раздался облегченный вздох.

– Может, встретимся сегодня?

– Я, – взревевший двигатель «Миража» на время перекрыл слышимость, и Лайза почти прокричала в трубку, – пока не знаю. Скажи, ты говорила с Реном? Ты передала ему мою просьбу?

На этот раз пауза на другом конце окрасилась скорбным молчанием. «Значит, ты все еще бредишь, – говорила она без слов. – Значит, я не зря волнуюсь».

– Да, я передала. Он сказал, что увидится с Начальником на днях, а там по обстоятельствам.

– Хорошо, спасибо тебе. Я буду ждать.

– Значит… – Элли вновь попыталась пересилить себя и задать неприятный вопрос, но не смогла. «Значит, ты все еще веришь в то, что говорила вчера. Но как же так? Почему же это случилось с тобой? И ты думаешь, это пройдет само?» – звучало в тишине, но сквозь треск помех прозвучало другое: – Позвони мне, как освободишься. Может, сходим в кафе?

– Конечно, – легко согласилась Лайза, глядя на медленно ползущую вверх створку гаража. – Сходим.

И нажала кнопку отбоя.

В ближайшее время они в кафе не сходят.

Не вдвоем – это она знала наверняка.

Он разбудил ее поцелуем, нежным касанием губ. Потерся носом о ее подбородок, притянул к себе теплой сильной рукой, улыбнулся. Он пах сном, собой и их домом, а она нежилась, ощущая, как пальцы перебирают разметавшиеся по подушке пряди – оттягивают, гладят, завивают в колечки…

– С добрым утром, принцесса…

Лайза вздрогнула и попыталась вынырнуть из глубин памяти, куда вновь провалилась, стоило ей опуститься на стул перед знакомым, заваленным папками столом. Ее неудержимо тянуло вниз, в водоворот, засасывало, увлекало ко дну, а вокруг кружились пузырьки, много пузырьков: они сопровождали тонущее тело, танцевали, уплывали наверх, к свету, в то время как сама она погружалась все дальше, все глубже, все безвозвратней.

Ей нужно вернуться, выплыть, ей нужно вздохнуть, ей не хватает воздуха, воздуха…

Ей не хватает его.

Мака.

Дрожащие пальцы вцепились в кромку стола: она снова позволила себе это – соскользнуть. А все потому, что, как только первоначальный стресс прошел, она тут же расслабилась, забылась.

Ее приняли обратно, как принимают работника, который никуда не исчезал, – легко, обычно, без вопросов и без укоров. Оказалось, Лайза отсутствовала всего день, и, когда на вопрос о причине пропуска она попыталась что-то промычать, шеф попросту махнул рукой: иди занимайся делами, их много.