К ночи мы были в окрестностях Тусона. Рано утром следующего дня мы совершили прогулку по национальному парку Saguaro и полюбовались тысячами высоких кактусов. Сдав в аэропорту взятый напрокат "форд мустанг", мы сели на самолет до Вашингтона. Весна была в полном разгаре, и все, кто был в доме у Бетти рядом с Гловер-Арчибальд-парком, смогли на какое-то время забыть о папином ужасном диагнозе, пока мы с Лиз делились подробностями нашей свадьбы и следующих дней.
Мы с Лиз украсили собой обложку номера Scientific Research за 29 апреля 1968 года.
Неожиданно возник фотограф, присланный новым журналом Scientific Research издательства McGraw-Hill. Этому журналу особенно удавались быстро публикуемые статьи — не только о науке, но и об ученых. Вести о моей женитьбе уже широко разнеслись, и нас с Лиз хотели сфотографировать для этого журнала. Из получившихся фотографий стало ясно, что Лиз — настоящая мечта фотографа, и мы с ней вместе попали на обложку номера за 29 апреля.
На следующее утро мы отправились на север и через четыре часа приехали в Колд-Спринг-Харбор, чтобы посмотреть на свой будущий дом. Из Вашингтона я сообщил Джону Кэрнсу о предстоящем однодневном визите, и в лаборатории устроили в нашу честь ужин, организованный Франсуазой Спар. Ее муж, Пьер-Франсуа, приехал на шесть месяцев из Женевы, чтобы поработать вместе с Реем Гестеландом, моим бывшим студентом из Гарварда, которого Джон Кэрнс годом раньше взял на работу в лабораторию. Но к тому времени, как мы собрались в гостиной большого викторианского дома у въезда в лабораторию, новость о нашей свадьбе отошла на второй план. Все были потрясены известием об ужасном событии, случившемся в другом месте. Только что в Мемфисе неизвестный убил Мартина Лютера Кинга. На следующий день, перед нашим отъездом в Провиденс, репортер из Newsday, ведущей лонг-айлендской газеты, взял интервью у Лиз и у меня по отдельности. В итоге он, к ужасу Лиз, намекнул в посвященной нам статье, что все рэдклиффское образование понадобится ей лишь для того, чтобы весь остаток жизни штопать мне носки.
Дома у Лиз я познакомился с ее отцом, врачом, который, как я вскоре обнаружил, был, как и мой отец, увлеченным читателем и скептиком. В этом отношении мы с Лиз получили похожее воспитание. Хотя ее родители и водили ее в Центральную баптистскую церковь, их там привлекала прежде всего музыка — лучшая во всем штате Провиденс. В тот вечер я все время отвлекался на телевизор, по которому показывали съемки расовых беспорядков, начавшихся после убийства Кинга. Убийца был по-прежнему неизвестен.
На следующее утро, 6 апреля, мне исполнялось сорок лет, и если бы со мной рядом не было Лиз, то я бы грустил и чувствовал себя старым.
Статья в газете Newsday от 6 апреля 1968 года.
Перед самым полуднем мы поспешили в Кембридж, чтобы дать Лиз возможность посвятить субботний день покупке посуды на Гарвард-сквер. Ее первым большим приобретением была гладильная доска, которую я принес из хозяйственного магазина Dixon's. Следующим предметом, украсившим нашу квартиру на Эппиан-Уэй, был второй серебряный подсвечник, подаренный Обществом стипендиатов в дополнение к первому, который мне вручили, когда я стал старшим стипендиатом. Еще одним ранним приобретением была большая поваренная книга Джулии Чайлд, местной жительницы, купленная Лиз по совету женщины из отдела регистрации Рэдклиффа, которая записывала изменение фамилии Лиз с Льюис на Уотсон. Лиз, как оказалось, с куда большим удовольствием осваивала рецепты из этой книги, чем из своего практикума по органической химии. Дни моей худобы были сочтены.
Как только Лиз сдала свои заключительные экзамены, мы сразу совершили с ней пятичасовую поездку на машине в Колд-Спринг-Харбор, где лаборатория сняла на лето дом на Шор-роуд, чтобы папа мог жить там вместе с нами. Пока он жил у Бетти, его госпитализировали несколько раз, но теперь его состояние позволяло безболезненно садиться во взятый нами напрокат "додж" с четырьмя дверями и безболезненно выходить из него. Новая машина избавила Лиз от необходимости учиться водить мой резко срывающийся с места MG TF. На следующий день после нашего прибытия Франсуаза приготовила еще один пир из многих блюд, главным из которых были на этот раз омары по-американски. Во время еды мы с ужасом узнали, что Роберт Кеннеди был только что застрелен в Лос-Анджелесе. Я возлагал надежды на то, что он будет кандидатом от Демократической партии на пост президента. Никогда еще со времен Второй мировой войны повседневная жизнь не была омрачена такой чередой горестных событий. Нэнси и Брук Хогжинс стали заходить в наш дом на Шор-роуд, чтобы составить компанию папе. Нэнси приехала на лето вместе со студентами из Массачусетского технологического и из Гарварда, которых было больше дюжины и которые все занимались фагом X, работая вместе в свободном лабораторном помещении под лабораторией Эла Херши. Приехали Колд-Спринг-Харбор также Макс и Мэнни Дельбрюк. Макс собирался вот уже четвертый год подряд читать в Энимал-хаусе курс по светочувствительности плесени Phycomyces. Когда я познакомил всех с Лиз, я сразу почувствовал их одобрение и испытал облегчение — мне больше не придется страдать от хронической неустроенности. За июль состояние папы ухудшилось настолько, что ему потребовалась круглосуточная сиделка. Химиотерапия, которую проводил местный врач из лаборатории, Риз Олсоп, была в основном симптоматическим лечением. Так или иначе, к концу месяца боль оказалась слишком сильной, чтобы бороться с ней в домашних условиях, и папу положили в госпиталь Хантингтона, а затем перевели в расположенный неподалеку дом престарелых. Он провел там всего одну ночь, после чего воспаление легких милосердно оборвало его мучения.
Через два дня Бетти встретилась со мной в Индианаполисе, откуда мы вместе поехали в расположенный в ста милях к северу от озера Мичиган небольшой городок Честертон, где одиннадцатью годами раньше похоронили нашу мать. Мы встретились бы в чикагском аэропорту, но в Чикаго тогда проходил съезд Демократической партии, и в городе было полно столкновений протестующих против войны с беспощадными полицейскими. В тот день мы хотели думать об отце и матери, а не о Вьетнаме. На следующее утро мы встретились на кладбище с живущими неподалеку Олвэйни, мамиными родственниками, с которыми мы много общались в Мичиган-Сити, до того как поступили в университет. После обеда мы отправились посмотреть на небольшое бунгало на Южном берегу Чикаго, в котором прошло наше детство. В Грант-парке, через который мы проезжали после этого, царила зловещая тишина. Прошлым вечером полиция по приказу мэра Дейли жестоко разогнала протестующих, пытавшихся поставить палатки на открытых участках парка, на которые выходили окна номеров высоких отелей, где остановились делегаты съезда.
После моего возвращения на Лонг-Айленд начался трехнедельный курс по клеткам и вирусам животных. Там я впервые познакомился с двадцатидевятилетним Джо Сэмбруком, родившимся в Ливерпуле и работавшим в Институте Солка. Он прилетел на восток, чтобы прочитать лекции о поксвирусах, по которым защитил диссертацию доктора философии в Австралийском национальном университете. За последние два года в Институте Солка он показал, что ДНК вируса SV40 встраивается в хромосомы раковых клеток, преобразованных этим вирусом. Работа Сэмбрука занимала центральное место в недавнем докладе Дульбекко, с которым он выступил в июне на симпозиуме. Поэтому Джон Кэрнс посоветовал мне предложить Джо возглавить нашу программу по опухолеродным ДНК-содержашим вирусам. Я сразу почувствовал глубокий ум и серьезные амбиции Джо и предложил ему должность начиная со следующего лета. Он быстро согласился и подготовил большую заявку на грант Национального онкологического института, который должен был обеспечить лаборатории поступление полутора миллионов долларов на предложенный в заявке пятилетний срок. Получение этих денег было нам почти гарантировано, потому что в то время на исследования рака было больше денег, чем достойных претендентов.
