Ленка юркнула под одеяло. И, чтобы согреться, сжалась в комок. Встала рано, побежала на конюшню, запрягла пару лошадей и поехала за сеном. Теперь эта работа для нее стала привычной. Научилась так укладывать сено в волочуги, что если даже воз и опрокинется, ни один пласт из-под бастрыка не выпадет.

— Но-но-о, — торопила Ленка лошадей.

Вернулась она в сумерках. Прибежала домой, зажгла лампу, затопила печку и переоделась. Расчесала волосы и села на кровать. Как же увидеть Димку? Пойти домой? А что люди скажут: мол, сама вешается к нему на шею? Опять эти люди. Как будто сами никогда молодыми не были, как будто никогда не любили, как будто не делали глупостей. А сердце от нетерпения то замирало, то вдруг начинало тревожно биться.

Скрипнула дверь. Ленка вздрогнула. «Димка», — мелькнуло в сознании. Но в дверь с небольшим холщовым мешком в руках вошла Лариса.

— Вижу — огонек, значит — явилась, — сказала она. — Медвежатины немного принесла, глухаря да двух рябчиков.

— Куда столько? У вас у самих семья, — отговаривалась Ленка.

— У нас в доме охотник.

— Ну, спасибо.

Ленка унесла мешок в куть и вернулась.

— От Сергея-то давно письма были?

— Нет что-то. Я уж и не знаю, что подумать.

— Да ты не беспокойся, Нянюшка. Все хорошо будет.

Лариса ушла. Ленка прибавила свет в лампе. Оглянулась: у порога стоял Димка. Был он в длинных унтах, в собачьей парке и черной мохнатой шапке, отчего казался по-медвежьи неуклюжим.

— Дима? — удивилась и обрадовалась Ленка.

— Не ждала?

— Раздевайся.

Димка снял парку, шапку, повесил одежду у двери на гвоздь. Одернул меховую безрукавку с белой оторочкой, провел пятерней по густым волосам. Посмотрел на Ленку и, улыбнувшись, подал руку:

— Ну, здравствуй.

— С возвращением тебя, Дима. — Ленка не сводила с него глаз.

— Что так смотришь?

Перед Ленкой стоял не мальчишка, с которым она еще весной бегала на речку, а таежник, прокопченный дымом и прокаленный стужей. Он и говорил неторопливо, сдержанно.

— Дима, да ты ли это?

— А что, не похож? — улыбнулся Димка.

Ленка, чтобы хоть немного привыкнуть к новому Димке, взяла его за руку, провела в передний угол и усадила на табуретку. Глянула в лицо и удивилась: у Димки две борозды пролегли по лбу над бровями и возле уголков рта наметились складки. И взгляд его был внимательный, потяжелевший. Ленка села напротив, дотронулась до руки.

— Тяжело было?

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, будто я много-много лет пробыл в тайге.

Ленка понимающе кивнула. И ей показалась эта зима бесконечно долгой.

— А я тебя представляла вот с такой бородой, — Ленка опустила руку до пояса.

У Димки потеплели глаза. Он провел рукой по подбородку.

— Была бы голова, а борода вырастет. Ты-то как тут живешь?

— Всю зиму сено вожу. Говорят, ты с пальмой на медведя ходил.

Димка покачал головой.

— Пусть на него с пальмой сходит тот, кто сочиняет эти дормидонтки.

— А я петли ставила. Десять зайцев поймала. Их возле реки по тальникам много. Серафим Антонович мне папкино ружье настроил. Патроны зарядил. Я несколько куропаток добыла.

— Смотрю, ты настоящим охотником стала.

— Какой из меня охотник, — махнула рукой Ленка. — Если в петле заяц живой, я его отпускаю. Жалко. На будущий год меня возьмешь с собой?

— Что тебе дома не сидится?

— Я хочу везде с тобой быть, — Ленка с нежностью посмотрела на Димку.

А Димка совсем некстати вспомнил Любу. Где она сейчас? Димка глянул на Ленку, и ему стало неловко перед ней, он кашлянул в кулак.

— Тайга хороша, когда на нес смотришь издали.

Закутанная в платок, вошла Надя. Увидев Димку, обрадовалась.

— Дима… Здравствуй… Ну-ка, покажись, — Надя остановилась перед Димкой. — Совсем на отца похож стал. Он в молодости такой же был.

От такого внимания Димка глупо улыбался.

— Намаялись досыта, — посочувствовала Ленка.

— Ничего, теперь немного отдохнут.

— Некогда отдыхать, тетя Надя. Послезавтра с обозом уходим в город. Мясо для армии повезем.

— Я и забыла. Серафим Антонович уж и дровни наладил.

Димка встал.

— Ты куда? — забеспокоилась Ленка. — Посиди еще.

— В библиотеку надо сходить. Хоть на книги посмотреть.

— И я с тобой.

— Пойдем.

Глава XV

По застуженной безмолвной реке среди заснеженных торосов ходко двигался обоз. Двадцать разномастных лошадей, запряженных в дровни-розвальни, растянулись длинной цепочкой. В морозном воздухе далеко разносились певучий скрип полозьев и фырканье лошадей. Над обозом клубился пар. Он, то прижимаясь к пустынным берегам, то откатываясь от них, белым облаком плыл от кривуна к кривуну. С обеих сторон реки жались друг к другу горы. Над ними висело холодное солнце.

Димка в тулупе из оленьих шкур шел за последней подводой. После скитаний по тайге его все радовало. На реке с ее прибрежными лугами казалось просторно и светло. От этого дышалось легко и свободно. Шумное движение обоза будоражило кровь. В Димке невольно пробуждалась тяга предков к кочевкам. Перед глазами вставали одна за другой картины: то одинокие стойбища эвенков среди угрюмых гор, то медленно ползущие обозы полуголодных первых русских переселенцев, то партизанские отряды, лихо мчащиеся среди снежных вихрей. И Димку звала с собой эта дорога, сулила что-то новое, неизведанное.

Обоз остановился. Шум немного стих. «Что там?» — сходя с дороги на целик, подумал Димка. От первой подводы донесся хриповатый голос Серафима Антоновича:

— Но, но-о-о, шевелись…

И снова заскрипели полозья, качнулось туманное облако и поплыло вперед. На снегу кое-где виднелись следы сохатых и оленей; в прибрежных кустах к припаю набегали горностаи. Димка по следам определял поведение лесных обитателей. Теперь это стало привычкой, без которой ни один охотник не обходился.

Дорога миновала длинный плес и круто повернула к пологому берегу. Здесь она поднималась на залавок и исчезала в лесу. Обоз остановился. Димка сбросил тулуп и, оставшись в легкой парке, побежал к головной лошади. Серафим Антонович сидел на отводе розвальней и курил. Тут же были Андрейка и Вадим. В этом месте река делала огромную петлю.

— Может, по реке пойдем? — Серафим Антонович поднял взгляд на парней.

— Да ты что, отец? — удивился Вадим, — По реке больше тридцати километров, а через хребет — три.

— Да и по целику далеко не уйдешь, — заметил Андрейка. — А тут дорога.

— На той стороне к реке спуск крутой.

— Перед Карском тоже по лесу пойдем. Там около ста километров, — подсказал Димка.

— Это верно. Подъедем к спуску, остановлюсь, — Серафим Антонович посмотрел на уходящую в лес дорогу. — Вы подойдете. Коней по одному будем сводить к реке.

Серафим Антонович понукнул лошадь. Качнув воз оглоблями из стороны в сторону, она поднялась по склону и скрылась в лесу. Парни, покрикивая, пускали одну лошадь за другой.

Димка с реки поднялся последним. В лесу было сумрачно. Шум от обоза (стук копыт о валежины, потрескивание дуг, удары дровней о стволы деревьев, покрикивания возчиков) разносился далеко по лесу. Перевал миновали благополучно. Перед спуском к реке обоз остановился. Димка пробрался к головному коню. Здесь дорога с бора падала вниз, у толстой сосны круто поворачивала влево и сбегала к реке.

Первую лошадь повел Серафим Антонович. Он держал ее под уздцы. На лошадь накатывались груженые сани, толкали ее. Лошадь, упираясь передними ногами, юзом ехала на задних, мотала головой, стараясь вырвать повод из сильных рук возчика. Димка с тревогой посматривал, как они спускались.

Больше половины лошадей спустили благополучно. Но Вадим не удержал молодого коня. Тот рванулся, зацепил оглоблей за сосну, дуга лопнула, а конь, вздыбившись, завис у дерева. Кое-как выручили его. Следом стал спускать коня Димка. На спуске ослабил повод. Конь рванулся. Сани возле сосны бросило в сторону. С треском переломилась оглобля. Димка взял топор и побрел искать сухую листвянку.