Скрипнула дверь. В сенях послышались шаги. Ленка поспешно вытерла губы. Вошла мать.

— Ты где это потерялась?

— Мы с Димкой в поле ходили. — Ленка поднялась и поставила цветы в банку с водой.

— Сказать-то не могла? Иди, поешь.

— Не хочу, мама.

Мать вышла, вскоре вернулась, поставила на стол глиняную кринку и чашку.

— Попей хоть молока. А то не успеешь оглянуться, опять в город надо будет ехать. Может, передумала? Семь классов закончила, и хватит.

Ленка представила дома, улицы, заваленные снегом. А Димка в городе. С кем-то ходит в кино, библиотеку. И ей стало не по себе.

— Да ты что, мама? Надо закончить десять классов. Потом пойду в театральный институт.

— И дался тебе этот театр, — с обидой проговорила мать. — Будто других дел на земле нет. Да ладно. Ложись спать. Поздно уже.

Утром Ленку разбудили воробьи. Они шумно чирикали под крышей. Ленка оделась и вышла в ограду. Под навесом отец из бересты делал коробку. Увидев дочь, отложил нож.

— Что, еще не выспалась?

— Выспалась. А ты что это мастеришь?

— Набирушку для тебя делаю. Скоро черемуха поспеет. В коробку собирать удобней. Привяжешь к поясу, а руки свободны. И ягоду не просыплешь.

— Спасибо.

Ленка села на чурбак, повертела в руках искусно сделанную коробку.

— Помнишь, как ты меня маленькую сажал на плечи и подкосил к кусту с ягодой? Мне казалось очень высоко. Визгу было па весь лес.

Степан с нежностью смотрел на дочь.

— А ты помнишь, как мы однажды под грозу попали? — спросил Степан.

— Ох, тогда и влетело нам от мамы.

— В основном мне.

В ограду вошла Лариса, поздоровалась. Ленка встала.

— Девчонки говорят, ты бисер красивый из города привезла? — спросила Лариса Ленку.

— Привезла.

— Дай мне немного?

Они прошли в дом. Ленка из чемодана достала несколько коробочек с разноцветным бисером. Лариса открывала коробочки и ахала.

— Красота-то какая! Дашь немного?

— Возьми. А что вышивать будешь?

Лариса замялась.

— Нянюшка, ну скажи, — упрашивала Ленка.

— Лоскут черного бархата достала, хочу кисет вышить.

— Сергею?

Лариса кивнула.

— На днях он сватов к отцу засылать думает.

— Ой, до чего же интересно-то. Нянюшка, а как он тебе сказал про женитьбу-то?

Ленка ждала чего-то необычного. Глаза ее горели. Лариса ответила:

— Так и сказал: приду осенью из леса, и мы поженимся.

Ленка хмыкнула, но продолжала выпытывать:

— А как он тебя ласково зовет?

— Нянюшка,

— Как все? — разочарованно протянула Ленка.

— Знать, так ему любо. Я побегу, по дому еще не убралась, собаки не кормлены, телка надо напоить. А за бисер спасибо.

Глава X

Ятока хлопотала по дому. Из тайги она вернулась счастливой. Три дня они с Василием прожили у Горы Матерей. Рыбачили, отдыхали. Василий поднимался на голец. Гора Матерей обязательно пошлет нм дочь. От одной этой мысли сердце Ятоки наполнялось радостью. Скоро придет осень. Они с Василием встретят первый снег в горах Кодара. Теперь они всегда будут вместе. Потом и Димка выйдет на их тропу.

Ятока вышла на улицу вытрясти кумаланы. Василий под навесом мастерил грабли. Рядом с ним на чурбаке сидел Димка и обстругивал трехрогие березовые вилы.

— Дед твой был мастер делать грабли, — донесся до Ятоки глуховатый голос Василия. — Выточит — игрушка. Из рук бы не выпускал.

— А ты сделай такие же, — посоветовал Димка.

— Пробовал, не получается. Таланта нет.

Ятока с любовью посмотрела на мужа с сыном и вернулась в дом. Василий с Димкой продолжали разговор.

— А верно говорят, что ты лучший стрелок был: на двадцать шагов из малопульки в острие ножа попадал?

— Стрелять, Дима, уметь надо. В мире порохом пахнет.

— Ты думаешь, война будет?

— Я не пророк.

Откуда-то донесся звук, похожий на отдаленный гром. Он то появлялся, то пропадал. Василий с Димкой переглянулись.

— Гроза, что ли? — проговорил Василий.

Гром усилился. Димка отбросил вилы, вскочил.

— Папка, самолет это.

— Откуда он здесь возьмется?

Над хребтами плыл самолет. С каждой минутой он увеличивался, гул нарастал. На крыльцо вышли Ятока с Семеновной.

— Ероплан? — удивилась Семеновна и на всякий случай отступила в глубь сеней.

А в деревне переполох: мальчишки ликуют; старухи, крестясь, прячутся в домах, но любопытство берет верх, и они заглядывают на небо из-за укрытий; мужики кое-что повидали на своем веку, а поэтому ломают головы, зачем летит самолет в такую глухомань, спроста ли?

А самолет уже над деревней. От рева мотора звенят стекла в окнах.

— Ура! Самолет! — кричат мальчишки.

От испуга на всю деревню завыла собака. Чья-то нетель, задрав хвост, понеслась по угору. Храпят на привязи кони.

Самолет пошел на посадку. К нему со всех сторон бежали жители Матвеевки. Приземлился он в поскотине, пробежал, развернулся и подкатился к изгороди. Винты остановились. Летчик отстегнул ремни. Вылез из кабины на крыло, снял кожаный шлем и спрыгнул на землю. Приземистый, круглолицый. В круглом лице, в этой широкой улыбке что-то знакомое.

— Ганя! — первой узнала летчика тетя Глаша, кинулась к нему, обессиленно упала на руки сыну, перевела дух, подняла голову. — Да ты ли это, сынок?

— Я, мама. Я — У Гани перехватило дыхание. Прижал к груди седую голову матери. И больно, и стыдно ему стало, что давно не проведывал ее, что редко писал.

— Прости за все, мама.

— Да че уж. Хоть дождалась-то.

Тетя Глаша немного успокоилась, вытерла Кончиком платка глаза. Подошел Василий.

— Ты это откуда свалился?

— В Юрово женщина разродиться не могла. Врача из Города вызвали. Вот я и привез врача. И рискнул на ночку заглянуть домой.

Подошли Семен со Степаном. Семен поздоровался за руку, а Степан обнял Ганю, потом кивнул на орден.

— Поздравляю, Ганя.

— Спасибо, дядя Степан.

— Под облака забрался. Молодец.

Ганя здоровался с односельчанами. Ребятишки, осмелев, гурьбой шли за ним. Увидел он Ятоку с Семеновной и вернулся к самолету.

— Одну минутку.

Вынул из кабины сверток. Развернул его и на глазах у всех накинул пуховый платок на плечи Ятоки.

— Лучше матери подари, — смутилась Ятока.

— Для матери у меня есть подарки. А это тебе — за оленей. Без них я бы не дотянул до неба. Спасибо тебе.

— Что старое вспоминать?

— Но и забывать нельзя.

Ганя повернулся к парням, которые гурьбой стояли у самолета. Подошел к Димке.

— Тебя как звать?

— Димка… Дмитрий.

— Чей ты? Что-то никак не угадаю.

— Сын Василия Воронова и Ятоки.

— Это уже такой сын у них? — покачал головой Ганя. — Вот что, Дима. Назначаю тебя старшим. Чтобы до утра ни одна душа не подходила к самолету.

— Есть! — вытянулся Димка. — Дядя Ганя, а вы на каком самолете воевали?

— На истребителе.

Ганя взял тетю Глашу под руку, и они пошли к дому. За ними толпой шли односельчане.

— Не сон ли это? — все еще не веря, что рядом с ней сын, уже который раз повторяла тетя Глаша.

— Нет, не сон, мама. А ты у меня еще молодец.

— А я-то думала, уж не погляжу на тебя. Утром выйду на крыльцо и смотрю в небо. Коршун над горами объявится, у меня сердце так и оборвется.

У тети Глаш и задрожал голос.

— Не расстраивайся, мама.

Ганя с тетей Глашей свернули в проулок. На пустыре показался домик, за ним ель и две лиственницы. У Гани до боли сжалось сердце.

Из прихожей бабы свернули в куть, а мужики прошли в горенку, тут у стола окружили Ганю.

— Ты мне, Ганя, скажи, не таясь, будет война? — наступал Степан.

— Я человек маленький. С Германией у нас заключен мирный договор о ненападении. Но фашисты есть фашисты, от них всего можно ожидать.

— Все понятно, — посуровел Степан, — Ты в какой должности был?

— Командир звена.

— А звание?