– Ну что?

– Всё слил, – он присел за стол, – блядь, я не понимаю, почему. Я же сам рассчитывал, ошибки нет, я несколько раз проверял.

– Водку будешь? – Спросил Нинзя.

– Давай.

Официантка принесла еще одну рюмку, Нинзя разлил и мы выпили. Макс поднялся.

– Я это… Поеду, наверное, – сказал он.

– Давай. Спасибо, что помог, – грустно сказал я, – может, остальные выиграют.

Через полчаса приехал Костя. Он не вошел, вбежал в бар, нашел нас и плюхнулся за столик.

– Парни, играл, честно, как вы и сказали. Шесть тысяч проиграл. Вот штука осталась, – он достал из пальто и положил деньги на стол, – я, правда, все делал, как вы говорили.

– Выпьешь? – Спросил Нинзя.

Он секунду подумал:

– Одну давай, только быстро, а то меня девушка на улице ждет.

Нинзя разлил, мы выпили, я закурил. Костя поднялся:

– Ну, я пошел. Нехорошо заставлять девушку ждать. Извините, если что не так.

– Ничего. Давай, пока, – сказали мы с Нинзей одновременно.

Мы ждали Артема и Пашу до утра. Сменилась официантка, бармен поехал домой, а мы все ждали. Мы звонили, но их телефоны не отвечали. В восемь часов мы поехали к Нинзе спать. Ни о какой работе в этот день не могло быть и речи, мы не спали всю ночь, да еще под утро неслабо накидались алкоголем. Я заснул в такси, Нинзя разбудил меня, когда подъехали к его дому. Мы вышли из машины, купили в уже открывшемся магазинчике пиво на утро, потом долго не могли попасть в подъезд, потому что Нинзя забыл код домофона. Наконец, какой-то мужчина, спешащий на работу, вышел, и мы смогли войти внутрь. В холодильнике у Нинзи оказалась недопитая бутылка водки. Это нам показалось возмутительным фактом, который нужно исправить и который немедленно был исправлен. Дальше мы собирались пойти в магазин, чтобы купить еще, но добрались почему-то только до дивана, где моментально уснули.

Проснулись мы часа через четыре в хорошо всем знакомом состоянии. На завтрак было пиво, которое мы так предусмотрительно купили утром, сетования на то, как же, черт возьми, болит голова, мучительные воспоминания о вчерашней игре и подсчет нашего баланса. Мы смогли дозвониться до Паши и до Артема, у них на двоих осталось почти пять с половиной тысяч. Получилось, что всего осталось двенадцать тысяч. Получилось, что проиграли мы все остальное или тридцать восемь штук. Мы поделили деньги между собой в соотношении два к трем и пошли в магазин. На работу я позвонил и сказал, что заболел. Это была почти правда. Домой попал только через два дня и очень долго и мучительно приходил в себя.

Это был конец октября 2006-го. Хорошего, в принципе, года.

ГЛАВА 21

Почему мы проиграли?

Так глупо получилось. Оказывается, в автоматах стояли регуляторы, которые определяли, сколько на данный момент слот выигрывает или проигрывает. И если он проигрывал, то включался "жадный" режим и автомат начинал отжимать свои деньги обратно. Мы-то думали, что колеса вращаются равномерно. И всё было просчитано, основываясь на этом предположении. Вообще-то сейчас во всех игровых автоматах с барабанными играми колеса крутятся именно так. Это совершенно точно, потому что я сам их рассчитывал. То, что в старых аппаратах существуют такие вот регуляторы, которые просто нивелируют само понятие "честная игра", мы не знали. Об этом мне сказали разработчики из нашей конторы, но, к сожалению, когда они это сказали, было уже поздно.

Почему мы везде выигрывали, когда проверяли автоматы?

Повезло. Невероятно, но факт. Просто повезло и ничего более. И уж точно никакой математический расчет тут ни при чем. Если бы не это чертово везение, то всё бы было в порядке. И мы бы не стали играть по-крупному.

Хотя…

Может оно и к лучшему…

Глава 22

Не спеша, иду по Якиманке и пинаю банку из-под кока-колы. Середина рабочего дня, клерки отклеиваются от мониторов своих персональных компьютеров, отрываются от телефонов, бизнес-ланч – маленькая свобода. Просто иду вперед, слушаю плеер, курю. На улице весна, все радуется и оживает. Я вдыхаю теплый воздух, любуюсь высоким, синим небом, разглядываю свое отражение в лужах. Солнце. Оно, наконец, прорвалось через пятимесячную блокаду облаков. Люди идут навстречу мне и улыбаются. Просто улыбаются. Не специально, не потому что это кому-то нужно, не кривятся натужно, чтобы впарить покупателю дурацкий товар или угодить начальнику. Они по-настоящему улыбаются. Потому что им хорошо. Весной так всегда. И это прекрасно.

Я ничего не делаю уже два месяца, уволился с работы, а новую пока не нашел. Да и не искал еще, если честно. Мне нравится ничего не делать, врут те, кто говорит, что не работать – скучно. Наоборот, это так интересно. Я просыпаюсь в десять, надеваю кроссовки и выхожу на пробежку, бегаю около часа, потом принимаю душ, завтракаю, беру плеер и иду гулять. Хожу по Москве и слушаю музыку. Иногда захожу в кино, иногда вытаскиваю знакомых из офиса, и мы вместе пьем пиво. Иногда просто читаю в какой-нибудь кофейне. Недавно слетал на море, две недели провалялся на пляже без четких представлений о дальнейшей жизни. Просто лежал с закрытыми глазами и слушал прибой. Точно я понимал только одно – теперь всё будет по-другому. Как? Пока не придумал. Но не так, как раньше. Что делать я не знал, но это было не главное. Главное, что я совершенно точно знал, чего не делать. В остальном я решил – жизнь подскажет. Увольняясь, получил неплохую компенсацию, закончил все проекты, которые на мне висели, и сообщил работодателям, что на этом наши отношении прекращаются. Заработанных денег мне хватало месяца на четыре спокойной безработной жизни. И я спокойно и безработно жил, стараясь не думать о дальнейшей судьбе. Кажется, получалось хорошо.

Попытался изобразить с банкой финт Зидана, вышло не очень. Я ударил правой ногой так, что она пролетела под левой. Немного похоже на то, что делает Криштиано Роналду в Манчестере. Банка отлетела под ноги к проходящему мимо мужчине, он одним касанием остановил ее, а вторым отпасовал мне. Я показал ему поднятый большой палец.

В "Шоколаднице" тихо и уютно. Только немного непривычно оттого, что уличный гомон как-то резко исчез. Я присаживаюсь за столик, заказываю каппучино, достаю книжку. Герои Хемингуэя любят и воюют. В общем, по мелочам не размениваются, их эмоции планетарного масштаба. Официантка ставит передо мной чашку, аромат корицы и кофейных зерен заполняет пространство вокруг стола. Делаю небольшой глоток. Несильно хлопает входная дверь, звуки улицы гудением клаксонов и шарканьем колес на мгновение врываются в кафе, я автоматически поворачиваю голову. Вычурно яркий шарф небрежно повязан вокруг шеи. Она поправляет рукой непослушный ежик темных волос, окидывает рассеянным взглядом зал и садится у окна. Пью отчего-то ставший безвкусным кофе, ловлю себя на мысли, что уже почти минуту читаю одно и то же предложение, откладываю книжку.

Я думаю, что главное для девушки – быть красивой. Мужчина должен быть сильным, а девушка красивой. Самец и самка, законы природы. Остальные качества тоже, безусловно, важны, но это уже роли второго плана. Если девушка не красива, то оставшийся боекомплект не спасет. Ты будешь всего-навсего умной, благородной и веселой уродиной. Без главного теряется прелесть остального.

Она изучает меню, потом поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Смотрим друг на друга, неожиданно для самого себя я улыбаюсь, она улыбается в ответ. Ее улыбка живая и настоящая, ни капли наигранности или кокетства, от этого становится тепло. Мы смотрим друг на друга совсем недолго, ровно столько, сколько можно смотреть, если ты понравился ей, а она тебе. Отвернешься раньше – она тебе не интересна. Позже – ты на нее тупо пялишься. Я пью кофе, смотрю на улицу через огромное прозрачное стекло вместо стены и все время останавливаюсь взглядом на ней. Красивая девушка – это как произведение искусства, ты смотришь на нее, а мир вокруг преображается. А она очень красива.