— Разумеется, профессор, я понимаю, — опять согласилась Аля.

— Вот и хорошо, — одобрил Укантропупыч, — И еще одно «но»: поскольку цивилизации должны знать друг о друге как можно меньше, на другую сторону не подглядывать. Вы с Кали будете знать, что происходит на вашей стороне, Алексель и Михаэлем — на их, что происходит на обеих буду знать только я. Изоляция необходима для чистоты эксперимента, если информация о другой стороне просочится раньше времени, все испортим и ничего не выясним. Это понятно?

— Понятно, профессор, — вздохнула Аля, — А зачем Гиту с Мишей привлекать? Разве мы с Алешей не справились бы?

— Может и справились бы, а может и нет, — пожал плечами Укантропупыч, — У тебя ж целый флот военных параноиков под началом будет, и уследить чтобы какой балбес гашетку невовремя не нажал, да еще не прибегая к чудесам… А у Кали с Михаэлем опыт общения с военными побольше вашего будет, так что помощь не помешает. Тем более они и сами вызвались, им тоже интересно.

— Ну, и хорошо, — ответила Аля принимая у меня чайник и начиная разливать чай, — За компанию не так скучно будет.

— Слияние с героями частичное, — добавил профессор, — Большую часть времени они будут осознавать себя собой, просто будут иметь возможность с вами мысленно общаться. При необходимости можно брать контроль на себя, но ненадолго. И так, чтобы герой потом не раскаивался. Подробности и детали будем обсуждать по отдельности. Как раз, чтобы изоляцию поддерживать. Так что пока можно разговор о задании закончить.

— Профессор, а можно воспользоваться случаем и еще дурацких вопросов позадавать? — спросил я, уже усевшись на диван с чашкой в руке. Мартик приоткрыл один глаз, убедился, что я не собираюсь сесть на его пушистый хвост, и закрыл его снова.

— Ну, задавай, почемучка ты наш, — усмехнулся Укантропупыч.

— Кстати, а это ничего, что я так много дурацких вопросов задаю? — поинтересовался я.

— Дурацкие вопросы будят фантазию, — усмехнулся он, — А поскольку среди нас дураков нет, приходится справляться своими силами. Я думал, ты специально, чтобы удовольствие собеседникам доставить.

— Ну, и это тоже, — скромно расшаркался я, — Тогда первый дурацкий вопрос, как общие блоки у нас работают? Вот скажем, блок цензуры, который все эти воздушные трусики, пеньюарчики делает. Очевидно, один и тот же, но работает индивидуально. Скажем, я могу у себя отключить, а вы все всё равно одетыми останетесь. Как это устроено?

— Просто устроено, — пожал плечами профессор, — Примитивный полезный демон. У каждого своя копия работает. Именно поэтому один бог не может раздеть другого.

— Как это не может? — спросил я с удивлением.

Профессор с некоторым интересом поглядел на меня, и добавил:

— Ну, есть одно исключение. У парных богов слишком много общих кусков сети, так что если желание отключить блок цензуры идет с достаточно глубокого уровня, блок может просто не разобрать, что команда пришла не от хозяина, — а потом, покосившись на Алю, добавил с хмыком, — Или, там, не от хозяйки.

Аля сделала вид, что занята чаем, а я задумался.

— Так что ж это получается, профессор, что найти свою парную богиню это простейшее занятие? Просто ходи вокруг и пытайся раздеть всех подряд, которая голая — твоя?

— Не так быстро, ученик, — возразил он, — Помнишь анекдот про поручика Ржевского, когда у него молодой корнет Оболенский спрашивает про его секрет успеха у женщин. А тот отвечает, подходишь на балу к даме и, что?

— Говоришь, «Мадам, а можно вам впендорить?» — послушно ответил я.

— Вот именно, — усмехнулся профессор, — Если блок получает команду не от хозяйки, он транслирует ее как просьбу. В общем, обьект твоего внимания будет знать, что ты хочешь ее раздеть. Так что пытаясь раздеть всех подряд ты окажешься в роли поручика. Дальше помнишь?

— Это вы про «Так можно ведь и по мордасам?»

— «По мордасам» как и в случае с поручиком проблемой не является — просто сразу узнаешь, что это не твоя парная богиня. А вот окончание анекдота проблему содержит.

— В смысле, «Можно по мордасам, а можно и впендорить»?

— Совершенно верно, — кивнул он, — Если обьект твоего внимания оказался голым, это может быть твоя парная богиня, а может ты ей просто нравишься. Так что ничего ты таким способом не узнаешь.

— Ну, — задумался я, — Кое что узнаю. Это будет означать, что либо она — моя парная богиня, так что и сама хочет, или нет, тогда просто хочет. И так, и этак вроде неплохо, — попытался сострить я.

— Как и у поручика, — насмешливо кивнул головой Укантропупыч.

— Профессор, чему-то вы не тому Алёшу учите! — вмешалась Аля.

— Ну, должен же кто-то обьяснить ему как там у птичек и рыбок, — ядовито парировал он.

— Кстати, насчет «должен», — вмешался я в неожиданно ставшую немного слишком горячей тему, — А помните вы как-то упомянули, что у нас, богов, «хочу», «могу» и «должен» — это по сути одно слово. А как это согласуется с богиней, которая «просто захотела»?

— Во-первых, не все боги парные, возьми хоть ту же Стеллочку, — начал профессор, скосил глаза на Алю и поправился, — Хорошо, не бери Стеллочку, но она как раз непарная, так что с кем угодно может. Да и не все парные столь строги в отношении верности. Хоть на похождения Михаэля посмотри.

— Ну, хорошо, — согласился я, — А все-таки, почему «хочу», «могу» и «должен» — это для нас по сути одно и то же слово?

— Так это же просто, Алёша, мы просто такими созданы, — ответила Аля, видимо не доверяя более профессору мое образование и поднимая в руке чайник, — Вот смотри, если бы ты делал этот чайник разумным, как бы ты его делал? Зачем он тебе нужен? Чтобы воду кипятить, правильно? Значит, он должен воду кипятить. Для этого его надо сделать так, чтобы он мог воду кипятить. Какой смысл делать чайник, который на плите расплавится, верно? А если его делать разумным, то почему бы не сделать так, чтобы они и хотел и любил воду кипятить? Это куда разумнее, чем если бы он этого не хотел, правда? Вот и получается, что для него «хочу», «могу» и «должен» почти одно и то же. А мы ведь тоже с целью созданы.

— Так что получается, у нас никакой свободы воли нет?

— Почему нет? — удивилась Аля, — Даже этот чайник, если бы делал, что хотел, мог бы кипятить воду из под крана, а мог бы дистиллированную, а мог бы морскую, а мог бы просто воду горячей поддерживать. А еще мог бы в качестве хобби выпаривать чего-нибудь, или там суп варить. В конце концов, смертные тоже не могут контролировать, что же они хотят. У нас просто желания и долг совпадают, а смертным редко так везет.

— Все это звучит очень разумно, но неужели никто никогда не срывался? Ну, представь себе, парные боги вышли на миссию, и воплощение одного из них смертные убили. Неужто второй никогда не срывался и не мстил за свою богиню?

— Это называется «падший ангел» или «ангел мщения», иногда еще «ангел смерти», — подтвердила Аля, — Когда отделенный поток сознания воплощен в смертной оболочке, та может на него влиять, и тогда действительно желания могут разойтись с тем, что нужно делать. По мелочам ничего страшного в этом нет, смертные оболочки нередко развиваются в самостоятельные личности. Ты и сам это недавно наблюдал, Алеша, — добавила Аля многозначительно, — Но если они категорически несовместимы, а отдельной личности еще нет, то поток сознания в смертной оболочке может решить оторваться от основного. Пока поток сознания соединен с основной сущностью бога, такого не может произойти. Сам пойми, в сетевой реальности оба живы-здоровы, а смертное тело — мало ли их у нас было? Одним больше, одним меньше. Но если оболочка, тело-носитель какой-то стресс не может выдержать, то поток сознания может стать отдельной сущностью. Такая сущность отрывается от бога, становится от него независимой, это практически обычный смертный, но с одним очень важным исключением. Смертное тело — это все, что отделившийся поток сознания имеет. Реинкарнации нет, со смертью тела сознание не перерождается, не вливается обратно в породившего его бога, оно просто развеивается. Но это уже не бог, это совершенно отдельная сущность. А у богов все устроено как я рассказывала. Желания и долг совпадают, а уж как ты будешь делать то, что хочешь и должен — решать только тебе самому.