В крутые памятные сроки
Я побывал на Ангаре,
Когда особая для стройки
Была задача на поре.
Она была для многих внове,
Видавших всякие жары,
Все, словом, было наготове
Для перекрытья Ангары.
Все начеку, чтоб разом прянуть
На приступ: люди – до души,
Борта машин, и стрелы кранов,
И экскаваторов ковши…
А между тем река играла,
Крошила берег насыпной,
Всю прибыль мощных вод Байкала
В резерве чуя за собой.
Играла беглыми цветами
И, вся прозрачная до дна,
Свиваясь длинными жгутами,
Неслась, дика и холодна.
Крутой отсвечивая гладью,
Гнала волну волне вослед,
Как будто ей и толку нет,
Что люди вправду пять за пядью
К ней подбирались столько лет;
Что не на шутку шли подкопом
В пластах породы и песков,
Призвав сюда немалый опыт
С иных далеких берегов;
Что эта сила,
С флангов, с тыла
Пододвигаясь день за днем,
На клетки плес разгородила,
Прошла, по дну и подо дном;
Вдавила вглубь рубеж бетонный,
Стальной решеткой проплетенный,
Недвижно вечный, как скала,
И, выбрав наверх гравий донный,
Громаду-насыпь возвела.
И в ней из хитрого расчета
Убавив исподволь простор,
Реке оставила ворота,
Чтоб взять их завтра на запор.
Уже был связан мост понтонный
На быстрине – звено в звено, —
Откуда груз тысячетонный
В свой час низринется на дно.
Тот час уже в окно стучался
Не без торжественных затей:
Съезжались гости и начальство
Различных рангов и статей;
Корреспондентов специальных
Нетерпеливая орда —
Одной и вместе с тем «Центральной»
В те дни гостиницы страда.
Сбивалось множество народу,
Толпясь, глядеть на эту воду
И переглядываться:
– Д-да…
Предположенья, слухи, толки,
Сужденья вольных знатоков
О недостатках подготовки,
О риске и перестраховке
И установке
От верхов.
Но и о том, как эти воды,
Подобно волжским и иным,
Уже не дар, а дань природы, —
Войдут в назначенный режим;
Подтянут к центрам захолустья,
Дадут запев Сибири всей.
А там еще и Братск, и Устье,
А там и братец Енисей,
А там…
Жестокий в Приангарье —
Под стать зиме – держался зной.
Уже сдавалось – пахнет гарью,
Бедой извечною лесной,
Что со ствола на ствол смолистый
Бежит, как белка, налегке
И в трубку скручивает листья
Зловещим жаром вдалеке.
И сна лишает край таежный,
И расставляет в цепь войска,
И самолетов гул тревожный
Заводит в небе…
А река,
Шурша, жгуты свои свивала,
И от лихой жары тех дней
Вода студеная с Байкала
Еще казалась холодней;
Неслась, красуясь мощью дикой,
Шипучей пеной на груди…
Всё наготове. А поди-ка —
Встань поперек. Загороди!..
С утра, с утра
В тот день воскресный,
Во что горазд принаряжен,
И городской народ и местный,
И свой на стройке и безвестный,
Забрав подруг своих и жен
С детьми, – на праздник необычный
Теснился, точно в ГУМ столичный,
Ломился грудью, чтоб места
Занять поближе у моста.
И в самый полдень, как ни жарок,
Не убывал людской напор,
И пестр, и ярмарочно ярок,
И вместе cтрог был этот сбор.
Один глазел —
Врожденный зритель,
Любитель истый – стар ли, мал;
Другой как раз был сам водитель,
Но в эту смену не попал.
А та пришла, чтоб видеть сына
Иль мужа в самый этот час,
Когда к воде его машина
Пойдет под тысячами глаз.
А кто-то дочку
По платочку,
А кто подружку – на посту
Среди построенных в цепочку
Регулировщиц на мосту —
Распознавал…
Но в этом сборе
Невольно каждый брал в расчет,
Что тут народ —
Не на футболе,
Что праздник – праздник, да не тот.
И речь не та, и смех, и шутки…
А там, у самой Ангары,
Собрался штаб в тесовой будке,
Как улей душной от жары.
Все службы стройки там сидели —
Воды, земли, колес, дорог.
Но всем уже речам о деле,
Как перед боем, срок истек.
Последним кругом для порядка
Поверка старших обошла,
И, на часы взглянув украдкой,
Начальник встал из-за стола,
С последней доброю затяжкой
Вздохнул – как будто с плеч гора.
И виды видевшей фуражкой
Стол обмахнул.
– Ну что ж, пора…
– Пора!
И враз моторы взвыли,
Секунд своих не уступив,
И самосвалы в клубах пыли
Взошли на пляшущий настил
И развернулись по теченью
Реки – во всю длину моста,
И строем – в ряд, как на ученье,
Над кромкой вздыбили борта.
Рванулся вниз флажок сигнальный,
И точно вдруг издалека
Громовый взрыв породы скальной
Толкнулся в эти берега.
Так первый сброс кубов бетонных,
Тех сундуков десятитонных,
Раздавшись, приняла река…
Она грядой взметнулась пенной,
Сверкнула радугой мгновенной
И, скинув рваную волну,
Сомкнулась вновь.
И видно было,
Как этот груз она катила,
Гнала по каменному дну.
И над ее волной верченой,
Бренча оснасткою стальной,
Мост всколыхнулся, облегченный,
И, вновь подняв заезд груженый,
Прогнулся вровень с той волной.
И снова – в очередь машины,
Под грузом тужась тяжело,
На цель с боков и середины
Зашли.
И так оно пошло.
С погрузки на мост, с моста в гору
Заезд в заезд смыкался круг.
И был любой шофер шоферу
Как будто кровный брат и друг.
В таком взаимном береженье,
Блюдя черту —
Бортом к борту, —
Кругообразное движенье
Не прерывалось на мосту.
Еще тревожная задача
Наружный сдерживала пыл,
Как бой, что был красиво начат,
Но только-только начат был.
И был труднее с каждым часом
В разгаре памятного дня:
Не подоспей боеприпасы —
Бой захлебнется без огня…
Машины шли, теснясь и пятясь,
Держась на той струне тугой:
Не сплоховать,
Не сбавить натиск,
Не проморгать беды лихой…
То был порыв души артельной,
Самозабвенный, нераздельный, —
В нем все слилось – ни дать ни взять:
И удаль русская мирская,
И с ней повадка заводская,
И строя воинского стать;
И глазомер, и счет бесспорный,
И сметка делу наперед.
Сибиряки!
Молва не врет, —
Хоть с бору, с сосенки народ,
Хоть сборный он, зато отборный,
Орел-народ!
Как в свой черед
Плечом надежным подопрет, —
Не подведет!
Сибиряками
Охотно все они звались,
Хоть различались языками,
Разрезом глаз и складом лиц.
Но цвет был общего закала:
Сибири выслуженный дар —
Под слоем летнего загара
Еще там зимний был загар.
Тут были: дальний украинец
И житель ближних мест – бурят,
Казах, латыш и кабардинец,
И гуще прочих – старший брат .
И те, кого сюда чин чином
Везли с путевкой поезда,
И те, что по иным причинам
Однажды прибыли сюда;
В труде отбыв глухие сроки,
Перемогли урок жестокий, —
Всего видали до поры,
Бывали дальше Ангары…
Но все теперь как будто дивом,
Своею нынешней судьбой,
Одним охвачены порывом,
В семье сравнялись трудовой,
В сыновней службе не лукавой,
Огнем ученые бойцы.
Деньга – деньгою,
Слава – славой,
Но сверх всего еще по нраву
Класс показать.
Самим по праву
Сказать:
«А что – не молодцы?»
Как дорог мне в родном народе
Тот молодеческий резон,
Что звал всегда его к свободе,
К мечте, живущей испокон.
Как дорог мне и люб до гроба
Тот дух, тот вызов удалой
В труде,
В страде,
В беде любой, —
Тот горделивый жар особый,
Что бить – так бей,
А петь – так пой!..
Гори вовеки негасимо
Тот добрый жар у нас в груди —
И все нам впору, все по силам,
Все по плечу, что впереди.
Немало жито-пережито,
Что хочешь будь и впредь со мной, —
Ты здесь – венец красы земной,
Моя опора и защита
И песнь моя —
Народ родной!
День отпылал над сталью плёса
И долгий зной увел в закат.
Все так же по мосту колеса
Держали свой тяжелый лад.
Свергали в воду самосвалы
Свой груз, – казалось, там – гора.
Как в прорву все. Как не бывало!
И Ангара —
Как Ангара.
Лишь под не виданным вовеки
Огнем прожекторных лучей
Играла, – все на свете реки
Могли завидовать бы ей.
В лучах играла вся окрестность, —
Сверкала, что дворцовый бал.
И неохотно люд воскресный
Домой с площадки убывал.
Работам ночь не помешала,
Забыто было есть и пить,
И смена смене не желала
Добром штурвалы уступить.
И ночь прошла.
И новый полный
День на дежурство заступил.
И все вились жгутами волны,
Все тот же был
Байкальский тыл.
И только в полдень, в лад со сроком,
Что был назначен неспроста,
Как над невидимым порогом,
Вода забилась у моста.
И, крупной пеной богатея,
Пошла в десяток рукавов,
Когда означились над нею
Углы бетонных сундуков.
Ярясь, грозясь, кипела пуще,
Гремел с бортов за сбросом сброс.
Над быстриной, ревмя ревущей,
Ходил гармонью зыбкий мост.
За сбросом сброс гремел в придачу,
Росла бетонная гряда,
Но не хотела стать стоячей
Весь век бежавшая вода,
Не собиралась кончить миром…
Я помню миг, как тень беды
Прошла по лицам командиров,
Не отходивших от воды.
Ей зоркий глаз людской не верил…
Чуть стихла, силы притаив,
И вдруг, обрушив левый берег,
В тот узкий кинулась прорыв…
Слова команды прозвучали,
Один короткий взмах флажка —
И, точно танки РГК,
Двадцатитонные «минчане»,
Качнув бортами, как плечами,
С исходной, с грузом – на врага.
И ни мгновенья передышки —
За самосвалом – самосвал,
Чтоб в точку!
В душу!
Наповал!
Так путь воде закрыл завал.
И оператор с киновышки
Хватился поздно —
Кадр пропал.
И знать, для сходного конфуза,
На верхотуре выбрав пост,
Отваги полный, член Союза
Художников сидел, как дрозд.
Высоким долгом, не корыстью,
Он в эти движим был часы —
У Ангары своею кистью
Перехватить ее красы.
Но жалок был набросок смутный,
Не поспевала кисть вослед
Реке, менявшей поминутно
Своей волны летучий цвет…
И я над кипенью студеной,
В числе растроганных зевак,
Стоял, глазел, как пригвожденный.
Начальник подошел.
– Ну, как?
Поэма будет? Чем не тема! —
И я, понятно, не простак,
Ответил:
– Вот она, поэма! —
Он усмехнулся:
– Так-то так…
Под нами шла река, стихая.
Мы понимали – он и я:
Поэма, верно, неплохая,
Да жаль, покамест – не твоя…
Тем часом мост махал флажками,
Не остывая, длился бой.
Вслед за кубами-сундуками
Пошел в отгрузку дикий камень,
Бетонный лом, кирпичный бой…
Уже бульдозеры, направив
На перемычку лемеха,
Пошли пахать песок и гравий,
На ней сближая берега.
Уже слабел напор в запруде.
Но день тревожен был и труден,
Дождем грозился тяжкий зной.
Как на лугу, спешили люди,
С последней справиться копной.
Курил начальник, глядя в воду,
Предвестьем скрытно удручен.
Он знал, что не бюро погоды —
Нет, и за дождь ответит он.
Седой крепыш, майор запаса,
По мерке выверенной сшит,
Он груз и нынешнего часа
Нес, как солдату надлежит.
Мол, тяжелей – как без привычки,
А наше дело – не впервой.
И в гром работ на перемычке
Ворвался праздный, гулевой
Гром сверху.
Капли забренчали
По опорожненным бортам…
– Ну, хлопцы, не было печали.
Держись!.. —
И все держались там.
Закиселилась, как трясина,
На съезде глинистая грязь…
Свалив свой груз, одна машина
Вдруг задом, задом подалась
К воде.
Мотор завыл натужно…
– Ребята! – вскрикнул бригадир.
Вцепились. —
Раз-два!
Взяли!
Дружно! —
В боях испытанный буксир.
Вздохнули все, расправив спины.
Не веря сам, что он живой,
Водитель вылез из кабины,
Как из-под крышки гробовой,
И огляделся виновато…
Тут смех и ругань:
– Эх, тулуп! —
И вывод, может, грубоватый:
– Механизация, ребята,
Проходит тоже через пуп…
И все веселыми глазами —
И пожилые и юнцы —
Блестели, хоть и не сказали
Тех слов:
«А что – не молодцы?»
Короткой сверзившись напастью,
Дождь оторвался от земли.
И в вечер сумерки ненастья
И в ночь без грани перешли…
Победа шла с рассветом ранним,
Облитым с ночи тем дождем.
Река еще текла в проране,
Но тихо было под мостом.
Теперь она была похожа
На мелкий в каменистом ложе
Разгон теряющий поток.
Поток —
На горный ручеек,
Что мог перешагнуть прохожий,
Не замочив, пожалуй, ног.
Осталось двум бульдозеристам
Завалом влажным и зернистым
Угомонить и тот ручей,
Что был меж них чертой ничьей.
Лицом к лицу – попеременно —
То задний ход,
То вновь вперед…
На них двоих уже вся смена
Глядела – кто же перейдет.
Сближая гравий планировки,
Вели тот спор между собой
Один – в заношенной спецовке,
Другой – в тельняшке голубой.
Ждала, глядела, замирая,
Вся смена, сбившись на мосту,
Тому и этому желая
Скорее выйти за черту.
Был налицо их пыл горячий:
Кому открыть по гребле путь.
Но с виду – словно той задачей
Не озабочены ничуть.
Пошел, пошел по самой бровке
Тот, что в тельняшке. Заспешил.
Затор!
И первенство – спецовке.
И оба спрыгнули с машин.
Да, это видеть было надо,
Как руку встретила рука.
Как будто, смяв войска блокады,
Встречались братские войска.
Двух встречных армий
Два солдата —
Друг другу руки жмут ребята.
Аплодисментов дробный град
Затихнул.
Щелкнул аппарат…
Что дальше делать – вот задача.
Вдруг кто-то в голос —
сверху —
вниз!
– Целуйтесь, черти! —
Чуть не плача,
Вскричал.
И хлопцы обнялись.
Минула памятная веха,
Оставлен сзади перевал.
И тут уже пошла потеха, —
Я сам кого-то обнимал…
Со всех бессонье и усталость —
Долой.
Одна под смех кругом
Девчонка слабо отбивалась
От парня свернутым флажком…
Тот час рассветный, небывалый,
Тот праздник подлинный труда
Я не забуду никогда…
Как мне тебя недоставало,
Мой друг, ушедший навсегда!..
Кто так, как ты, еще на свете
До слез порадоваться мог
Речам, глазам и людям этим!
Зачем же голос твой умолк?..
Все выше, словно по ступеням,
Шел торжества отрадный час.
Спецзавтрак был объявлен смене
И краткий праздничный приказ.
Уже народ подался с моста,
Гадая в простоте сердец,
По полтораста или по сто
На брата выйдет этот «спец»…
Шутила зрелость, пела юность.
И, чистым пламенем горя,
С востока тихо развернулась
В треть неба дымная заря.
Над лесом кранов, эстакадой,
Над главной насыпью-горой,
Над юным городом по скату,
Над Ангарой,
Над Ангарой —
Заря,
Заря прошла, сгорая
При свете утренней поры,
И следом солнце красным краем —
Большое – вышло из горы.
Блестела светом залитая,
Дождем обмытая трава…
Ах, как горька и не права
Твоя седая, молодая,
Крутой посадки голова!..
На стройке день вставал обычный,
Своих исполненный забот.
И отбывал уже столичный
И прочий гостевой народ.
Уже смекал я, беспокоясь,
Какой за этот жаркий срок
Ушел по счету дальний поезд
На Дальний, собственно, Восток,
В твой край отцовский, изначальный,
Тобой прославленный.
Прости,
Но только памятью печальной
Одной не мог я жить в пути.
Моя заветная дорога,
Хоть и была со мной печаль,
Звала меня иной тревогой
И далью, что сменяет даль.
И память ныне одоленной,
Крутой ангарской быстрины.
Как будто замысел бессонный,
Я увозил на край страны.
