Зачем приехал сюда? За Речаном. Настойчиво просил его, чтобы тот вернулся обратно, сразу, завтра, они вместе поедут, вместе приведут все в порядок, мясная опять будет процветать, и Речанову они проучат так, что она никогда не забудет. Речан должен немедленно ехать с ним, потому что, как он уехал, Волент уже не тот старый отличный Волент Ланчарич, каким был прежде, а превратился в засранца, твердил он грустно, потом упал головой на стол и заснул.
Речан утром отправился на работу, а Волент немного поел и ушел. Он оставил на столе большой кусок мяса, груду своих прославленных колбас и оплетенную бутыль черешневой водки. Больше он не появлялся, и вестей из Паланка больше не поступало никаких.
Речан работал в Гронце до самой революции сорок восьмого года, к которой он, естественно, и присоединился. Летом, когда он уже не жил вместе с Ергалом, потому что тот снова женился, начал испытывать все большую слабость и по ночам обливался потом. Врач нашел у него затемнение в легких, и его направили в Хаги. Он провел там несколько долгих недель, в течение которых его посетила только сестра. Она привезла ему одеяло. Когда его выписали из санатория, он завербовался в бригаду на стройку плотины и стал каменщиком. Он таскал свой чемоданчик с одной стройки на другую и постепенно привыкал к новой жизни. Работа на больших стройках его увлекала и приносила удовлетворение — таким путем он словно рассчитывался со своим прошлым. Никому не доверялся, жил одиноко, не говорил, что счастлив, но и не жаловался. Прошлого старался не касаться и привыкал о нем не думать. Правда, несколько раз им овладевало отчаяние, когда он вспоминал дочь. И все еще не сомневался, что когда-нибудь да вернется в Паланк, и, по всей вероятности, из-за этого даже не пытался узнать о судьбе своей семьи.
Жизнь в Паланке не остановилась. Все происшествия, которые могли в этом городе произойти, подчинялись строгим закономерностям паланкского времени.
Почти через год после ухода Речана из города, знойным днем середины лета, когда почти все живое изнывало от изнурительной жары, перед особняком на Парковой улице остановилась свадебная карета. Эва Речанова, дочь мясника, выходила замуж за Волента Ланчарича, от которого ожидала ребенка. В разукрашенной желтоватой карете, запряженной красивыми белыми лошадьми, как и полагается, сидели только жених с невестой. Речанова, жена мастера, тем временем лечила на Слиаче[56] свое внезапно ставшее больным сердце, которое отказалось ей исправно служить потому, что наконец и у нее что-то получилось не так. Был прекрасный день. Карета с Эвой и Волентом тронулась от особняка и, слегка набрав скорость, свернула в боковой переулок. Молодые увидели в конце переулка в зеленой полутьме деревьев переходившего с тротуара на тротуар старичка с белыми волосами в черной пелерине. Это был старый господин Занолетти, о котором все уже думали, что он умер. Старенький дворянин исчез за углом, затерялся где-то в тени вечно гудящей паланкской зелени, словно испарился.
После того как уехал отец, дочь окончательно возненавидела мать. Сначала она угрожала, что уедет за отцом, но сама все еще стыдилась его. Потом она уже не хотела ехать вслед за ним, даже и не пыталась этого сделать, и, в конце концов, была рада, что отца здесь нет, хотя это вовсе не значило, что она перестала о нем думать. Наоборот, она думала о нем все чаще, и так как он у нее не путался под ногами, то все более ласково. Это закономерно. Она была в том возрасте, когда молодые люди бывают готовы по любому поводу сердиться на родителей, и если дело касалось ее матери, то причин у нее было достаточно. Девушка не забывала и Куки. Она возненавидела мать и Волента, обвиняла их в том, что они выгнали отца из дому, чтобы завладеть всем, и, как ей казалось, в том числе и ее жизнью. В то же время она презирала себя. Негодуя, сознавала, что ей уже не хочется уйти от этих благ и удобств. В минуты прозрения она должна была признаться в доле своей вины перед отцом. Его стало ей не хватать, ведь он относился к ней так ласково, он один действительно ее любил, не требуя за это ни малейшей благодарности.
Странная, напряженная ситуация, в которой она жила, скука, окружавшая ее, разбудили в ней жестокость. Ей захотелось быть злой, испорченной и безжалостной. Она не могла справиться с собой, начала избегать матери и ее компании. Мать не обратила на это внимания, она занималась только делами и любовниками (без отца она как-то чудесно помолодела, конечно, благодаря дорогостоящему уходу за своей внешностью), и дочь решила устроить какой-нибудь жуткий скандал.
Заметив, что у Волента с матерью напряженные отношения, она начала интересоваться Волентом из какого-то сострадания. Потом перестала его стесняться. Когда Волент впервые увидел, как она, полуодетая, идет в ванную, куда она нарочно собралась именно в тот момент, когда он готовился войти в комнату к матери, он ошеломленно остановился и от удивления был не в состоянии сделать ни шагу. Потом она начала заигрывать с ним, пока он не понял ее умыслов и не начал дожидаться ее. Волент был первым мужчиной, который видел ее тело без одежды. Волент догадался, что в ней созрело решение позволить себе еще больше; он пригласил ее в гости к себе на квартиру. После долгого колебания она пошла и не оттолкнула его, как грозилась, внушая себе перед дверью, что идет к нему из любопытства, сколько позволит себе такой мужик в присутствии девушки.
С того дня Волент спал с обеими женщинами. Младшая Эва вскоре забеременела, ибо Волент стремился к этому, хорошо зная, чем ему улыбается союз с ней.
У беременной Эвы пропала охота смеяться. Она осознала характер своего поступка, но анализировать было некогда, ей даже и не хотелось делать этого, у нее была одна забота: получить своего любовника только для себя. В один прекрасный день, стоя перед зеркалом, она поняла, что скоро уже не сможет скрывать своего положения. Тогда Эва решила посвятить в это Волента. Он удивился, потом оделся, в дверях тихо сказал ей, чтобы она разобралась с матерью сама, и ушел. Она в тот же день так и сделала. Сообщила матери новость с той безжалостной откровенностью, которой научилась у нее. Мать, не проронив ни звука, свалилась в обморок. Призванный врач установил, что это произошло от сердечной недостаточности.
Через несколько лет Штефан Речан встретил своего бывшего помощника в Поважье, где он тогда работал. Он узнал его случайно, так как Ланчарич изменился неузнаваемо. Волент работал в группе заключенных, которые углубляли канавы. Улучив момент, они поговорили. И мясник узнал, что этот Волент дослужился от звания помощника до зятя, от чего никак не мог опомниться.
Зять жаловался свекру, что они с Эвой жили нехорошо, не понимали друг друга. Он ревновал ее, подозревал, не мог простить, что когда-то она любила Куки. Она в свою очередь упрекала его в пьянстве, хотя, защищался он, никогда он так не держал себя в узде, как тогда, ну хотя бы в первые месяцы после свадьбы, потом она корила его, что у него есть любовница (это он, конечно, тоже отрицал), и больше всего в том, что он просто невежа, насильник и бродяга, за которого она вышла замуж только для того, чтобы отомстить матери за отца. У них родилось двое детей, но это не изменило ничего в их отношениях. Он сознался, что потом действительно начал пить и буянить, но это уже потому, что при национализации они все потеряли. Из особняка на Парковой улице власти переселили их в маленькую квартиру в одном из задних дворов неподалеку от площади, где не было ни водопровода, ни канализации. В их прекрасном доме городские власти открыли детский сад и, говорят, еще какой-то Зеленый Крест. Бойню тоже у них отобрали, и он должен был пойти работать на центральную городскую бойню. Оказалось, что и там можно делать хорошие кшефты, со временем они снова стали бы на ноги, но кто-то настучал, что он спекулирует государственным мясом, и строгий послефевральский суд осудил его на восемь лет лишения свободы.
