подготовительной школе, преподавание велось на русском языке. Большинство преподавателей

состояло из русских по национальности и русификаторов по должности. Грузины допускались в

учителя только в том случае, если проявляли двойное усердие. Ректором состоял русский, монах

Гермоген, инспектором — грузин, монах Абашидзе, самая грозная и ненавистная фигура в

семинарии.

«Жизнь в школе была печальна и монотонна, — рассказывает Иремашвили, который и о

семинарии дал сведения раньше и полнее других, — запертые день и ночь в казарменных

стенах, мы чувствовали себя как арестанты, которые должны без вины провести здесь годы.

Настроение было подавленное и замкнутое. Молодая веселость, заглушенная отрезавшими нас

от мира помещениями и коридорами, почти не проявлялась. Если время от времени юношеский

темперамент прорывался наружу, то он тут же подавлялся монахами и наблюдателями. Царский

надзор над школами воспрещал нам чтение грузинской литературы и газет. Они боялись нашего

воодушевления идеями свободы и независимости нашей родины и заражения наших молодых

душ новыми учениями социализма. А то, что светская власть еще разрешала по части

литературных произведений, запрещала нам, как будущим священникам, церковная власть.

Произведения Толстого, Достоевского, Тургенева и многих других оставались нам

недоступны».

Дни в семинарии проходили как в тюрьме или в казарме. Школьная жизнь начиналась с

семи часов утра.

Молитва, чаепитие, классы. Снова молитва. Занятия с перерывами до двух часов дня.

Молитва. Обед. Плохая и необильная пища. Покидать стены семинарской тюрьмы разрешалось

только между тремя и пятью часами. Затем ворота запирались. Перекличка. В восемь часов чай.

Подготовка уроков. В десять часов — после новой молитвы — все расходились по койкам. «Мы

чувствовали себя как бы в каменном мешке», — подтверждает Гогохия.

Согласно официальной версии, Иосиф Джугашвили был исключен из духовной

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

11

семинарии. Мать утверждала обратное: «Он не был исключен, я его сама взяла».

А одногруппник Сосо по семинарии, Гогохия, вспоминал:

«Иосиф перестал уделять внимание урокам, учился на тройки — лишь бы сдать

экзамены. Свирепый монах Абашидзе догадывался, почему талантливый, развитой, обладавший

невероятно богатой памятью Джугашвили учится «на тройки», и добился постановления об

исключении его из семинарии».

Что касается «свирепого монаха Абашидзе», то он впоследствии стал ректором Духовной

семинарии Тифлиса.

Иосиф учился на пятом курсе семинарии, когда ректор застал его за чтением запрещенной

книги. Отец Димитрий попытался забрать ее у Джугашвили, но тот вновь вырвал книгу из рук

священника.

«Ты разве не видишь, с кем имеешь дело?» — воскликнул ректор семинарии. И услышал

ответ семинариста: «Вижу перед собой черное пятно и больше ничего».

В мае 1899 года Иосиф Джугашвили покинул стены семинарии. Как писал «Духовный

вестник Грузинского экзархата», он был исключен из-за неявки «по неизвестной причине» на

экзамен. Сам Иосиф в 1931 году объяснит свое исключение более красочно: «за пропаганду

марксизма». А его пути с бывшим ректором семинарии еще пересекутся.

О судьбе отца Димитрия Абашидзе мне рассказал владыка Димитрий, митрополит

Батумский и Лазский Грузинской Православной церкви.

В годы Советской власти бывший ректор семинарии и облеченный неограниченной

властью, бывший семинарист поддерживали отношения. Абашидзе не раз писал в Москву с

просьбами освободить из заключения служителей церкви. Сталин выполнял просьбы

священника и помогал ему, как говорили, в том числе и материально. А один раз даже спас

жизнь.

Накануне Великой Отечественной отец Димитрий оказался в Киеве, где был снова

арестован. В НКВД поступил донос на человека, который посмел «исключить из семинарии

великого Сталина». Но и в этот раз никаких санкций не последовало.

Когда Киев был оккупирован фашистами, монах Антоний (это имя взял себе отец

Димитрий, приняв монашеский постриг) проводил службы в Киево-Печерской лавре. Там он и

встретил мученическую смерть. В 1942 году его расстреляли немцы.

Сегодня схиархиепископ Антоний (Абашидзе) причислен к лику святых Украинской

православной церкви.

Кеке воспитала в сыне чувствительность к женским просьбам. Особенно к просьбам

матери. Пусть и чужой.

Я почувствовал это после изучения записки, созданной примерно в 1898 году, когда

Иосиф Джугашвили был еще семинаристом.

Читаешь и начинаешь думать — а ведь он и правда мог стать хорошим священником.

Орфография сохранена:

«О. Инспектор!

Я не осмелился бы писать Вам письмо, но долг — избавить Вас от недоразумений на щет

неисполнения мною данного Вам слова — возвратиться в семинарию в понедельник —

обязывает меня решиться на это.

Вот моя история. Я прибыл в Гори в воскресение. Оказывается, умерший завещал

похоронить его вместе с отцом в ближайшей деревне — Свенеты. В понедельник перевезли туда

умершаго, а во вторник похоронили. Я решился было возвратиться во вторник ночью, но вот

обстоятельства, связывающий руки самому сильному в каком бы отношении ни было человеку:

так много потерпевшая от холодной судьбы мать умершаго со слезами умоляет меня «быть ея

сыном хоть на неделью».

Никак не могу устоять при виде плачущей матери и, надеюсь простоте, решился тут

остаться, тем более, что в среду отпускаете желающих. Воспитан. И. Джугашвили».

Записка хранится в Государственном архиве Саратовской области (ГаСо), где есть

отдельный фонд, в котором собрана коллекция личных бумаг саратовских епископов. Большую

ее часть составляют бумаги Преосвященного Гермогена, бывшего в 1901—1903 гг. Вольским

Викарием, а позднее (1903—1912 гг.) епископом Саратовским и Царицынским. Среди этих

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

12

документов сохранилась часть, относящаяся к периоду служения Владыки Гермогена в городе

Тифлисе ректором Тифлисской Духовной Семинарии (1893—1901 гг.).

Не менее любопытно и письмо преподавателя Тифлисской семинарии отца Василия

(Карбелашвили), с которым меня познакомила правнучка автора. Отец Василий в свое время

преподавал у Иосифа. И в мае 1923 года не побоялся написать своему бывшему ученику:

«Глубокоуважаемый батоно Сосо!

Вы удивитесь воспоминаниям старого учителя и такому длинному письму, которое вам

должно напомнить, что было, и заставить задуматься о том, что есть, и том, что будет.

Вспомним, как мы в последний раз встретились. Ты ушел из семинарии и, по-моему,

удостоверился в том, что я был прав. И думаю, что буду прав в будущем.

Я сказал тебе и скажу еще раз. Бедные те люди, которые не уважают историю. Которые

избегают образования и не почитают учения Христа. Самый лучший переворот и с самыми

хорошими последствиями произошел в Англии в 1850 году и был осуществлен

христиан-социалистами. Потому что они учли религиозные требования и этим остановили

возвышение подонков. А в 1848 году Франция проиграла революцию, потому что именно этот

элемент не был учтен. Это моя глубокая вера и непреклонное, основанное на жизненном опыте,

убеждение.

Сейчас начнем про нашу беду. Мы находимся в такой ситуации, что даже варварство

Чингизхана и Осмал шаха кажется мечтой. В Мегрелии не слышны звуки колоколов, закрыли

церкви, преследуют и арестовывают священников и очень много несправедливых сплетен

распространяют среди народа. Неужели это полезно для правительства?

Светицховели (древний собор во Мцхете. — И.О. ) и остальные большие храмы хотят

переделать в театры. В ночь Пасхи насильно закрыли церкви и запретили службы. Насилие над