в издательстве «Яуза» (выложена на http://liewar.rn/content/view/131/3).

По ЗапОВО: «…Согласно рапорту начальника 3-го отдела 10-й армии (начальника

контрразведки армии. — Авт .) полкового комиссара Лося от 13 июля, “9-я авиадивизия,

дислоцированная в Белостоке, несмотря на то, что получила приказ быть в боевой готовности с

20 на 21 число, была также застигнута врасплох и начала прикрывать Белосток несколькими

самолетами МиГ из 41-го полка” (там же. Д. 99. Л. 331)…»

То есть приведение в боевую готовность авиационных частей происходило так же, как и

наземных войск, еще до 20—21 июня, но часть командиров проигнорировала эти приказы!

(Командира этой 9-й САД расстреляли. Подробнее о ВВС и ПВО округов поговорим в

отдельной главе…)

По этим докладам видно, что приказы о повышении боеготовности войск западных

округов перед 22 июня проходили не только через командиров и особистов, но и по линии

политорганов РККА. Но возвращаемся к Н.Г. Кузнецову, который, похоже, имел об этом

смутное представление (или делал вид):

«Мне представляется совершенно необоснованным утверждение, что И.В. Сталин

переоценил силу договора с Германией. Этому трудно поверить, исходя из того, что Сталин

считал фашизм и Гитлера своими самыми непримиримыми врагами. В этом он, конечно, был

убежден и после войны в Испании. Как опытный политик и лично хитрый человек, он не мог

чрезмерно доверять вообще какому-либо договору, а тем более договору с Гитлером.

Это подтверждается и высказываниями Сталина как в момент подписания договора, так и

позднее. После приема Риббентропа в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца,

оставшись в своей среде, Сталин (по словам очевидцев, и в частности В.П. Пронина, сидевшего

на приеме между Сталиным и Риббентропом) прямо заявил, что “кажется, удалось нам провести

немцев”. Похоже на то, что он сам собирался обмануть, а не быть обманутым.

Из последующих косвенных разговоров со Ждановым я мог вынести заключение, что

договор еще будет действовать долго, но не потому, что в него кто-то чрезмерно верит, а потому,

что “война на Западе затягивается” и наши противники (Германия и Англия) будут длительное

время связаны борьбой, а нам предоставляется возможность заниматься своим мирным трудам

и готовиться к войне. Против кого? Ввиду того что Сталин, как мне кажется, верил больше в

победу Гитлера (к чему были все основания по ходу войны в те годы), то, стало быть, и воевать

он собирался с фашистской Германией. Да и территориально это было наиболее вероятно.

Этим неверным предположением, что “война на Западе затянется”, и объясняется

непринятие конкретных мер по повышению готовности Вооруженных Сил в 1939—1940 гг.

Дескать, главное, вроде наращивания дивизий и оружия, делается, границы на западе и юге

отодвигаются, и идет создание новой оборонительной линии. Остается в случае необходимости

привести армию в полную готовность. Вот в этом и заключалась первая крупная ошибка.

Армию привести в готовность следовало раньше. Она должна была учиться по планам войны.

Этим нужно было заниматься ежедневно, хотя бы и не ожидалось скорой войны. И.В.

Сталин не понимал значения кропотливой и длительной работы с разработкой и введением в

жизнь оперпланов. Не придавали этому большого значения и военные руководители. А им это

следовало понимать больше, чем штатскому Сталину».

Примерно это сегодня твердят и сторонники Резуна и сторонники официоза — мол,

следовало шибче работать в деле повышения боеготовности армии и страны к войне. Но Сталин

верил в силу договора о ненападении и поэтому ничего особого не делал. Либо верил военным

и пустил дело «на самотек»…

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

299

На подобные высказывания очень жестко реагировал впоследствии В.М. Молотов, мол,

надо было этих «советчиков» поставить руководить страной, тогда они показали бы, как надо

было к войне готовиться в эти полтора — неполных два года…

«Потом, с начала 1941 г., события стали развертываться ускоренными темпами, и тогда

Сталин допустил вторую ошибку. Вместо того чтобы объективно оценить обстановку, признать

свое прежнее ошибочное представление о начале возможного конфликта, он с удивительным

упрямством, характерным для него, продолжал уверять в невозможности нападения. И совсем

не потому, что верил в договор, а исходя (иногда слепо) из своих однажды принятых решений и

сделанных выводов, он отрицал возможность скорой войны. На это толкало его и окружение».

В спорах на исторических интернет-форумах в таких случаях просят: «Дайте ссылочку»

— где и когда, в присутствии каких лиц (и подтверждают ли эти лица данное) Сталин такое

высказывал…

«А к этому еще добавилось опасение вызвать конфликт раньше времени. С таким

мнением Сталина и застала война, хотя накануне он и отдал приказание о повышении

готовности».

Вот это верно — даже отдавая приказы о повышении боевой готовности с 11 июня,

Сталин всячески ограничивал военных — шли запреты занимать вплоть до 22 июня полевые

укрепления на границе (предполья), запрещалось в случае нападения без особого приказа

пересекать границу, требовалось уничтожать врага только на своей территории, что вполне

разумно.

Ведь СССР мог быть вместо жертвы агрессии выставлен и агрессором, к чему стремился

Гитлер и что в принципе устроило бы и Англию с США. На будущее…

«Отдавая приказание Тимошенко, Жукову, Тюленеву, Щербакову, Пронину, он внутренне

еще больше верил себе. Поэтому приказания носили нерешительный характер. Отдавая

распоряжения, Сталин как бы говорил: Нy уж коль скоро все говорят о возможном нападении,

то примите на всякий случай необходимые меры, а я пойду отдыхать».

Здесь Кузнецов подтвердил интересный факт, который всячески отрицается сторонникам

Резуна (да и официоза). Мол, если военные получили бы приказ до 22 июня приводить войска в

б/г и узнали точную дату нападения, то почему партийные органы таких приказов или

уведомлений в это же время не получали?! Как видите, московские партийные руководители

еще днем 21 июня были вызваны в Кремль и поставлены в известность Сталиным о вероятном

нападении (далее он это пишет более подробно). Также и Хрущев в своих воспоминаниях

признал, что 21 июня он, партийный руководитель Украины, получил от Сталина

предупреждение, что немцы нападут 22—23 июня, в выходные… То есть предупреждения по

партийной линии о предстоящем нападении руководителей западных республик тоже были.

«К сожалению, непринятие предохранительных мер со стороны военного руководства

наложилось на ошибку Сталина и усугубило ее. Военное руководство не принимало

решительных мер до самого начала войны».

Похоже, Н.Г. Кузнецов либо не знает о «приказе ГШ от 18 июня», либо лукавит. Хотя в

принципе Кузнецов прав: именно военные и не принимали «решительных мер»…

«Приходится только гадать, что думал Сталин о готовности Вооруженных Сил в канун

войны? Полагал ли он, что войска встретят во всеоружии нападение, сказать трудно. Его вина

бесспорна в том, что он не проверял это.

Зная, что Сталин накануне вызывал работников Москвы (Щербакова, Пронина и других)

и требовал от них быть в эту ночь начеку и не отпускать секретарей райкомов, или что он днем

21 июня лично звонил И.В. Тюленеву, напрашивается вывод, что он беспокоился за оборону. Не

полагался ли он после вызова Тимошенко и Жукова (около 17 часов) целиком на их

расторопность и повышенную готовность? Об этом могли бы сказать они сами».

Похоже, слишком доверился «тиран» военным в этом вопросе. Но с другой стороны — а

как он мог «не доверяться»? Для чего тогда существуют военные? Это их обязанность — иметь