* * *

- Мне кажется, Майк заинтересован во мне сильнее, чем в творчестве Уильямса и прочих, - поделился как-то Дэн с актрисой, - не сочтите за мужское кокетство, Герти, но…

- Не сочту, успокойся, к тому же, оно верно, - перебила женщина, - разве никто не сообщил тебе, что в каждом театре свои геи?

- И в костюмерных тоже?

Мысленно он тотчас дал себе пинка за «своевременный» дурацкий вопрос. Разумеется, в костюмерных тоже, учитывая, что на них практически всё и основывается, а томные взгляды Майка уже вгоняют в полный транс… Гертруда, не став язвить, сочувственно развела руками.

- Что поделаешь, везде достаточно. Если я правильно понимаю, и ты не жаждешь такого интереса, начни встречаться с какой-нибудь хорошенькой девочкой – благо, в театре их тоже хватает.

Молодой человек совету внял, справедливо рассудив, что одним лишь Майком не ограничится – надо срочно с кем-то закрутить. Работа теперь обязывает, а в некоторых вопросах он действительно был консервативен, как старый механический занавес.

«Кем-то» почти сразу, без особых подготовок, стала Менди. Девушка с сантиметром на шее уже давно симпатизировала коллеге и была самой подходящей кандидатурой. Хотя, конечно, первый поцелуй с ней вышел острым – в буквальном смысле. Дэн подумал, что только его могло угораздить в момент жарких объятий попасть рукой на забытую на столе подушечку с иголками и, вместо того, чтобы заорать, непроизвольно цапнуть партнёршу за губу. Романтическая сцена была испорчена, а за укус, не смотря на извинения, Менди нарекла его «страстным придурком». Хотя это не помешало им провстречаться четыре месяца, не говоря уже о том, что цель была достигнута – припухшая губа костюмерши способствовала созданию нужной репутации костюмера.

К апрелю они разбежались, и Менди уступила Шарлотте, машинисту сцены. Шарлотта сантиметрам предпочитала рулетки и в прошлом была баскетболисткой, что позволяло ей не теряться среди декораций, блоков, тросов и прочих мужских игрушек. Она поразительно классно смотрелась в безразмерной футболке, с гарнитурой и без макияжа – выбор был несомненно удачным и претендовал на серьёзность, плюс, открывался простор для наблюдений. Но Шарлотта, уйдя в конце сезона в летний отпуск, обратно в театр возвращаться не стала, решив строить жизнь и карьеру дальше без подробных объяснений. Наверное, именно тогда в Дэне перемкнуло какой-то механизм: он понял, что сам из театра уходить не хочет, по примеру некоторых. Нет, наблюдения и декламация не пропали даром, а двумя девушками коллектив не ограничивался, но стало ясно, что внутренняя работа и этапы создания привлекают больше игры и конечного результата. Осенью, когда театральные курсы устраивали новый набор молодёжи, Дэн к ним не присоединился. В сентябре произошёл своеобразный карьерный рост, и Алекс, изображая строгую синусоиду, перевёл молодого человека в машинисты.

Алекс… Ещё до повышения, пробираясь в закулисных потёмках с манекеном в руках, Дэн случайно услышал разговор Стронга и режиссёра, прояснивший многое несказанное:

- …Может, и хорошо, что у меня получается держать себя в руках и не ввязываться в конфликты. Вроде как сторонний наблюдатель… Прошло несколько месяцев, но порой возникает сильное желание встретиться с папашей Спарксом и дать ему по морде.

- Ты же знаешь, это неудачное решение, – в темноте трудно было определить – судя по голосу, актёр возражал больше из вежливости. Алекс вздохнул, шумно и недовольно.

- Я знаю одно, Тим: если бы у нас с Деборой были дети, я бы ни за что не стал их прессовать подобным образом.

Дэн тогда счёл за лучшее незаметно уйти и не выдавать себя. Разговор, однако, показал, что владелец театра состоит не только из сарказмов. По-своему он был прав, хотя и не знал всех тонкостей дела: младший Спаркс не сообщал о застарелых мыслях про самоубийство. Или о пощёчине… Или о том, что Анжела стала в семействе как перетягиваемый в разные стороны приз – Леонард с сыном не делили её, нет. Но всё-таки делили… И отступать было уже некуда. Прославленный нейрохирург избрал политику игнорирования и вёл себя так, словно опозоривший династию сын в природе не существует. Много позже, когда тот снимал квартирку на Кранберри стрит, в гости приходила только Анжела, притом, что адрес имели оба родителя. «Хронические обострения» с места не двигались, но развивались, а Дэн пытался наладить подобие контакта. Активно пытался. От проблем в семье спасала работа и семья театральная, и в этом хитросплетении радовало одно: личная жизнь не долго оставалась под слоем паутины – через несколько месяцев после ухода Шарлотты на горизонте возникла Айрин Лэйк, молодая, но уже известная актриса.

Это был взлёт во всех смыслах. Два года, проведённые с Айрин, походили на иллюстрацию к популярной «жизни на вулкане». Актриса отличалась привлекательностью и капризностью, умом и вспыльчивостью – этакий многогранный талантливый брильянт. Она частенько использовала длинную шею любовника как тестер для помадных поцелуев, и щетина тут не спасала. Дэн подозревал, что в детстве его недокормили острым и жгучим, вот и добирает теперь отношениями. Однако два года – огромный, по театральным меркам, срок – всё равно скоро закончились… За это время он увидел и узнал больше пьес, чем за всю жизнь, наловчился перепрыгивать змеящиеся по полу провода и разбираться в женском кокетстве. Айрин придавала опытности.

Что до работы – ребята-машинисты попались хорошие, любили пропустить по пиву и делиться историями со спектаклей. Особенно этим отличался Хэнк МакГрегор – старейший из футболочно-гарнитурной ассоциации, строивший молодняк и помнящий времена, когда Александр Гаррет был только режиссёром. Если верить Хэнку, потом театр достался ему от предыдущего владельца, и так начинающий постановщик превратился в разбогатевшую Золушку. Эту легенду, с теми или иными дополнениями, знало большинство, но никто не ехидничал – Алекса в театре любили. А сам режиссёр, в очередной раз доказав свою непредсказуемость, ещё полгода спустя вновь стал обсуждаем – ибо развёлся…

* * *

О расставании коллектив узнал из газет – «семейная драма Гарретов», как это было названо в одном таблоиде. Конечно, все удивились, даже те, кто лично с Деборой ни разу не встречался и вообще смутно её представлял. Никаких комментариев на страницах, никаких интервью или толков о причине… Если бы не совместное фото супругов, можно было запросто перепутать или не обратить внимания – в каждом городе полно однофамильцев, даром, что не все из них режиссёры…

И, разумеется, любовь к начальству не означала, что подчинённые не будут строить теории самостоятельно. Дэн, волей судьбы приблизившийся к Александру сильнее прочих, сплетнями не занимался. Он и так знал, что причина развода – основная, по крайней мере – дети. Дети, которых в семье не было, и которых Алексу хотелось иметь. Деборе же вполне хватало работы и собаки, и время с ними чередовалось в произвольной последовательности. И не всё было замечательно, как в первый вечер на Стрейт рут… И вообще временами Дэну казалось, что он, не знающий об Александре практически ничего, знает его слишком хорошо. Знает, например, что городская квартира, машина и доберман отошли супруге – на работе всякие процедуры не отразились, но, естественно, режиссёр переживал. Умел переживать, в работу и окунаясь. К этому времени он уже неплохо ладил со своим «театральным подопечным», и младший Спаркс решил, что надо импровизнуть.