Несколько лет (до 1924 г.) действовало восточное отделение Иркутского университета, где преподавал тибетолог Г. Ц. Цыбиков (1873-1930; «Пособие для изучения тибетского языка», 1908; «Буддист-паломник у святынь Тибета. По дневникам, веденным в 1899-1902 гг.», 1919).
В 1922 г. в Петрограде начал выходить журнал «Восток» со статьями по литературе, науке, искусству и переводами, в частности В. П. Васильева и В. М. Алексеева.
«ПК» заменили собой еще одно периодическое издание — «Материалы по китайскому вопросу», публиковавшиеся в 1925-1928 гг. Кабинетом китаеведения Коммунистического университета трудящихся Китая (КУТК, 1925 г.), в самом начале 1928 г. (1929?) преобразованном в Научно-исследовательский институт по Китаю (впоследствии он вошел в состав Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР). Тогда же начали возникать восточные факультеты и институты в республиках Средней Азии и Закавказья.
В судьбе советского китаеведения важную роль сыграли два общих явления. Китайская революция 1925-1927 гг. вызвала приток в Китай значительного количества граждан СССР в качестве советников, инструкторов, корреспондентов, дипломатов, преподавателей русского языка: С. А. Далин (1902-?; «Китайские мемуары 1921-1927», 1982), А. Ивин (А. А. Иванов, 1885-1942, «Китай и Советский Союз», 1924; «Красные пики», 1927; «Советский Китай», 1931), Е. С. Йолк, М. И. Казанин (1899— 1972, «Очерк экономической географии Китая», 1935, в 1937 и 1938 переиздан на китайском и японском; «Записки секретаря миссии», 1962, 1963, и на английском — в 1973; «В штабе Блюхера», 1966), А. Я. Канторович (1896-1944; «Иностранный капитал и железные дороги Китая», 1926; «Америка в борьбе за Китай», 1935), И. М. Ошанин, О. С. Тарханов (1901-1944; «Китайские новеллы», 1929,1930, 1932, 1959; «Китай вогне», 1933 — под псевдонимом О. Эрдберг; «Когда Япония будет воевать», 1936 — Е. Иоган), А. И. Черепанов «Записки военного советника в Китае», 1971, 1976; «Северный поход национально-революционной армии Китая», 1968), В. М. Штейн (1890-1964; «Очерки финансового кризиса в Китае», 1928; «Гуань-цзы», 1959; «Экономические и культурные связи между Китаем и Индией в древности», 1960) и многие другие. Пребывание в Китае для всех них означало знакомство с этой древней страной, ее народом и культурой, и неудивительно, что часть из тех, кто попал туда по воле судьбы, а не в связи с собственными интересами, позже стали профессиональными синологами. Происходило и обратное — немало китайцев по тем или иным причинам; Коминтерн, КУТВ, КУТК, а на Дальнем Востоке — в поисках работы, оказались в СССР, иногда навсегда. Некоторые из них включались в научную работу, например А. Г. Крымов (Го Шао-тан, 1905-1988; «Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае 1900-1917 гг.», 1972), Ян Хин-шун (1904-1980; «Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение», 1950; «Из истории китайской философии», 1956; «Материалистическая мысль в Древнем Китае», 1984) и др.
Вторым значащим фактором были «большие дискуссии», призванные «убедить» всех ученых, и представителей гуманитарных наук в первую очередь, в исключительной правоте марксистско-ленинской теории и ложности всех других течений и концепций в общественных науках. «Дискуссии» на самом деле очень часто больше походили на публичное избиение ученых, недостаточно быстро сориентировавшихся в политической конъюнктуре или не желавших идти против своей совести. Они принесли свои печальные плоды — именно тогда, во второй половине 20-х годов, был сделан первый решительный шаг на пути насаждения единой философии и методологии, заковавшей советскую науку в тяжелую броню официальной партийной идеологии, не допускавшую проявлений живой, творческой мысли и контактов с внешним миром. При этом, хотя атака на представителей старой генерации и велась под флагом марксизма-ленинизма, в действительности провозглашалась весьма примитивная трактовка данного учения, от исходного идейного содержания которого, по сути, оставались лишь лозунги и термины. Положительным элементом «дискуссий» можно считать введение в китаеведение новых тем: общественный строй, рабовладение (как часть теории формаций), многонацио-нальность Китая, крестьянские восстания, революционное движение и т. п. Позже в этих областях советская наука добилась немалых успехов.
Для китаистов-историков важным событием в 1925-1935 гг. явились дискуссии об азиатском способе производства (асп). Отчасти они велись независимо от общеметодологических споров, отчасти же шли вместе с ними. Прежде всего дискутировались теоретические вопросы: общность и различие исторического пути стран Запада и Востока, периодизация всемирной истории, теория формаций и т. п., но преследовались и конкретные политико-прикладные цели — постижение правильного понимания общественного строя азиатских стран для выработки их компартиями и Коминтерном, а в конечном счете — ВКП(б), надлежащей стратегии и тактики революционных движений в этом регионе и в первую очередь — в Китае.
Начальный период дискуссий (1925-1929 гг.), если не входить в детали, характеризовался широким принятием гипотезы об асп, вплоть до включения соответствующих формулировок в проект аграрной программы КПК (1927 г.) и в программу Коминтерна (1928 г.). Ее сторонником был представитель КП США в Коминтерне Дж. Пеппер («Правда», 01.05.1927), до него, под влиянием М. Вебера (1864-1920), Е. С. Варга (1879-1964) и мальтузианства — А. Я. Канторович опубликовали статьи («Плановое хозяйство», 1925, № 12; «Новый Восток», 1926, № 15) о специфике китайского общества, по сути близкие концепции асп. Затем она получила развитие в работах Варги 1928-1930 гг., Л. И. Мадьяра (18911937?; «Экономика сельского хозяйства в Китае», 1928), В. В. Ломинадзе, С. А. Далина (см. выше) и, наконец, в книге «“Цзин-тянь”. Аграрный строй Древнего Китая» (1930 г.) М. Д. Кокина (1906-1939; «Кантонская коммуна», 1932) и Г. К. Папаяна (1901-1937). Публиковали свои возражения и противники асп: М. Волин, Е. С. Йолк, П. А. Миф (1901-1939; «Китайская коммунистическая партия в критические дни», 1928; «Что происходит в Китае», 1937). Их усилия привели к снятию тезиса об асп из партийных документов.
Характерной чертой этого этапа споров вокруг асп было противопоставление последнего «феодализму» в виде формулировок о «феодальном характере» традиционных социально-экономических отношений в деревне, «пережитках феодализма» и т. п., идея же рабовладельческого уклада или формации практически не выдвигалась.
После 1929 г. дискуссия об асп велась в русле общеметодологических споров в связи со всеобщей историей, ее периодизацией, общественноэкономическими формациями («Дискуссия об азиатском способе производства по докладу М. Годсеса», 1931). Концепция асп в целом была тогда резко раскритикована С. М. Дубровским («К вопросу о сущности “азиатского способа производства”, феодализма, крепостничества и торгового капитала», 1929), а по отношению к Китаю — в статьях и книгах Е. С. Йол-ка («Проблемы Китая», 1930, №2; «Под знаменем марксизма», 1931, № 3), Г. А. Сафарова («Классы и классовая борьба в китайской истории», 1928; «Очерки по истории Китая», 1933) и других. Указывалось, что в Древнем Китае уже существовали антагонистические классы, частная собствен-нось на средства производства, эксплуатация труда крестьян и зависимых. На этом основании большинство участников дискуссии склонялось к мысли о весьма длительном — от глубокой древности до Нового времени — существовании на Востоке одной, феодальной, формации, или, у отдельных авторов, феодально-рабовладельческой. Обе эти концепции просуществовали недолго, и в начале 30-х годов В. В. Струве (1889-1965; «Плебеи и илоты» — «Из истории докапиталистических формаций», 1933; «Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обществ Древнего Востока» — «Известия Государственной Академии истории материальной культуры», 1934, вып. 77) и С. М. Ковалев (ИГАИМК, 1932, т. XII; «Проблемы истории докапиталистических обществ», 1934, №2) — в Ленинграде, В. И. Авдиев (1898-1978; «Историк-марксист», 1934, № 6; «Исторический журнал», 1942, № 10) и А. В. Мишулин «Предисловие» к книге В. В. Струве «История Древнего Востока»; 1934; «Борьба классов», 1936, № 1-2, ВДИ, 1938, № 4) — в Москве выступили с идеей рабовладельческого строя. Она базировалась на материалах Ближнего Востока, но, принимаемая все новыми учеными, постепенно была распространена и на Древние Индию и Китай. Можно сказать, что концепция рабовладельческого строя доминировала на протяжении всего второго этапа развития советского китаеведения.
