А потом в Лукоморье зовите на флейте! —
Флейту прятал в карман.
Почему ж до сих пор я
Не уехал с экспрессом туда, в Лукоморье?
Ведь давным бы давно уж добрался до гор я.
Уж давно на широкий бы вышел простор я.
Объясните знакомым, шепните соседу,
Успокойте, утешьте — я скоро уеду!
Я уеду, и гнев стариков прекратится.
Злая мать на ребенка не станет сердиться,
Смолкнут толки соседей, забулькает ванна,
Распрямятся со звоном пружины дивана.
137
Но сознайтесь!
Недаром я звал вас, недаром!
Пробил час — по проспектам, садам и бульварам
Все пошли вы за мною, пошли вы за мною.
За моею спиною, за моею спиною.
Все вы тут! Все вы тут! Даже старец крылатый,
И бездельник в пижаме своей полосатой,
И невинные дети, и женщина эта —
Злая спорщица с нами, и клоп из дивана...
О холодная ясность в чертоге рассвета,
Мерный грохот валов — голоса океана.
Так случилось —
Мы вместе!
Ничуть не колдуя,
В силу разных причин за собой вас веду я.
Успокойтесь, утешьтесь!
Не надо тревоги!
Я веду вас по ясной широкой дороге.
Убедитесь: не к бездне ведет вас прохожий.
Скороходу подобный, на вас непохожий, —
Тот прохожий, который стеснялся в прихожей,
Тот приезжий, что пахнет коричневой кожей,
Неуклюжий, но дюжий в тужурке медвежьей.
...Реки, рощи, равнины, печаль побережий.
Разглядели? В тумане алеют предгорья.
Где-то там, за горами, волнуется море.
Горы, море... Но где же оно, Лукоморье?
Где оно, Лукоморье, твое Лукоморье?
138
ЧИСТОЕ НЕБО
Не ювелирные изделия.
Не кости для пустой игры,
Не кружевные рукоделия
И не узорные ковры,
Не шелка облако душистое,
Не цирк и даже не кино, —
Я покажу вам небо чистое.
Не видывали давно?
Быть может, книгу перелистывая,
Вы скажете:
— Какое мглистое,
Какое смутное оно! —
Бывает так...
Но все равно
Я покажу вам
Небо чистое.
1947
139
♦
О лес!
Он был густ.
Ловил ты птиц в сетку.
Ветвей любил хруст.
И ты нашел куст!
И, выбравши ветку.
Не вырезал хлыст
И сделал не клетку,
А, внемля рассудку.
Ты выдолбил дудку.
Вот лист.
Он был чист.
Тут все было пусто.
Он станет холмист.
Скалист и ветвист
От грубого чувства.
И это — искусство!
Мое это право!
Я строю свою
Державу,
Где заново все создаю!
140
ЦАРЬ ПРИРОДЫ
И вдруг мне вспомнилось:
Я — царь!
Об этом забывал я годы...
Но как же быть?
Любой букварь
Свидетельствовал это встарь,
Что человек есть царь природы!
Одевши ткани и меха,
На улицу я молча вышел.
Прислушиваюсь.
Ночь тиха.
Себе я гимнов не услышал.
Но посмотрел тогда я ввысь,
Уверенности не теряя,
И вижу:
Звезды вдруг зажглись,
Как будто путь мне озаряя
И благосклонно повторяя:
■— Ты — царь природы! Убедись!
Что ж, хорошо!
Не торопясь,
Как будто просто так я, некто,
Не царь и даже и не князь,
141
Дошел я молча до проспекта.
Как убедиться мне скорей,
Высок удел мой иль плачевен?
При свете фар и фонарей
Толпу подобных мне царей.
Цариц, царевичей, царевен
Я наблюдал. Со всех сторон
Шли властелины без корон.
Я знал, что в этот поздний час
Царь воздуха, забыв про нас.
Витал меж туч. Владыка касс
Свои расчеты вел сейчас.
Царь лыж блуждал по снежным тропам,
Царь звезд владычил телескопом.
А царь бацилл над микроскопом
Склонился, щуря мудрый глаз.
Я наблюдал. Издалека
Заметил я: царь-оборванец.
Великий князь запойных пьяниц
Ничком лежит у кабака.
А тоже царь. Не самозванец.
А вот я вижу пешехода.
Одетого вдвойне пестрей
Всех этих остальных царей
И при короне. Брадобрей
Ему корону на полгода
Завил, как то диктует мода.
Эй, вы! Подвластна вам природа?
Ну, отвечайте поскорей!
142
Вам сотворили чудеса
В искусствах, равно как в науке,
Вам покорили небеса.
Вам атом передали в руки.
Цари вы или не цари,
А существа иной породы?
Быть может, врали буквари,
Что человек есть царь природы
Во множестве своем один?
Эй ты, природы господин!
Скажи мне: царь ты или князь?
Дерзаешь ты природой править?
А он в ответ: «Прошу оставить
Меня в покое!» И, боясь,
Что, может быть, его ударю.
Что кулаки я, вздрогнув, сжал,
Он, недостойно государя,
По-мышьи пискнув, отбежал.
О царь! Прошу тебя: цари!
Вынь из ушей скорее вату!
К тебе, возлюбленному брату,
Я обращаюсь — посмотри!
Разбужен оттепелью ранней,
Услышишь завтра даже ты:
Она трубит из темноты
Со снежных крыш высоких зданий
В свой серебристый звонкий рог,
Сама Весна! Ясак, оброк —
Как звать не знаю эту дань —
И ты берешь с природы. Встань!
Ведь это же твоя земля!
Твои обрубки — тополя
143
Стоят, сучками шевеля.
Тебя о милости моля!
Прислушайся к хвале ручьев.
Прими посольство соловьев
И через задние дворы
Иди, о царь своей свободы.
Принять высокие дары
От верноподданной природы!
144
♦
Ночь.
Где-то там, на страшной вышине.
Спят кратеры и цирки на луне.
А на земле, конечно, тоже спят.
Да, многие разделись и легли.
Объяты негой с головы до пят.
Но на обратной стороне земли,
Где ровно в полночь полдень на часах.
Под раскаленным солнцем в небесах,
Бушует день в жарище и в пыли.
И стоит передвинуть рычажок.
Чтоб ветер нескончаемого дня
Из сумрака нахлынул и ожег
Меня!
И безвозвратно истекла
Секунда-ночь, пахуча и тепла.
Как пепел дня, сгоревшего дотла.
Да! Спят, конечно, мертвые тела.
Да в гулких урнах жирная зола.
Да где-то на огромной вышине
Спят кратеры и цирки на луне,
А все земные кратеры кипят!
Л Мартынов
♦
Тень
Телевизорной
Антенны,
Похожая на букву «Т»,
Легла на мраморные стены,
Напоминая о кресте.
Но
Не о том
Кресте соборном
У Бауманского метро,
А — древнем, трехконечном, черном,
Как в шкуру вросшее тавро.
Известно
Из литературы,
Да и понятно без нее,
Что могут
Древние фигуры
Менять значение свое.
И дни придут,
И кто-то снова,
Увидев вещь, как буква «Т»,
Но назначения иного,
Припомнит уж не о кресте,
146
Но
О другом изобретенья
Давным-давно минувших дней,
О телевизорной
Антенне
И всем, что делалось под ней!
147
СНЕГ
Снег,
Весь истыканный лучами.
Нахохлился и в землю врос,
Но все ж студеными ночами
Кой-что дарит ему мороз.
Почти тепло,
Но только исе же
Взгляни:
В тени.
Когда идешь.
Поверженная стужа,
Лежа,
Еще в руке сжимает нож.
Там в тишине
Лежит
У ног,
А в пятерне
Дрожит клинок.
Как полумертвыми врагами
В такие дни, среди весны
Мы полумертвыми снегами
Окружены.
148
Они
В тени
Лежат
У ног,
Но ты взгляни:
Зажат
Клинок!
ЛЬВЯТА
Сад
Нас встречал
Все теми же дубами.
Но пыльными древесными губами
Дубы сказали:
«Не припоминаем!
Ты нам чужая!»
Будто угрожая,
Они шумели: «Мы тебя не знаем!»
И показалось:
Все уже забыто.
Но в это время, будто вспомнив что-то,
Лениво встал,
Изваян из гранита,