Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Людмиле вдруг тошнехонько стало – и не понять отчего.

Но вот она, будто во сне, поднялась, безумной улыбкой глядя перед собой, набрала кой-какого своего мусоришки, разбросала по проходу, вернулась в свое служебное купе, а оттуда вылетела уже фурией, с совком и веником, крича:

– Опять нагадили, паразиты, сволочи, свиньи!

Она махала веником, подметая, и на щеках ее, до того бледных, разгорался румянец: она чувствовала в душе умиротворенно-истерический покой.

З мая 1994г., поезд № 13. вагон 12 (СВ),

место 14, 23 ч. 30 мин.

Недоумение

И среди милиционеров может встретиться непорядочный человек, а иногда сразу два. Такими и оказались, к сожалению, сержант Козин и рядовой Нострин. Впрочем, за Нострина не поручусь, он, в сущности, ничего не сказал и не сделал.

Итак, 14 мая 1994 года, под вечер, они шли по Павелецкому вокзалу, дежуря, встретили молодую симпатичную женщину, одиноко стоящую неизвестно зачем и, хоть она была приличного вида, Козин, считающий себя красавцем (и это была объективная правда), сказал женщине:

– Чего стоишь без толку? Пойдем с нами.

И ведь он, приглашая, ничего даже конкретного не имел в виду. Никуда бы он ее не повел и ничего бы он с ней не сделал, он даже оказался бы в затруднительном положении, если б она согласилась. Он просто – сказал и сказал. Просто так.

А женщина взяла и заплакала.

– Тю, дура! – удивился Козин и отправился дальше служить постовую службу, сопровождаемый рядовым Ностриным, который ничего не заметил, поскольку увидел в это время на своем ботинке каплю от мороженого, которое он ел – и вот капнул – и нагнулся, будучи большим чистюлей, и вытер ботинок ладонью.

Может, женщина плакала не только от обиды на милиционера, а от того, что муж никак не мог достать билеты на поезд № 13 до Саратова, а уехать срочно надо. Не знаю. В женскую психологию я давно уже вникать не берусь. Тем не менее, слова сержанта со счета сбрасывать нельзя.

Она плакала.

Подошел радостный муж с билетами, узнал, почему она плачет и тут же расстроился: он не терпел хамства. Возможно, к его раздражению примешалась обида от вокзальной сутолоки и от того, что билеты ввиду срочности отъезда пришлось брать у перекупщика за двойную цену. Не знаю. Я и с мужской психологией что-то стал осторожен... Очень уж непредсказуемы стали все.

Он догнал сержанта и тронул его за плечо. Тот обернулся, муж сказал: «Хам!» – и ударил его по щеке.

Все застыли.

То есть не все на вокзале, на вокзале всем застывать некогда. Застыли сержант Козин, рядовой Нострин, плачущая женщина и ее муж.

Мужа посадят в тюрьму, думала женщина. Что делать? Дать взятку милиционеру? Извиниться? Предложить ему себя в виде женщины? Что делать, что делать?

Вот я и совершил гордый мужской поступок, думал муж. Надо теперь гордо отойти. Но не примут ли за попытку к бегству? И надо ли было бить его, думал он дальше, будучи христианином по инстинкту. Может, достаточно было слов? Извиниться, что ли? Но не примет ли за испуг и трусость? Что делать, что делать?

Конечно, его, суку, надо убить, думал Козин. Но народ кругом. Отволочь его в отделение милиции за оскорбление при исполнении? Но он будет орать, что и сержант при исполнении его жену оскорбил... Плюнуть и уйти? Нет, не таков сержант Козин, чтобы прощать, когда ни с того, ни с сего по роже бьют! Что делать, что делать?

О чем думал рядовой Нострин – неизвестно, известно только, что весь он был – недоумение, от кончиков сверкающих ботинок до кончиков кулаков.

И так они стояли, недоумевая, глядя друг на друга. Дождь пошел, и они вымокли, солнце выглянуло, и они просохли. И все стоят и недоумевают. Возможно, до сих пор стоят. Проверьте, кто на Павелецком окажется. Я недавно смотрел: стоят.

21 мая 1994 г.

Две жизни

В 1947-м году в городе Саратове жил Алексей Александрович Мосолов.

Ему было 12 лет.

Он задумался о будущем и захотел стать военным командиром. Генералом и даже маршалом.

А ребята во дворе звали его, сами понимаете. Мосол.

Эй, Мосол!

Поэтому Алексей Александрович рассудил: станет он командиром – генералом или даже маршалом, доверят ему принимать парад, войска будут перед ним строиться и ходить, а гражданская публика будет смотреть. И вот тут-то кто-нибудь из гражданской публики, знавший его, маршала, в детстве, заорет навею площадь: «Привет, Мосол!»

Это позор! – и не ему одному позор, а и войскам, и вообще.

Нет, нельзя становиться маршалом.

А если врачом? Профессором медицины?

Вот он делает сложную операцию, он делает ее восемь часов – и спасает больного. Все поздравляют его, больной открывает глаза, и: «Спасибо, Мосол!» – оказавшись другом детства.

Стыда не оберешься.

И начальником нельзя. Начальников возят на машине. Наймется шофером кто-то из бывших дворовых товарищей – и будет запросто заходить в кабинет, чтобы спросить, не стесняясь подчиненных: «Ну что, Мосол, когда машину подавать?»

В результате этих размышлений Алексей Александрович Мосолов, смыленный и талантливый мальчик, понял, что нет ему иного пути кроме как стать тунеядцем и пьяницей, и когда его будут окликать, небритого, хмельного, грязного – здорово, мол, Мосол! – то все окружающие примут это как должное. Конечно же, Мосол, подумают все, глядя на него. А кто же еще?

В том же городе, в том же 1947-м году, в том же дворе жил и Степан Сергеевич Козлов, имевший кличку, сами понимаете, Козел. Но в 13 лет он уехал с родителями из Саратова, поэтому что думал насчет своей фамилии и своего будущего – неизвестно.

Они встретились через сорок семь лет, 9-го августа 1994 года, на вокзале.

Алексей Александрович сидел в подземном переходе, грязный, оборванный, со смугло-черным потным лицом, держа в руке сторублевую бумажку. Это называется – ловить на живца, сотенной бумажкой намекалось прохожему: другие дают, дай и ты, не будь хуже других! Степан Сергеевич Козлов, только что сошедший с поезда, поймался на эту уловку по доброте души, вынул сто рублей, не жалея о них, а жалея о своем безвозвратно ушедшем детстве, проведенном в этом городе, который вот так вот убого встретил его после долгих лет разлуки. Степан Сергеевич был капитаном морского пассажирского корабля, он был строен и красив в белоснежном своем костюме, несмотря на 59 лет возраста. Он дал нищему сто рублей, а тот поднял голову и тут же узнал Козлова и восторжествовал, потому что пришла его минута.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru

14
{"b":"25057","o":1}