Их аппаратура обозревала всю сферу, но весьма непросто было себе представить, что она наблюдала. Нет, если речь шла об оптических наблюдениях в видимой, инфракрасной и ультрафиолетовой части спектра, то здесь все было обычно. Ничего нового не было и в непрерывной гамма и рентгеновской спектрометрии, как, впрочем, и в слежении за радиоволновым диапазоном. Закавыка была в интерпретации данных, которые сообщала аппаратура, спроектированная Николь. Она выдавала на экран какие-то смутные образы, то ли тени, то ли кляксы. Это называлось «возмущения тонкой структуры электромагнитного поля», и ровным счетом никак не объяснялось. Шаманство какое-то.

Собственно, настоящая аппаратура не регистрировала ничего, что могло бы насторожить. Обычные данные, характерные для данного места. А вот «чудесные картинки» из специальных приборов время от времени давали повод поломать голову. Ведь они появлялись под воздействием реальных событий, произошедших здесь, рядом. То мелькнет что-то, то появится неясный контур, увеличится, снова сойдет на нет. Ретта предложила гипотезу, что это следы неких объектов, движущихся со скоростью света. Зная угловые смещения, оставалось рассчитать траектории. Получили ряд прямых. Это уже вполне реальная зацепка.

Итак, здесь действительно есть нечто без массы покоя и обладающее некими электромагнитными свойствами, перемещающееся прямолинейно со скоростью света, то есть так, как распространяются все электромагнитные взаимодействия: радиоволны, свет, гамма кванты. Но только объем этого нечто — многие десятки кубических километров. И еще оно может менять направление движения. И останавливаться. Эти события тоже удалось несколько раз наблюдать.

Обнаруживать эти феномены иной раз удавалось по несколько раз в сутки, а случалось, что неделями — ни одного. Закономерностей в их траекториях тоже отметить не удалось. Собирались уже удовлетвориться тем, что удалось найти, и возвращаться, как вдруг в корабле погас свет. И основное освещение, и дежурное, и аварийное. И все приборы, устройства, механизмы. Словно отменили свойство электропроводности.

Степа поднес к глазам руку с часами и нажал кнопку подсветки. Дудки, и тут ничего. Все электрическое отключилось совершенно. Итак, картина начала проясняться. Таинственный феномен накрывает корабль и все, что потребляет электроэнергию, перестает работать. То есть абсолютно все, что есть на корабле. Дальше следует медленная смерть от переохлаждения. Или от удушья, сразу и не скажешь, что произойдет быстрее. То ли скажется обеднение кислородом внутреннего объема корабля, то ли потеря тепла сквозь слой термоизоляции.

Конечно, агонию можно сильно растянуть, оставаясь в скафандрах. В них легко нагреть весь объем теплом собственного тела, а система регенерации воздуха не требует электроэнергии. Тогда все упрется в запас кислорода. Или в ресурс поглотителей углекислоты. В общем, перспективы захватывающие. Стоит поцарапаться. На ощупь нашел своих спутниц и притянул их шлемы к своему. Иначе не слышно.

Первой заговорила Николь.

— Не успела доложить, за мгновение до того, как вывинтили пробки, «нечто» было обнаружено со всех направлений. Так что мы внутри феномена.

— Что думает экипаж? — Степа решил, что прошло достаточно времени, и шок неожиданности прошел. — В старинные времена считалось правильным, когда первым на совете говорил младший. Твое мнение, Николь?

— Мое мнение, что первым говорить тебе, Степа. Я уже прожила две жизни, правда, не очень длинные, но мне нынче за шестьдесят. А Ретта старше нас обоих, вместе взятых.

Это препирательство окончательно вывело Степу из ступора, и он откровенно доложил, что ума не приложит, как выкручиваться, поскольку, в его понимании, нарушены законы физики. Не все, конечно, но те, что касаются электричества.

Нечто подобное произнесла и Николь. Теперь все ждали, что скажет Ретта.

— Мы знаем о поймавшем нас феномене, что он имеет электромагнитную природу. Вернее, его природа вызывает легкие искажения электромагнитных полей, что позволяет надеяться на то, что кое-какие физические законы на него распространяются. Тот факт, что нам удалось определить траектории движения феноменов, указывает на их принадлежность к нашему пространственно-временному континууму. Итак, предлагаю версию: реальный объект нашего четырехмерного пространства, имеющий электромагнитную структуру, забирается к нам, чтобы восполнить свою потребность. В чем? Ну конечно в энергии. Какой? В той, что заключена в электрических и магнитных полях.

То есть его интересуют проводники с током, неважно переменным или постоянным, которые он превращает в проводники без тока. И его интересует разность потенциалов, которую он… ну поглощает, что ли. Как? Не знаю. Но совершенно очевидно, что отбор энергии идет через электрические и магнитные поля. Факт движения феномена со скоростью света указывает на то, что он не вещественен. Он сам представляет собой поле. Но тогда неясно, как он мог проникнуть в корабль, состоящий сплошь из металла, то есть проводника.

— Ясно, — встрял Степа, — через гермовводы. Там есть диэлектрические вставки между металлом корпуса и проводящими стержнями.

— Итак, феномен просочился через ничтожные по размерам пятачки диэлектрика, заполнил собой пространство внутри корабля, присосался ко всему, что проводит ток и… тока не стало. И он не отвалится, пока не высосет все.

— Как долго это может продолжаться?

— Полагаю, при нашей жизни это не кончится, — снова вступил Степа, — реактор продолжает выдавать энергию на фидеры. Ведь если обесточена аппаратура контроля, дальше простая гадалка. То ли бабахнет, то ли… Спокойно, девчата, я мигом.

Действуя наощупь, Степа отправился в корму, отдраивая перед собой люки герметичных переборок. Перед последней, особенно толстой, он озадаченно остановился. Окошко из свинцового стекла светилось. Реактор не только работал, но работал в совершенно штатном режиме. Было видно, что контрольные приборы на щите по ту сторону переборки функционируют нормально. Они располагались так, чтобы их показания можно было читать, не входя в реакторный отсек, чем Степа и воспользовался, отметив, что измеритель отдаваемой мощности застыл на предельной отметке. Но не в зашкале. И цифровые табло светятся, показывая нормальные рабочие значения. А главное — работает освещение.

Толчки в спину позволили ему понять, что Ретта и Николь тоже тут. Конечно, они не могли управиться так же быстро, как он, но суть дела поняли и не отстали. Притянув их шлемы вплотную к своему, Степа спросил.

— Ну и что вы по этому поводу думаете?

— Там что, большая мощность дозы? — спросила Ретта, указывая в сторону светящегося окошка.

— Нет. Эта защита только на случай разгерметизации активной зоны. Основные экраны за переборкой.

Осознав произнесенное, Степа замер. ЗДЕСЬ! Именно здесь какой-то ключик к спасению. Надо только сообразить. При тусклом освещении через забрала скафандров не разглядеть лиц его спутниц. Ретта свернулась клубочком и висит в невесомости, как зреющий плод на ветке. А Николь, словно взъерошенный пес, отталкиваясь от стенок тесного отсека «задумчиво прохаживается», только в невесомости. Соображают, девчоночки. Молодцы! А вот вам еще информация. Вытащив из кармашка пробник, Степа проткнул его острием изоляцию фидерной линии, идущей сквозь переборку реакторного отсека. Индикатор уверенно засветился. Второй прокол на метр дальше — свечение индикатора заметно слабее. А у противоположной от реакторного отсека переборки вообще никакой реакции. Стало быть, эта тварь жрет ток прямо из проводника. Вернее, напряжение. Хотя нет. И то и другое, да еще и друг на друга помноженное. Энергию. Но только по эту сторону переборки реакторного отсека. А почему?

Поколебавшись секунду, Степа откинул лицевой щиток шлема. Отсек герметичен, это очевидно. И незачем терпеть неудобства оттого, что радио скафандров не работает. Можно и живьем поговорить. Но, ощутив головокружение, он тут же захлопнул забрало. Кажется, эта мерзость и на мозги воздействует! Ну да, там ведь прорва каких то биотоков. Придется дискутировать прильнув друг к другу шлемами.