– Ну что, хочешь узнать про «Семь тайн Северного Ёми»?

Мой первый день в школе (дубль два) должен был начаться завтра, сразу после выходных, и Рейко-сан, конечно, это знала. Думаю, она не забыла обещание, которое дала мне, когда пришла навестить меня в больницу.

– Я ведь уже сказала, что в Северном Ёми всё немного по-другому, да?

– Ага, ты говорила.

Бабушка, закончив прибираться после ужина, сделала нам кофе. Рейко-сан пригубила (у нее был черный) и продолжила:

– Ну что? Хочешь узнать?

Глядя на меня через стол, она слабо улыбнулась. Как всегда, я нервничал, хоть и старался держаться спокойно, однако принял вызов.

– Э… ага. Но, это, вряд ли будет очень прикольно узнать их все разом.

Она сказала, что в Северном Ёми «немного по-другому», но, скорей всего, это просто мелкие отличия в одних и тех же байках. Где-нибудь в школе есть лестница, у которой появляется лишняя ступенька, или пропадает одна, или гипсовые бюсты в кабинете рисования вдруг начинают плакать кровавыми слезами, или еще что-нибудь в том же духе.

– Хотя бы одну или две для начала.

Я подумал, что, если буду их знать, это поможет мне завязать разговор с новыми одноклассниками.

– Ладно, тогда я тебе расскажу ту, которую узнала раньше всего, очень давно. Для начала.

И Рейко-сан рассказала мне «таинственную историю» про сарайчик для животных, расположенный за спортзалом.

Однажды утром кролики и морские свинки, которых там держали, вдруг исчезли. Дверь сарая была сломана, внутри обнаружились громадные пятна крови. Школа связалась с полицией, которая подняла большой шум, но ни исчезнувших животных, ни виновника так и не нашла. Сарайчик вскоре снесли, но на его месте иногда появляются забрызганные кровью кролики и морские свинки (или их призраки?).

– В этой истории есть одна странная деталь, – с серьезным видом продолжила Рейко-сан. – Исследовав кровавые пятна, оставшиеся в сарае, полиция установила, что кровь не принадлежала ни кроликам, ни свинкам. Это была человеческая кровь. Четвертая группа, резус-отрицательная.

Услышав это, я невольно прошептал:

– Уаа. А поблизости никого не было, кто сильно поранился? Или пропал?

– Абсолютно никого.

– Хмм.

– Ну что, разве не загадочно?

– Хмм. Но с этой деталью история больше похожа на детективную, чем на «про призраков». У нее, может, есть реальная разгадка.

– Кто знает.

Затем Рейко-сан выполнила второе свое обещание и рассказала мне несколько «Основных принципов Северного Ёми».

Номер один: если ты на крыше школы и слышишь воронье карканье, то, возвращаясь, должен шагнуть на лестницу левой ногой.

Номер два: когда учишься в третьем классе, нельзя падать на дороге, идущей с холма от задних ворот школы.

Эти два пункта смахивали на древние суеверия. Если нарушишь №1 и шагнешь не левой ногой, то в течение месяца поранишься. Если нарушишь №2 и упадешь на холме, то завалишь экзамены в старшую школу. Так всех предупреждали.

Однако «номер три» нарушил традицию и оказался неприятно реалистичным.

– Ты обязан подчиняться любому решению класса, – произнесла Рейко-сан все с тем же серьезным выражением лица. – В школе К**, куда ты ходил в Токио, довольно либеральные порядки, хоть это и частная школа-эскалатор, верно? Там ценятся стремления каждого отдельного ученика. В захолустных муниципальных школах, таких как Северный Ёми, все наоборот. Важен не сам человек, а то, как он взаимодействует с коллективом. Поэтому…

Поэтому, фактически, даже если что-то кажется мне неправильным, я должен стиснуть зубы и делать, как все? Ну, это не так уж трудно. Иногда я и в старой школе так поступал, в той или иной мере…

Я чуть опустил голову и поднес чашку с кофе к губам. Рейко-сан продолжила говорить, по-прежнему с серьезным лицом. Четвертый основной принцип Северного Ёми…

– Коити-тян!

Жизнерадостный голос бабушки прервал мои тихие размышления.

Я сидел на крыльце, обняв колени, по-прежнему в пижаме. Просто сидеть, подставляя себя спокойному утреннему воздуху и ласковому солнечному свету, было так приятно, что я чуть не пустил корни.

– Коити-тян, пора завтракать!

Судя по голосу, она стояла у лестницы внизу и звала, обращаясь на второй этаж.

Пора завтракать… что, уже? Я глянул на настенные часы. Было почти семь… стоп, сколько? Я что, целый час тут торчал, уставившись в пространство? Да что со мной?

– Пора кушать, Коити.

Это произнес уже не бабушкин голос, а скрипучий голос деда. И где-то совсем рядом.

Я вздрогнул и обернулся.

Голос доносился из комнаты на восемь татами[9], отделенной от крыльца раздвижной дверью. Я совершенно не заметил, как дедушка туда вошел. Когда я осторожно открыл дверь, он сидел перед установленным там буддистским алтарем, одетый в тонкую коричневую кофту поверх пижамы.

– О. Доброе утро, дедушка.

– Да, да. Доброе утро, – медленно ответил он. – Сегодня ты тоже идешь в больницу, Коити?

– Меня выписали уже, дедушка. Сегодня я в школу иду. В школу.

– Оо, в школу. Конечно же.

Дедушка был очень низенький и щуплый; когда он сидел на полу, сгорбившись, то смахивал на морщинистую обезьянку, украшающую алтарь. Ему совершенно точно было за семьдесят. В последние два-три года он сильно сдал и практически во всем начал проявлять признаки старческого слабоумия.

– Коити, ты ведь в средней школе, да?

– Да, в третьем классе. На следующий год пойду уже в старшую.

– Хоо. Интересно, как у Ёске-куна дела идут.

– Он сейчас в Индии. Он звонил недавно, у него все, как обычно.

– Самое главное – это здоровье. Если бы только бедная Рицко не…

Неожиданно упомянув маму, он поднес руки к глазам и утер слезы. Неужели он так ярко помнит смерть своей дочери, случившуюся пятнадцать лет назад? Такое, возможно, со стариками часто бывает; я же понятия не имел, что тут можно поделать, – мне-то мамино лицо было знакомо только по фотографиям.

– А, вот ты где.

Наконец бабушка спасла меня.

– Коити-тян, пора завтракать. Почему бы тебе не пойти переодеться и не собрать вещи?

– А, ага. …А где Рейко-сан?

– Она уже ушла.

– Понятно. Рано она.

– Она очень прилежная девочка.

Я встал и закрыл стеклянную дверь, ведущую на крыльцо.

– Коити-тян, сегодня я тебя отвезу, – сказала бабушка.

– Эм. Не, ну это уже…

Я успел посмотреть, как добираться до школы. Она была неблизко – пешком идти почти час, – но если я поеду на автобусе, то управлюсь за 20-30 минут.

– Сегодня у тебя первый день, и потом, ты еще поправляешься. …Правильно, дед?

– А? Аа, да, конечно.

– Но…

– Не нужно стесняться. Ну, давай, быстренько приготовься. И позавтракать не забудь.

– …Хорошо.

Я ушел с крыльца, прихватив отложенный в сторону телефон. Майна, уже довольно давно сидевшая тихо, вдруг пронзительным голосом крикнула:

– Почему? Рей-тян. Почему?

3

Руководителем класса 3-3 был Кубодера-сэнсэй – мужчина средних лет, учитель японского. Его можно было бы счесть мягким (потому что он казался мягким), а можно – ненадежным (потому что ненадежным он тоже казался).

Когда я зашел в учительскую, чтобы представиться, Кубодера-сэнсэй оторвал глаза от лежащих перед ним бумаг и глянул на меня.

– Ты отлично учился в предыдущей школе, Сакакибара-кун. Получать такие оценки в средней школе К** не так-то просто.

Конечно, это была наша первая встреча, но с чего бы это ему так благосклонно говорить со школьником? Вдобавок он за все это время ни разу не посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовал себя малость не в своей тарелке, но постарался не уступить ему в вежливости.

– Большое спасибо, – ответил я. – Я польщен.

– Ты уже полностью поправился?

– Да, спасибо.

– Уверен, там, где ты учился раньше, все было немного по-другому, но, надеюсь, ты подружишься с ребятами. Здесь, конечно, простая муниципальная школа, но у нас нет проблем с насилием и плохим поведением, как часто представляют себе люди. Так что на этот счет можешь не беспокоиться. Если будут какие-либо проблемы, дай мне знать. Не стесняйся. Можешь обращаться ко мне или, разумеется, к моему помощнику, – взгляд Кубодеры-сэнсэя обратился на молодую женщину, которая все это время стояла рядом с ним и следила за нашим разговором, – Миками-сэнсэй.