— Секретарь, принимай решение.

Посоветовавшись с членами партийного комитета, секретарь берет ответственность на себя и приступает к решительным действиям — пишет письмо в Москву министру С.А. Афанасьеву, в котором, подробно обосновав создавшуюся ситуацию, попросил приехать в Днепропетровск и на месте при необходимости принять соответствующие кадровые решения.

Как стало известно впоследствии, о сложившейся обстановке были хорошо осведомлены в ЦК партии. И когда министр поставил в известность руководство оборонного отдела ЦК о поступившем письме, то оно оказалось последней каплей в чаше терпения. Все ясно понимали, что под удар может быть поставлена судьба конструкторского бюро, судьба перспективного коллектива. Решение однозначно: хватит терпеть такую обстановку, надо разводить конфликтующие стороны. Поэтому министр не заставил себя долго ждать. В конструкторском бюро он появился крайне раздраженным и сразу же высказал Михаилу Кузьмичу:

— Кто у тебя парторг. М…к, мне письма пишет.

Затем, не теряя времени, С.А. Афанасьев предварительно провел несколько неофициальных встреч с руководителями различного ранга, при этом демонстративно минуя парторга, хотя последний был не только автором письма, но по негласным канонам того времени, имел решающий голос в подобных вопросах. На официальное заседание были приглашены все заместители Главного, секретарь парткома и заведующий Оборонным отделом областного комитета партии. Не в силах скрыть раздражения, вызванного историей с письмом, открывая встречу, министр приняв позу неосведомленного, демонстративно разыграл примитивную сцену. Обратившись как бы ко всем присутствующим, спросил:

— Ну, кто тут из Вас писал письмо?

А затем стал поочередно опрашивать мнение всех присутствовавших. Цель разговора одна — сколько можно не понимать друг друга? Кто-то должен уйти? И министр принял решение: в большом деле тылы должны быть крепкими. По результатам совещания состоялись кадровые выводы. К руководству конструкторского бюро были привлечены молодые перспективные работники, проявившие себя в первую очередь на административной ниве. И это был большой урок для всех присутствующих. Вопрос не в том, кто ушел с дороги. Настоящий успех приходит тогда, когда воз тянут в одну сторону. Таков был смысл принятого решения, и это почувствовали все.

Но принятыми решительными действиями Москвы не решался другой, не менее важный и имевший непосредственное отношение к возникшей ситуации вопрос. Жизнь на правах командированного продолжалась. И не неустроенность быта (все свидетельствовало о том, что в жизни Михаил Кузьмич был крайне неприхотлив), а отсутствие семьи, возможность видеть каждое утро горячо любимых детей и общаться с ними — для любого родителя мучительно.

Семейная личная жизнь каждого человека по всем меркам, всегда — тема деликатная и обычно обходится молчанием. Но тем не менее она не оставалась незамеченной сотрудниками конструкторского бюро. Всегда неодобрительно оценивая возникшую ситуацию, сослуживцы при всех обстоятельствах полностью были на стороне Михаила Кузьмича. Показательно, что даже по прошествии десятилетий, они часто вспоминая ушедшие в историю времена, невольно обращаются и к этому вопросу. Ведь Главный живет до сих пор в сердцах и умах многих из тех, кто бок о бок трудился рядом, деля радость побед и горечь поражений.

Одиночество настолько омрачало жизнь Главного, что он в достаточно корректной форме поделился обо всем со ставшим ему достаточно близким человеком парторгом В.Я. Михайловым.

Вот они превратности "быстротекущей жизни", жизненные коллизии во всех их предсказуемых проявлениях. Сильная личность, человек, который владеет думами сотен и тысяч людей, к которому обращаются и доверяют свои самые интимные и житейские проблемы работники конструкторского бюро и который помогает своим мудрым советом и конкретными действиями выбраться из них, сам оказывается беззащитным и беспомощным, когда обстоятельства касаются лично его самого.

В один из приездов жены в Днепропетровск М.К.Янгель приглашает В.Я. Михайлова к себе в гости. И молодой партийный руководитель, сам еще не имеющий достаточного жизненного опыта, решает не упустить свой шанс и попытаться вызвать на откровенность И.В. Стражеву.

О том, как протекала и насколько удалась эта необычная миссия по такой тонкой и пикантной жизненной проблеме, в которой соотношение участвующих сторон по всем параметрам вписывалось в известную сентенцию, когда "яйца учат курицу", вспоминает сам ее инициатор.

— Жена Янгеля небольшого роста, простая, собранная, внимательная к собеседнику. Кузьмич рядом с ней смотрелся великолепно. Лучистый, высокий, домашний и одновременно праздничный.

— Какая чудесная пара, — подумал я.

За чашкой чая разговор быстро перешел к обсуждению столичных новостей, которые с собой привезла Ирина Викторовна. Михаил Кузьмич удалился на кухню помогать домработнице.

— Ирина Викторовна, извините меня, — решив приступить к делу, начал я. — Сто раз задавал себе вопрос: имею ли я право вторгаться в Вашу жизнь с Михаилом Кузьмичом, и все же хочу спросить:

— Почему Вы не здесь? Не рядом с ним?

Сразу стало как-то проще. По всему чувствовалось, что она сама ждала этого разговора. Возможно, хотелось объяснить прежде всего себе, а потом уже другим, почему она не рядом с мужем. Где-то в душе, по всему было видно, эта умная женщина понимала, что суд людей не на ее стороне.

— Да, Ирина Викторовна, — после невольной паузы продолжил я, — именно это и хотел у Вас спросить. Михаила Кузьмича в свободные минуты уже не спасают ни рыбалка, ни охота. Он всеми мыслями уходит в свою семью. В конце концов его страшная болезнь прогрессирует вследствие одиночества. Как я понимаю, будь Вы рядом, ему бы не потребовались лекарства, врачи.

— Владимир Яковлевич, — медленно начала она, — Вы слишком молоды и мне трудно ответить на Ваш вопрос так, чтобы быть понятой до конца. Страшусь это сказать вслух, но нас, женщин, еще никто не смог до конца понять. Мы сами порой себя пугаемся. Понимаю, нескладно получается. Но особенно сейчас, когда Миша стал знаменит и известен на всю страну, я боюсь быть рядом именно здесь. Кажется, что тогда я его потеряю навсегда. Ведь я начну каждый день ревновать его к работе. И потом, Владимир Яковлевич, поймите меня как человека. Я доктор технических наук, профессор, у меня большая творческая жизнь. Боюсь себя опустошить. Не уверена…, - оборвав вдруг фразу, замолкла она.

— Вы же знаете, что у нас в университете есть специальный физико-технический факультет, где работают многие известные ученые и, в первую очередь, из конструкторского бюро, — пытался возразить я. Но Ирина Викторовна не откликнулась на мое предложение. Хранила молчание. По всему было видно, что развивать эту тему она дальше не хотела и обсуждение считала законченным.

— Бог ты мой, вот так разговор получился, — только и успел с тоской подумать я. К такому пониманию жизни в свои тридцать лет я был еще явно не готов. Проклятый бабий жребий! Эмансипация отбирает у нашей прекрасной половины счастье материнства, семьи. Все хотят быть Софьями Ковалевскими. Ради этого детей разучились рожать. От мужей отказываются. Надо же? Поди пойми их. В этот момент, как нельзя кстати, нарушив затянувшееся молчание, из кухни вернулся Михаил Кузьмич. Сразу заметив грустные лица собеседников и поняв причину, он вмешался в разговор:

— Владимир Яковлевич, у нас с Ириной Викторовной все оговорено. Она с ребятами будет ко мне чаще приезжать. Да и я в столице, сам знаешь, не редкий гость. Так выше голову.

Возвращался домой из гостей в раздумье. Не получился у меня разговор с женой Главного. Более того, где-то в душе я даже отступился от Михаила Кузьмича, оправдывая возможность его разлуки с Ириной Викторовной.

— Видать, — думал я, — у таких сильных, властных, неделящихся в жизни, так и случается, и это правда. Как говорится из песни слов не выкинешь, а песни бывают всякие. И все же жизнь надо уважать, даже такую трудную…