И второе. Почему же "ложное" замыкание кулачка программного токораспределителя второй ступени привело к тяжелейшей аварии на старте?

Ответ все тот же — технология работ. Не ожидая сюрпризов от системы управления на "ровном месте", каковым является вывод схемы в "исходное" после четко отработанной циклограммы предстарта и полета, и желая, очевидно, иметь хотя бы косвенное подтверждение правильности стыковки, было принято решение отключить эквиваленты и подключить все на место перед подачей питания на борт для вывода схемы в "исходное". Далее случилось то, что привело к катастрофе.

И последнее. Первопричина понятна: факторы, инициировавшие катастрофическое проявление ее, тоже понятны. Но несомненно и следующее: если бы не были привнесены содействующие факторы, то есть схема всегда, как это и предписывалось документацией, приводилась после комплексных испытаний в "исходное" на эквивалентах, первопричина не проявилась, и никто бы никогда не узнал об этом злополучном "ложном" замыкании кулачка программного токораспределителя второй ступени…

К этому следует добавить, что проявленная спешка с установкой "программника" в исходное положение только усугубила масштабы трагедии. Если бы эту операцию производили одной из последних, когда практически все предстартовые работы, в том числе связанные с отстыковкой от ракеты различных систем, были закончены, естественно, непосредственно на старте, включая и наблюдателей, было бы намного меньше людей. Так, по пятнадцатиминутной готовности весь обслуживающий персонал обязан был покинуть стартовую площадку.

Ответ на поставленный вопрос — кто сделал ошибку и кто мог (и обязан?) бы ее предупредить, однозначен: ошибка — персональная, ответственность — коллективная. Ошибается грубейшим нелогичным образом один — исполнитель, а обнаружить порок обязаны все, кто причастен к реализации многостадийного процесса отработки системы.

Самым придирчивым и дотошным образом неоднократно гражданские и военные специалисты проверяют систему управления и при стендовой ее отработке, и при испытаниях на контрольно-испытательной станции завода-изготовителя ракеты, и при подготовке ее к пуску в монтажно-испытательном корпусе на полигоне. Но ищут-то, по сути, возможные отклонения или ненормальную работу в том диапазоне углов поворота вала, в котором она должна подавать команды в процессе запуска и полета, а не в "холостом" секторе циклограммы, где инструкцией вообще не предусмотрены никакие проверки.

Это настолько необычная ситуация, что по прошествии десятков лет многие воспринимают причину аварии только как выдачу ложной команды при выведении в исходное положение шагового токораспределителя, но не знают все обстоятельства, сопутствующие ее возникновению, и почему при многочисленных проверках она не была выявлена.

У всех анализировавших впоследствии события 24 октября 1960 года возникали одни и те же бесконечные "почему?", неумолимо ведшие к трагической развязке.

Руководители испытаний после выявленных накануне дефектов системы управления 24 октября, буквально "испытывая судьбу", ходили по лезвию ножа, ставя жизнь каждого из присутствующих на старте в зависимость от самых случайных непредсказуемых ситуаций. А "гробовая змея", присутствие которой не было обнаружено ни при одной из многочисленных проверок, затаилась в системе управления и ждала — дадут ли ей возможность "выползти". Даже если Главный конструктор и был уверен в надежности своей конструкции, а она действительно в процессе дальнейших летно-конструкторских испытаний не потребовала принципиальных доработок, то это не снимало ни с кого ответственности за надежное функционирование систем и агрегатов других разработчиков-смежников. А то, что система управления, мягко говоря, была далека от совершенства — об этом свидетельствовал весь ход подготовки к старту до тех пор, пока она "не спровоцировала" катастрофу.

Оценивая обстановку на старте, А.С. Гончар, бывший в то время начальником лаборатории харьковского конструкторского бюро, вспоминал:

"Все организации, участвовавшие в пуске, стремились обеспечить безотказную работу своих собственных агрегатов, узлов, приборов при пуске. Поэтому шли на отступления от намеченной технологи работ. Заранее были задействованы батареи электропитания. Боялись, что из-за суточного стояния на октябрьском холоде батареи откажут при задействовании перед запуском ракеты. Так, на приборах управления двигателями при запуске еще до старта появилось электрическое напряжение. В.И. Кузнецов волновался, в каком состоянии после первой попытки запуска ракеты 23 октября находится его гиростабилизированная платформа. Потребовал произвести работы, чтобы установить ее в исходное состояние. За этим потянулись проверки исходных состояний других приборов".

Почему обнаруживавшиеся одна за другой неполадки в системе управления, выдававшей несвоевременные команды, не насторожили руководителей испытаний?

По свидетельству одного из участников тех событий, кто-то из присутствовавших на заседании Госкомиссии рассказывал, что М.К. Янгель был склонен слить компоненты и начать подготовку второй ракеты. Однако М.И. Неделин настоял на пуске, так аргументировав свое решение:

— Что я буду говорить Никите?

Кстати, вопрос о правомерности принятия решения не сливать компоненты топлива впоследствии неоднократно обсуждался на различных уровнях. Вот мнение на этот счет одного из пострадавших — двигателиста К.А. Луарсабова:

— Можно без натяжки утверждать, что решение не сливать компоненты было технически аргументировано: во-первых, капельная течь или негерметичность стыков внутри хвостового отсека по обоим компонентам отсутствовала. Во-вторых, негерметичность кольцевого уплотнения по линии насоса горючего не представляла опасности, так как предусматривались специальные трубки для дренажа окислителя и горючего из полостей уплотнения насосов, которые выводились наружу через донную защиту и были разнесены. Двигателисты давали себе отчет в принятом решении не со слов, они работали с этими компонентами, проводили подготовку и огневые испытания и представляли, с чем имеют дело.

Обоснован ли был предварительный прорыв мембран с точки зрения специалистов по двигательным установкам? Обоснован. Двигателисты исчерпывающе знали и представляли степень отработки мембранных узлов. Поэтому все, что выявлялось при их отработке, должно было быть исключено. На ракете имелось двенадцать мембранных узлов. Нераскрытие одной из мембран на рулевом двигателе первой ступени привело бы к неуправляемому полету и падению ракеты в непосредственной близости от старта. Нераскрытие одной из мембран на одном из блоков маршевого двигателя первой ступени привело бы к уходу от траектории полета и падению ракеты до отделения второй ступени. Место падения в этом случае непрогнозируемо. Несрабатывание мембранного узла на рулевом двигателе второй ступени влекло за собой ненормальное отделение второй ступени и ее неуправляемый последующий полет с любыми последствиями. Ну и, наконец, несрабатывание маршевого двигателя — к непрогнозируемому месту падения, не исключая и падения на город. Любое, даже косвенное подтверждение, что при пуске мембраны не подведут, было не лишним. Именно поэтому к вопросу о прорыве пиромембран все время возвращались с момента обнаруженных ненормальных проявлений до практически самого последнего момента…

Не владея полностью технологическим процессом подготовки ракеты к пуску (все инструкции для проведения летно-конструкторских испытаний на полигоне были), военные, являвшиеся фактическими хозяевами, при испытаниях утратили контроль и за общей обстановкой на старте. Как впоследствии отмечали многие, военные были полностью на поводу у представителей промышленности, и любой офицер делал то, что ему говорил порой молодой специалист. В непосредственной близости от ракеты находилось (есть хорошее русское слово — болталось) без всякой необходимости большое количество испытателей как военных, так и гражданских, и просто наблюдателей. Кроме того, стремясь "обогнать время" и как можно быстрее ознакомить будущие стартовые команды с особенностями новой ракеты, которая, по замыслу, еще до окончания летно-конструкторских испытаний должна была поступить на вооружение в формировавшиеся ракетные войска, военные сосредоточили на стартовой площадке большое количество офицеров, совсем не участвовавших в проводимых работах.