Любопытно, что население столь большой империи было сравнительно немногочисленным: всего лишь 50 миллионов жителей, почти столько же, сколько проживает в современной Италии. Они были рассеяны по мириадам небольших деревень, местечек, отдельных хозяйств-вилл на всей огромной территории, подобно крошкам на скатерти, и лишь кое-где неожиданно вырастали крупные города.

Само собой, все населенные пункты были соединены чрезвычайно действенной сетью дорог, длина которых достигала от восьмидесяти до ста тысяч километров; по многим из них мы до сих пор ездим на автомобилях. Возможно, именно они – самый великий и долговечный памятник, оставленный нам римлянами. Но чуть в сторону от этих дорог – и вокруг бескрайние пустоши нетронутой дикой природы, с волками, медведями, оленями, кабанами… Нам, привыкшим к картинам возделанных полей и производственных ангаров, все это показалось бы сплошной чередой «национальных парков».

На защите этого мира стояли легионы, расквартированные в самых уязвимых точках империи, почти всегда вдоль границы, знаменитого «лимеса». При Траяне армия насчитывала сто пятьдесят, возможно, сто девяносто тысяч человек, разбитых на тридцать легионов с историческими названиями, например XXX Ульпиев Победоносный легион на Рейне, II Вспомогательный легион на Дунае, XVI Флавиев Стойкий легион на Евфрате, недалеко от границ современного Ирака.

К этим легионерам надо добавить солдат вспомогательных войск, набиравшихся из населения провинций, вместе с которыми боевой состав римской армии становился вдвое больше: таким образом, под командованием императора находилось около трехсот-четырехсот тысяч вооруженных мужчин.

Сердцем всего был Рим. Он располагался как раз в центре империи.

Он был средоточием власти, конечно, но и городом литературы, права, философии. А самое главное, он был космополитическим городом, как современные Нью-Йорк или Лондон. Здесь встречались представители самых различных культур. В уличной толпе вы могли встретить богатых матрон на носилках, греческих врачей, галльских всадников, италийских сенаторов, испанских моряков, египетских жрецов, проституток с Кипра, торговцев с Ближнего Востока, рабов-германцев…

Рим стал самым населенным городом планеты: почти полтора миллиона жителей. Со времени своего появления вид homo sapiens не сталкивался ни с чем подобным! Как им удавалось уживаться всем вместе? Эта книга поможет пролить свет на повседневную жизнь императорского Рима, в момент его наивысшего могущества в Древнем мире.

Жизнь десятков миллионов человек во всей империи зависела от того, что решали в Риме. А жизнь Рима – от чего, в свою очередь, зависела она? Она складывалась из паутины отношений между ее жителями. Удивительный, неповторимый мир, с которым мы познакомимся, изучив один день его жизни. Например, вторник 1892 года[1] тому назад…

Ее взгляд устремлен вдаль, как у тех, кто погружен в глубокие думы. Бледный свет луны падает на белоснежное лицо, едва тронутое улыбкой. Волосы перехвачены лентой, оставляя лишь несколько непослушных прядей спадать на плечи. Внезапный порыв ветра поднимает вокруг вихрь пыли, но волосы по-прежнему неподвижны. Немудрено: они ведь мраморные. Как и обнаженные руки и тысячи складок одеяния. Скульптор, который ее высек, использовал самый дорогой мрамор, чтобы запечатлеть в камне одно из наиболее почитаемых римских божеств. Это Матер Матута (Mater Matuta), «милостивая матерь», богиня плодородия, «начала» и утренней зари. Вот уже много лет статуя возвышается на внушительном мраморном пьедестале на перекрестке улиц. Вокруг лишь темнота, но в рассеянном свете луны угадываются очертания широкой улицы с лавками по обе стороны. В этот ночной час все они закрыты тяжелыми деревянными створками, утопленными в полу и укрепленными прочными накладками. Это нижняя часть огромных темных строений. Повсюду вокруг нас черные силуэты, порой кажется, что ты на дне глубокого каньона, над которым светят звезды. Это дома бедноты, «инсулы», похожие на наши многоквартирные кондоминиумы, но гораздо менее удобные.

Поражает отсутствие освещения в этих домах и вообще на улицах Рима. Но возможно, это мы сами слишком привыкли к современному комфорту. На протяжении столетий с наступлением сумерек все города мира погружались во тьму, если не считать редких фонарей трактиров или огоньков лампад перед святыми образами, обычно располагавшимися в местах, важных для ориентации ночных путников, таких как углы дорог, перекрестки и так далее. В императорском Риме точно так же. В темноте угадываются очертания подобных мест, благодаря немногочисленным «лампадкам», то есть светильникам, не потушенным внутри домов.

Второе, что нас поражает, – это тишина. Фантастическая тишина окружает нас, пока мы идем по улице. Ее нарушает лишь журчание воды в квартальном фонтанчике, в нескольких десятках метров от нас. Он устроен совсем просто: четыре толстые плиты из травертина[2] образуют квадратную емкость, над которой возвышается стела. Свет от краешка луны, с трудом пробивающийся между двумя зданиями, позволяет разглядеть высеченный на стеле лик божества. Это Меркурий, с крылышками на шлеме, из его уст вытекает струйка воды. Днем сюда устремляются с деревянными ведрами женщины, дети и рабы, чтобы набрать воды и отнести домой. А сейчас все пустынно и только звук текущей воды нарушает наше одиночество.

Тишина эта необычная. Ведь мы находимся в самом центре города с полуторамиллионным населением. Обычно ночью подвозят товар в лавки, гремят по булыжной мостовой железные обода повозок, слышатся возгласы, ржание, непременная ругань… Вот эти-то звуки и слышны вдали. Им вторит лай собаки. Рим никогда не спит.

Дорога перед нами расширяется, открывая освещенный участок. Лунный свет подчеркивает сетку базальтовых плит, которыми вымощена улица, будто окаменевший панцирь гигантской черепахи.

Чуть вдалеке, в глубине улицы, что-то шевелится. Человек то останавливается, то опять движется и наконец, шатаясь, прислоняется к стене. Наверное, он пьян. Бормоча невнятные слова, он бредет по переулку. Кто знает, доберется ли он до дома. Ведь по ночам улицы Рима полны опасностей: воры, преступники и разное отребье – любой из них без колебаний проткнет кинжалом кого угодно, лишь бы чем-нибудь поживиться. Если на следующее утро кто-то найдет заколотый и ограбленный труп, нелегко будет обнаружить убийц в таком густонаселенном и беспорядочном городе.

Сворачивая в переулок, пьяный спотыкается о сверток на углу улицы и, ругнувшись, продолжает свой нелегкий путь. Сверток шевелится. Да ведь это живой человек! Один из множества городских бездомных, пытающийся хоть как-нибудь поспать. Уже несколько дней он живет на улице, после того как его выгнал хозяин съемной комнатушки. Он не один: рядом ютится целое семейство, со своим убогим скарбом. В определенные моменты года Рим наводняют подобные люди – каждые полгода возобновляются арендные договора, и многие оказываются выброшенными на улицу, в поисках нового крова.

Неожиданно наше внимание привлекает ритмичный шум. Вначале неясный, затем все более отчетливый. Он отражается эхом от фасадов домов, не давая определить источник. Резкий стук засова и свет нескольких фонарей все проясняют: это ночной обход караульной службы, «вигилы». Как обозначить их обязанности? Вообще-то, они пожарные, но, раз уж им все равно постоянно приходится совершать проверки для предупреждения пожаров, на них возложены и обязанности поддерживать общественный порядок.

Вигилы имеют военную выправку, это сразу заметно. Их девять: восемь новобранцев и старший по званию. Они быстро спускаются по лестнице большой колоннады. Эти люди уполномочены заходить почти повсюду, потому что везде может оказаться источник пожара, возникнуть опасная ситуация или небрежность, способная привести к трагедии. Они только что с проверки, и старший что-то говорит. Фонарь он поднял высоко, чтобы новобранцы могли его хорошо разглядеть: массивный торс, суровые черты лица вполне соответствуют хриплому голосу. Покончив с объяснениями, он напоследок грозно оглядывает остальных вигилов, сверкая темными глазами из-под кожаного шлема, затем выкрикивает приказ двигаться. Караул марширует чересчур старательно, как все новички. Старший смотрит им вслед, качая головой, и наконец тоже уходит за ними. Шум шагов постепенно стихает, заглушаемый журчанием фонтана.