– По правде говоря, я ее еще не видела, – заметила леди Певерил, – и потому была весьма удивлена, узнав о столь неожиданном и приятном визите.
– Я тоже чрезвычайно удивилась, когда, думая, что слышу ваши шаги, вместо вас нашла в комнате этих прелестных деток, – сказала графиня. – Наша Элзмир, как видно, поглупела – вы ее избаловали – и забыла мои наставления.
– Я видела, как она бежала по парку; наверно, она хотела сказать женщине, приставленной к детям, чтобы та увела их отсюда, – после минутного размышления проговорила леди Певерил.
– Без сомнения, это ваши малютки, – сказала графиня, глядя на детей. – Провидение благословило вас, Маргарет.
– Вот мой сын, – сказала леди Певерил, указывая на Джулиана, который с жадным любопытством прислушивался к разговору, – а эту маленькую девочку я тоже могу назвать своею.
Майор Бриджнорт, который между тем опять взял на руки свою дочь и принялся ее ласкать, услышав слова графини Дерби, опустил девочку на пол и с тяжелым вздохом отошел к окну. Майор отлично понимал, что обыкновенные правила вежливости требуют, чтобы он удалился или, по крайней мере, сделал вид, что готов удалиться, но он не отличался церемонной учтивостью, а кроме того, разговор начал переходить на предмет, далеко для него не безразличный, и потому он отбросил всякие церемонии. Дамы как будто совершенно забыли о его присутствии. Графиня опустилась в кресло и знаком указала леди Певерил на скамеечку возле себя.
– Совсем как бывало в прежние времена; только теперь ружья мятежников не заставят вас искать убежища в моем доме.
– У меня есть ружье, сударыня, и в будущем году лесничий научит меня стрелять, – объявил юный Джулиан.
– Тогда я возьму тебя к себе в солдаты, – пошутила графиня.
– У дам не бывает солдат, – возразил мальчик, серьезно глядя на нее.
– Я вижу, что он, как настоящий мужчина, презирает наш слабый пол, – сказала графиня. – Это презрение рождается вместе с дерзкими сынами рода человеческого и обнаруживается, как только они вырастают из пеленок. Разве Элзмир не рассказывала тебе о Лейтем-хаусе и о Шарлотте Дерби?
– Сто тысяч раз, – краснея, отвечал мальчик. – И еще она рассказывала, как королева острова Мэн целых шесть недель защищала его от трех тысяч круглоголовых, которыми командовал мясник Гаррисон{65}.
– Лейтем-хаус защищала не я, а твоя мама, мой маленький воин, – возразила графиня. – Жаль, что там не было тебя, дружок, ты бы оказался самым доблестным военачальником из нас троих.
– Что вы, сударыня! Ведь мама ни за что на свете не возьмет в руки ружье, – сказал мальчик.
– Разумеется, нет, Джулиан, – подтвердила леди Певерил. – Я и в самом деле была там, но представляла собою совершенно бесполезную часть гарнизона.
– Вы забыли, что ухаживали за ранеными в нашем лазарете и щипали для них корпию, – сказала графиня.
– Но ведь к вам на помощь приехал папа, – заметил Джулиан.
– Папа наконец приехал, и принц Руперт тоже, однако они заставили себя ждать довольно долго. Помните ли вы то утро, Маргарет, когда круглоголовые мошенники, которые столько времени держали нас в осаде, едва завидев на холме знамена принца, тотчас же бросили все и обратились в бегство? Каждого военачальника с высоким плюмажем вы принимали за Певерила Пика, который за три месяца до того танцевал с вами на маскараде у королевы. Нет, не краснейте при этом воспоминании, это было благородное чувство, и хотя только звуки боевых; груб провожали вас в старую часовню, почти до основания разрушенную вражескими ядрами, и хотя принц Руперт, который вел вас к алтарю, был одет в походную форму, а за поясом у него торчали пистолеты, я все же надеюсь, что эти символы войны не предвещали будущих разногласий.
– Провидение было ко мне милостиво, – отвечала леди Певерил, – оно даровало мне любящего мужа.
– И сохранило его для вас, – с глубоким вздохом произнесла графиня, – тогда как мой супруг – увы! – заплатил кровью за преданность своему королю. О, если бы он дожил до нынешнего дня!
– Увы! Это не было ему суждено! – горестно отозвалась леди Певерил. – Как радовался бы доблестный и благородный граф нашему освобождению, на которое мы уже совсем перестали надеяться!
Графиня с удивлением посмотрела на леди Певерил.
– Значит, вы ничего не слышали о нашем теперешнем положении, кузина? Поистине, как удивился бы мой доблестный супруг, если б ему сказали, что тот самый монарх, за которого он отдал свою благородную жизнь на эшафоте в Боултон-ле-Муре[6], не успев занять трон, первым делом довершит разорение нашего имущества, уже и без того почти утраченного на королевской службе, и подвергнет гонению меня, его вдову!
– Вы изумляете меня, ваша светлость! – воскликнула леди Певерил. – Возможно ли, чтобы вы… чтобы вы, графиня Дерби и королева острова Мэн, мужественно исполнявшая долг воина в ту пору, когда слишком многие мужчины вели себя подобно слабым женщинам, возможно ли, чтобы вы пострадали от события, которое исполнило и даже превзошло надежды всех верных подданных короля… возможно ли это?
– Я вижу, что вы так же мало знаете свет, как И прежде, моя прекрасная кузина, – отвечала графиня Дерби. – Эта реставрация, обеспечившая безопасность другим, подвергла опасности меня; эта перемена, которая принесла избавление другим приверженцам королевской фамилии, смею полагать, едва ли более ревностным, чем я, вынудила меня бежать, скрываться и искать убежища и защиты у вас.
– От женщины, которая провела свои юные годы под вашим великодушным покровительством, от жены Певерила, соратника вашего доблестного супруга, вы вправе требовать всего, что вам будет угодно, – отвечала леди Певерил. – Увы! Возможно ли? Вам, вам приходится прибегать к моей помощи! Простите, по это кажется мне каким-то дурным сном, и я слушаю вас с надеждой, что пробуждение избавит меня от его тягостного гнета.
– Да, это и в самом деле какой-то сон, видение, – сказала графиня, – однако, чтобы его истолковать, не надо быть ясновидящим, ибо смысл его известен с давних пор: не возлагайте надежд своих на властителей{66}. Я могу быстро рассеять ваше удивление. Этот джентльмен, ваш друг, без сомнения – честный слуга отечества?
Леди Певерил хорошо знала, что кавалеры, подобно другим партиям, присвоили себе исключительное право называться честными слугами отечества, и затруднялась объяснить, что в этом смысле слова гость ее не был честным.
– Быть может, нам лучше уйти отсюда, сударыня, – обратилась она к графине и встала, как бы намереваясь ее сопровождать. Но графиня осталась сидеть в своем кресле.
– Я спросила об этом, скорее, по привычке, – возразила она. – Мне нет никакого дела до образа мыслей этого джентльмена, ибо то, что я должна вам сказать, известно везде и всюду, и мне безразлично, кто услышит мои слова. Вы помните, вы, наверное, слышали, – ибо я полагаю, что Маргарет Стэнли не могла оставаться равнодушной к моей судьбе, – что после злодейского убийства моего супруга в Боултоне я приняла знамя, которое только смерть заставила его выпустить из рук, и собственноручно водрузила его в наших владениях на острове Мэн.
– Разумеется, я слышала об этом, сударыня, – отвечала леди Певерил, – равно как и о доблести, с какой вы сопротивлялись мятежному правительству, даже когда вся Англия ему покорилась. Мой супруг, сэр Джефри, одно время намеревался отправиться к вам на помощь с несколькими друзьями, но мы узнали, что остров сдался партии парламента и что вы, моя возлюбленная повелительница, брошены в тюрьму.
– Но вы не знаете, почему произошло со мною это несчастье, Маргарет, – сказала графиня. – Я защищала бы свой остров от этих негодяев до тех пор, пока волны моря не перестали бы его омывать; пока отмели, которые его окружают, не превратились бы в надежную гавань; пока солнце не растопило бы его крутые утесы, а от его неприступных крепостей и замков не осталось бы камня на камне, – до этих пор обороняла бы я от лицемерных злодеев мятежников родовые владения моего возлюбленного супруга. Маленькое королевство Мэн досталось бы им лишь тогда, когда в нем не нашлось бы ни одной руки, способной поднять в его защиту меч, ни одного пальца, способного нажать курок. Но измена сделала то, чего никогда не смогла бы добиться сила. Когда мы отразили всевозможные попытки захватить остров силой оружия, измена совершила то, что Блейк и Лоусон со своими плавучими крепостями{67} сочли чересчур рискованным предприятием, – подлый изменник, взлелеянный на нашей груди, предал нас врагу. Имя этого изверга – Кристиан…