— Вы высказали свое мнение, милорд, — начала она, — о том, как нам следует выпутаться из наших затруднений, но, к несчастью, я не могу согласиться с вами. Этот джентльмен, вернее — этот господин, предложил другой план, против которого я не возражаю, но он не нравится вам. Не угодно ли вашей светлости выслушать совет молодой, робкой женщины, беспредельно любящей вас жены?
Лестер молча наклонил голову в знак того, что она может продолжать.
— Причина всех этих бед, милорд, — продолжала Эми, — сводится к таинственности и лицемерию, какими вы окружили себя. Освободитесь сразу, милорд, от этих постыдных пут. Будьте настоящим английским дворянином, рыцарем и графом, который считает правду основой чести и дорожит честью так же, как жизнью. Возьмите за руку вашу злополучную жену, подведите ее к подножию трона Елизаветы и скажите: «В миг ослепления, тронутый мнимой красотой, от которой теперь не осталось и следа, я женился на Эми Робсарт». Этим вы воздадите должное мне, милорд, и спасете свою честь. Пусть потом закон или власть потребуют, чтобы вы расстались со мной, — я не стану противиться, ибо тогда я смогу с честью укрыть свое опечаленное и разбитое сердце в той тени, из которой извлекла меня ваша любовь. А затем — потерпите немного: жизнь Эми не долго будет мешать осуществлению ваших блистательных планов.
Ее речь дышала таким достоинством, такой нежностью, что в душе Лестера зашевелились все добрые и благородные чувства. Пелена спала с глаз его, а мысль о той жалкой, двуличной роли, которую он играл до сих пор, переполнила его угрызениями совести и жгучим стыдом.
— Я недостоин тебя, Эми, — промолвил он, — если посмел поставить свои честолюбивые планы выше такого сердца, как твое! Мне предстоит горькое унижение, когда на глазах злорадствующих врагов и изумленных друзей я начну распутывать петли моей лживой политики. А королева… Ну что ж, пусть она положит мою голову на плаху, как грозила сегодня утром.
— Вашу голову, милорд! За то, что вы воспользовались свободой и правом каждого англичанина избрать себе жену? Стыдитесь! Вот это недоверие к справедливости королевы, этот страх перед мнимой опасностью и заставили вас свернуть с прямого пути, который не только честнее, но и безопаснее всех других.
— Ах, Эми, ты не знаешь! — воскликнул Дадли, но тут же спохватился и добавил: — Так или иначе, я не стану покорной добычей ее произвола и мести. У меня есть друзья, у меня есть союзники; меня не поволокут на эшафот, подобно Норфолку, как жертву на заклание. Не бойся, Эми, ты увидишь, что Дадли достоин носить свое имя. Я должен немедленно снестись с некоторыми друзьями, на которых могу положиться; ибо дело обстоит так, что я могу оказаться узником в собственном замке.
— О мой добрый лорд, не затевайте раскола в мирном государстве! Ни один друг не поможет нам так, как наша правота и наша честь. Призовите только их на помощь, и целые полчища завистников и злодеев не смогут одолеть вас. Но если вы отвернетесь от этих союзников, вас не спасет никакая другая защита. Истину, мой благородный лорд, всегда изображают безоружной.
— Но мудрость, Эми, — возразил Лестер, — всегда прикрыта непробиваемым панцирем. Не спорь со мной о средствах, которые я пущу в ход, чтобы сделать как можно безопасней мою исповедь… раз уж иначе никак не назвать предстоящее мне объяснение с королевой, и то оно будет все же достаточно опасным. Варни, нам пора! Прощай, Эми! Чтобы объявить тебя своей женой, я иду на жертвы и риск, которых достойна лишь ты одна! Скоро я сообщу тебе о дальнейшем.
Он пылко обнял ее, снова закутался в плащ и вышел вместе с Варни. Последний, перед тем как покинуть комнату, низко поклонился и, выпрямившись, пытливо посмотрел на Эми, как бы желая понять, простила ли она его, примирившись с супругом. Графиня смотрела на него неподвижным, невидящим взглядом, как будто перед нею было пустое место.
— Она сама довела меня до крайности, — пробормотал он. — Или она, или я — один из нас должен погибнуть. Что-то — не то страх, не то жалость — удерживало меня от рокового исхода. Теперь решено: один из нас погибнет.
В это время он с удивлением заметил, что часовой прогнал какого-то обратившегося к нему мальчика, который тотчас вернулся и заговорил с Лестером. Варни принадлежал к числу тех политиков, которые обращают внимание на каждую мелочь. На вопрос, чего хотел от него мальчишка, часовой ответил, что мальчик просил его передать сумасшедшей леди пакет, а он отказался, потому что не имеет таких полномочий.
Удовлетворив таким образом свое любопытство, Варни приблизился к своему господину и услышал, как тот сказал:
— Хорошо, мальчик, пакет будет передан.
— Спасибо, добрый мистер слуга, — сказал мальчик и мгновенно исчез. Лестер и Варни поспешно вернулись в личные апартаменты графа тем же ходом, который привел их в башню Сентлоу.
Глава XXXVI
…Я сказал вам:
Она прелюбодейка. Я назвал
Предателя, который с ней в союзе.
Я более скажу, моя жена
И лицемер Камилло, этот сводник,
Виновны в государственной измене.
Он знал все то, в чем ей признаться стыдно.
«Зимняя сказка»note 110
Не успели они войти в кабинет графа, как Лестер вынул карманную книжку и начал писать, то обращаясь к Варни, то бормоча про себя: «Многие из них неразрывно связаны со мной, особенно те, что богаты и занимают высокие должности. Многие, кроме того, вспомнив о моих прежних благодеяниях и сопоставив их с опасностями, которым сами могут подвергнуться в будущем, я думаю, не оставят меня без поддержки. Ну-ка, посмотрим: Ноллис мне предан, а с ним и острова Гернси и Джерси; Хореи командует войсками на острове Уайт. Мой зять Хантингдон и Пемброк всесильны в Уэльсе, а с помощью Бедфорда я поведу за собой пуритан, которые имеют большое влияние во всех общинах. Мой брат Уорик почти не уступает мне в богатстве, независимости и количестве приверженцев. Сэр Оуэн Хоптон предан мне, а в его власти — лондонский Тауэр и хранящаяся там государственная казна. Мой отец и дед никогда не сложили бы головы на плахе, если бы так подготовили свои выступления… Почему ты опечален, Варни? Говорю тебе — дерево с такими глубокими корнями нелегко свалить буре.
— Увы, милорд! — воскликнул с искусно разыгранным волнением Варни, а затем снова принял унылый вид, уже обративший на себя внимание Лестера.
— «Увы»? — повторил Лестер. — Но почему же увы, сэр Ричард? И это все, что может сказать новоиспеченный рыцарь в ожидании предстоящей ему благородной схватки? Или твое «увы» означает, что ты хочешь увильнуть от столкновения? В таком случае можешь оставить замок или присоединиться к моим врагам — как тебе больше нравится.
— Нет, милорд, — ответил его наперсник. — Варни будет сражаться и умрет за вас. Простите меня, если из любви к вам я гораздо яснее вижу те непреодолимые трудности, которые вас окружают, чем вам позволяет их видеть ваше благородное сердце. Вы сильны, милорд, и могущественны, но — не сочтите за обиду — вы сильны и могущественны только благодаря отраженному свету королевской благосклонности. Пока вы любимец Елизаветы, вы, за исключением титула, ничем не отличаетесь от истинного государя. Но достаточно ей лишить вас тех милостей, которые она даровала вам, и вы увянете быстрее тыквы Пророка. Выступите против королевы — и я не говорю уже о том, что вся нация, все это графство отшатнется от вас, — я утверждаю, что даже в этом самом замке, среди ваших вассалов, родственников и слуг вы будете узником, мало того — обреченным на смерть узником, стоит ей сказать лишь слово. Вспомните о Норфолке, милорд, о могущественном Нортумберленде, о блистательном Уэстморленде, — подумайте обо всех, кто поднимал голову против этой мудрой государыни. Они или казнены, или заточены в темницу, или изгнаны. Трон Елизаветы, в отличие от других, не могут низвергнуть даже объединенные усилия могучих вельмож, ибо он опирается на любовь и преданность народа. Если б вы пожелали, то могли бы разделить его с Елизаветой; но ни ваша, ни любая другая сила — своя или заморская — не смогут опрокинуть или хотя бы пошатнуть его.