Свою порцию купонов с неудачи Ирана состригли и князья остана Картли. Они вполне ладили с персами, даже помогали тем ликвидировать царскую власть, однако теперь, став сами себе хозяевами, тяготились наличием наместника. После нескольких обращений в Ктесифон на предмет, что, дескать, учитывая лояльность и особые исторические обстоятельства, статус провинции в составе империи неплохо было бы и повысить, гордые картлийские мтавары пришли к выводу, что если не надавить, центр так ничего и не услышит. Благо обстановка предрасполагала. Если Картли, считавшуюся, как-никак, коронным владением Дома Сасана, шахское правительство практически не ущемляло и даже налоги взимало льготные, то соседнюю Армению обирали по-крупному, ко всему еще и унижая, а армянские нахарары были не те люди, в общении с которыми хамство сходило с рук. Есть, правда, точка зрения, согласно которой персы сознательно провоцировали армян на мятеж, рассчитывая вслед за тем покончить с некоторыми особо подозрительными фамилиями, и если так, можно сказать, они своего добились, но, в любом случае, для картлийских «умеренных сепаратистов» весь этот расклад был очень и очень к месту. Когда очередной вождь из неугомонного рода Мамиконян, на сей раз Ваан, наконец поднял знамя восстания, обратившись за помощью к всегда готовым нагадить соседу ромеям, лучшие люди Картли примкнули к армянам, войск, правда, послав немного, зато развив немеряную дипломатическую активность, заявив, что суверенитет страны восстановлен (в какой степени и какой форме – благоразумно умалчивалось) и высшая власть отныне принадлежит – нет, не царю, царя над собой они не хотели, – а Совету во главе с номинальным «спикером» – эрисмтаваром, никакой реальной власти не имевшим, зато олицетворявшим собою тот факт, что государство опять существует (не будет ошибкой сказать, что новообразование чем-то напоминало нынешние Эмираты, хотя было куда более аморфным). Первым «главой Верховного Совета» был избран мтавар Гуарам из рода Багратиони.

И вот тут, куда же деться, придется вновь, как и в случае с Северной Эгриси, вспомнить о сложном. Вопрос о происхождении этого рода для грузинских историков настолько деликатен, что полшага в любую из сторон карается десятью годами морального расстрела с конфискациями. Непонятно, правда, почему, в конце концов, никого не беспокоит ни персидское происхождение первой и четвертой династий, в том числе великих Фарнаваза и Вахтанга, ни парфянское третьей, ни даже армянское второй. А вот на вопросе о Багратиони – замыкает. С тем, что некие древнееврейские корни есть, согласны, но далее положено считать, что чистые грузины – и никто более. Хотя, ежели подумать, версия о происхождении этого (реально древнейшего) рода от еще ахеменидских времен вельмож из дома Оронта, правивших сатрапией Армения, ничуть не противоречива. В ее пользу говорят и наследственные имена (ну хоть убейте, Ашот и Смбат никак не картвелы), и обладание колоссальными землями и авторитетом в Армении. И даже, если уж на то пошло, факт избрания «первым среди равных» именно Гуарама (когда все сами себе главные и уступать равному никто не хочет, всегда выдвигают на первую роль кого-то, пусть чуть-чуть, но отличающегося от остальных, лучше всего, слегка чужака). Впрочем, ладно. Как бы то ни было, василевс Юстин II обласкал мятежников, признал Картли союзным государством, а председателю даровал звание куропалата, третье по списку в придворной табели о рангах. Это было столь престижно, что должность стала прозвищем. Военные действия, правда, не задались, Хосров (давно уже Ануширван) был противником страшным, но по итогам, даже отступив, римляне отказались выдать Ваана Мамиконяна и требовали признать Картли не провинцией Ирана, а вассалом. Трудно сказать, чем бы все кончилось, но бессмертных нет: великий шаханшах умер, а его сын, Ормизд IV, не слишком прочно сидя на престоле, принял предложения, не устраивавшие отца. Армяне, правда, как всегда, остались крайними, но Ваган Спарапет обрел статус политэмигранта, а картлийский эрисмтавар Стефаноз I, наследник Гуарама, стал вассалом шаха, получив еще и наследственный титул патрикия, первый в имперском придворном реестре. А затем начался сплошной Болливуд.

Шах Ормизд недолго продержался на престоле. Слабый и вспыльчивый, он настроил против себя генералитет, в том числе и эранспасалара Варахрана Чубина, победившего считавшихся неодолимыми «белых гуннов», и в 589-м был свергнут и убит вместе со всей семьей, уже в самый последний момент успев отдать тем верным, кто еще был рядом, маленького наследника Хосрова и наспех накарябанное письмо василевсу Маврикию – «Враг мой, будь отцом сироте!». Маврикий, детей любивший (у него самого была большая семья), не только принял мальчика, но и объявил его своим сыном, а затем послал войска помочь сторонникам Дома Сасана, уже поднявшимся против узурпатора. Все кончилось достойно: Хосров II, успевший года полтора пожить в семье василевса на правах сына, вернулся в Ктесифон, короновался, и отношения Ирана с Империей лет десять если и не были вовсе безоблачны (политика есть политика), то, по крайней мере, хороши, и вопросы решались в личном порядке. А в 602-м в Константинополе произошел военный переворот, грубый и грязный, очень похожий на случившееся в 1980-м в Либерии. Узурпатор Фока, тупая горилла в чине примерно капитана, учинив дикую расправу над семьей свергнутого Маврикия (не пощадили даже младшего, годовалого сына и женщин), богатыми дарами выхлопотал прощение Церкви, а потом послал еще более богатые дары шаханшаху и его визирям, предлагая жить дружно.

И тут следует сказать вот что. Можно сколько угодно высказываться на тему, сколь выгодный casus belli выпал молодому Хосрову, но не следует забывать, что именно в этот момент Ирану, пережившему подряд Великую Войну, нашествие гуннов и две гражданочки, мир был необходим, как никогда. По логике, следовало предложения Фоки принять, а нарушить слово позже, когда страна усилится. Вот только тогдашним персидским нормам жизни такой разумный вариант не соответствовал совершенно; шах не успел даже запросить сословия, как быть, а сословия уже сами потребовали от него воевать. Дальнейшие события невероятно интересны, но лежат вне рамок нашей истории; достаточно сказать, что война началась и шла невероятно успешно для персов, словно само небо карало Фоку. Однако после того, как приемный отец был отомщен, а путчист умер мучительной смертью от рук заговорщиков, война не прекратилась: в силу вступили политические соображения, а новому василевсу, Ираклию, шаханшах ничем обязан не был. В какой-то момент под властью Ирана оказалась почти вся территория Второго Рима, кроме европейских областей, вплоть до Египта, персы дважды осаждали и Царь-град; что до грузинских земель, то Лазика персов на сей раз не интересовала, а Картли война задела самым краешком, однако элита царства без царя во главе с «первым из первых» Адарнасе Багратиони все же сочла за лучшее временно эмигрировать, оставив руль приверженцам иранской партии.

Перелом наступил лишь на исходе второго десятилетия VII века: военные действия, пусть сколь угодно успешные, все же выматывали Иран, Ираклий оказался очень толковым управленцем и воякой; ему удалось мобилизовать силы, создать новую армию и перейти в атаку. В 623-м василевс с небольшим войском высадился на севере бывшей Эгриси, обаял тамошнюю знать невероятно уважительным, учитывая разницу статусов, обращением и получил полную поддержку. Причем не только абасгов и апсилов, но и, с их помощью, хазар – хозяев поволжских степей и предгорьев Северного Кавказа. Колесо завертелось в обратную сторону. Уже по итогам первого из трех своих больших походов Ираклий вернул многое, что было потеряно за предыдущие 20 лет, и при раздаче наград одним из первых стал полководец Анос, абасгский князь, сыгравший огромную роль при формировании ополчения, а затем и в боях: кроме почестей, сокровищ и придворных чинов ему был пожалован титул «архонта», положенный по законам Второго Рима правителям независимых союзных государств. Этот акт, собственно, и означал признание Абасгии суверенным княжеством, находящимся в особых (но не вассальных) отношениях с Римом.