Из ванной выплыла, нет, выделилась розовая Светка. На голове чалмой полотенце, все
остальное прикрыто мужской рубахой, доходящей едва до середины бедер. А бедра у нее...
-- Ма-а-альчики... Положите меня где-нибудь... Никуда я не поеду, ни за одеждой, ни за
карточкой... Я умира-а-аю...
-- Тебе худо? -- Иван вскинулся.
-- М-м-м... Мне просто чересчур хорошо... Ты знаешь, сколько лет я не лежала в ванне?..
-- Ле-е-ет? -- они сказали это хором и смятенно посмотрели на Краснова, который в своем
странном мире почему-то не позволял любимой женщине пользоваться элементарными удобствами.
-- М-м-м, -- Светлана поняла свою оплошность. -- Я выражаюсь фигурально.
-- Эх, мы! -- Такэси хлопнул ладонью по ковру и вскочил. Он быстро шагнул в угол у окна, где
было установлено такое же печатающее устройство с экраном, как в Минспросе, потянул рядом с
ним рычажок, и из стены вывалился диван. Из той же ниши Такэси извлек подушки и стопочку белья,
бросил это на диван и занялся пультом. Что-то понажимал и подвигал, экран стал цветным, и со всех
сторон потекла незнакомая Краснову мелодия, ласковая, чуть печальная, непонятным образом
вместившая и "Элегию" Глинки, и народную мелодию "Матушка моя, что во поле пыльно?", и
вызывающая еще множество музыкальных воспоминаний, быстро сменяющихся и неуловимых.
Окраска экрана менялась в каком-то ладу с теми настроениями, которые несла музыка. Краснову
такое воздействие показалось излишне сильным, и он отвернулся от экрана. Такэси между тем
приговаривал:
-- Мы все перепутали. Надо было без примерки набрать в рынке одежды и ехать сюда. А с
карточками -- уж как получится.
-- У-у-ух-х-х! -- Светлана постелила одну простыню, накрылась другой с головой, повозилась там
и выбросила, бесстыжая, рубашку на ковер. -- Умереть не жалко!.. И музычка!.. Сто лет не слушала.
Вас-ся, мойся и поезжай без меня. Ты же знаешь все-все мои размеры...
-- Да мы вообще без вас поедем! -- Иван вскочил. -- Мы с Василием одинаковой комплекции, а
твои размеры...
Чертова баба слетела с дивана, туго замотавшись в тонкую простыню, подошла к Ивану
вплотную, нахально глядя в упор:
-- Запоминай!
Иван, не касаясь, провел в воздухе рукой от ее макушки до своего подбородка и заявил, что
этого довольно, потому что по остальным размерам она в норме.
-- Это как же? -- Она стояла перед ним, наклонив голову к плечу, уронив чалму, рассыпав по
голым плечам рыжие волосы.
-- У одежды всего один главный размер, -- Иван говорил серьезно, но Краснов не сомневался,
что Светкины выходки оказывают на него развратное давление. -- Указывается на язычке рост, а все
прочее берется за норму. Если человек худощав, ставится минус или два, если полноват -- плюсы.
-- Я, значит, красавица? -- сказала она требовательно. Он серьезно кивнул, и все рассмеялись,
кроме Краснова. Капитан подобрал с ковра сырое полотенце и ушел мыться.
Он прикрыл дверь ванной неплотно и слышал, как они там пили кофе, договаривались попозже
вечером осмотреть ночной город, проводить Такэси к Розе, а заодно и сделать карточки, Такэси -- в
том числе. Краснову подали через дверь кофе, но он все равно несколько раз задремывал в горячей
воде, куда Такэси мимоходом плеснул зеленой жидкости с хвойным запахом.
Когда смыл благовония под душем и вышел из ванной в одном полотенце, Светлана сопела
носом к стенке, заголив половину своего соблазнительного тыла, и не проснулась, когда Краснов, 26
омываемый тихой музыкой и мягкими красками, вытащил из грязных галифе свой ТТ, зарядил, сунул
его под подушку, улегся рядом, натянув на себя простыню, и задышал в затылок. Его рука
задержалась на остывшем ее бедре да так и отяжелела.
Пришельцы из мира староверов сопели ровно и дружно. Через полчаса они не услышали, как
вошли Такэси, Иван и Ганс.
Хозяева неслышно приблизились по толстому ковру и оставили у их изголовья два больших
пакета, а сверху положили записку. Такэси пощупал брюки Краснова, покачал головой, и все трое
вышли, не выключив музыку.
6. Двое в пирамиде.
--О-о, Вас-ся, что ты со мной делаешь... Всю забрал...
И они уснули опять. Теперь ненадолго.
Ложе было низким. Открыв глаза, Краснов прямо перед носом увидел два больших пакета из
прозрачного материала. В обоих легко было разглядеть одежду. На верхнем пакете шалашиком
топорщилась сложенная вдвое бумажка, явно записка. Краснов сразу понял, что он не в пещере.
Затем догадался, что, хотя и лежит со Светкой, но это не ее избушка у золотоносного ручья.
Наклонная стеклянная стена была изрядно зашторена, однако пропускала гораздо больше света,
чем единственное Кешкино окошко. Глухую стену напротив ложа, расписанную под хорошую погоду
над морем, украшали круглые часы, которые не тикали, но, судя по тонкой секундной стрелке, шли
исправно. Краснов всмотрелся: который час? Не понял, протер глаза, но понятнее не стало. На
циферблате был второй час дня. Однако солнце за окном подсказывало, что еще утро. И в
циферблате часов, на которые вчера Краснов не обратил внимания, было что-то не то. Он
всмотрелся как следует, после чего проснулся окончательно: на месте шестерки стояла пятерка, на
месте одиннадцати -- девятка. Всего десять цифр!
-- Светк...
Она перевернулась и стала поворачивать его к себе:
-- Иди...
-- Светк, -- он повернулся к ней. -- Ты посмотри, какие часы.
-- Счастливые часов не наблюдают...
-- Слышишь, посмотри, там всего десять часов.
-- Ну, это еще не много, -- она не открывала глаз. -- Ну иди же...
"А и правда, -- подумал Краснов о часах, -- не все ли равно..."
Потом уже спать не хотелось. Хотелось есть. Он голышом проследовал на кухню и нашел на
столе остатки вчерашнего ужина: засохшую булочку, сахар, конфеты и немного холодного кофе.
Съел, морщаясь, сладкое, запил горьким кофе и осмотрелся. Какие-то шкафчики из незнакомого
материала на стене, блестящая мойка из нержавеющей стали, тихо гудящий ящик с сеткой над
шкафом, напоминающим электрическую печь, и еще большой белый шкаф с голубой табличкой:
"Полюс" -- толстая дверь с удобной металлической ручкой. Голод повел Краснова на поиски. В
настенных шкафчиках он увидел различную посуду, запасы чая, кофе и каких-то трав. Шкаф, похожий
на печь, трогать не решился, зато за толстой дверью "Полюса", обдаваемый тихо гудящим холодом,
обнаружил масло, сыр, колбасу, молоко и даже несколько куриных яиц.
-- Хорошо вы в Америке питаетесь.
Он уже знал, что кран с красной ручкой подает горячую воду, а для питья надо использовать
холодную. Однако, понюхав и не найдя различий, налил в чайник -- для быстроты -- горячей. Наугад
повернул одну из ручек на печи и на ощупь определил, на который из толстых плоских завитков
ставить чайник. Отрезал кусок колбасы, снял с него прозрачную пленку и тут вспомнил, что в пакете
из такой пленки ждет его новая одежда.
-- Одичал совсем.
Краснов отправился в ванную, ополоснул небритое лицо холодной водой, расчесал свои черные
кудри, разглядел как следует свое лицо в большом зеркале и решил отрастить бороду: во-первых,
борода ему пойдет, а во-вторых, если особисты сюда доберутся, труднее будет его узнать. В-
третьих, для карточки надо назваться Черновым.
Он вернулся к пакетам с одеждой и взял записку.
"Светлана и Василий!.."
Нет, в голом виде только дикари читают записки.
Он вытряхнул одежду из того пакета, что побольше. Кипа всякого добра рассыпалась по ковру:
узенькие трусики, лифчики, блузочки, брючки... Ну все предусмотрели, мерзавцы, хорошо ее
