Бывало, Родион Яковлевич любил уединиться, хотя бы на несколько минут, где-нибудь в тихом уголке сада, на берегу реки или посидеть у раскрытого окна. В спокойствии и одиночестве быстрее проходит усталость. Он пошел к озеру. Адъютант хотел сопровождать, но Малиновский попросил вызвать для доклада генерала А. Г. Кравченко — командующего танковой армией — и своего заместителя по тылу генерала В. И. Вострухова. Родиона Яковлевича беспокоило снижение скорости продвижения войск гвардейской танковой армии, причина — задержка подачи танковым частям горючего.

— Я побуду один… — сказал он. — А вы займитесь своими делами.

Вечер был тихий. Солнце уже спряталось за причудливыми облаками, выползавшими из-за горизонта, и жара уступила место бодрящей прохладе. Легкие волны спокойно набегали на беловатый соленый берег и, легонько булькнув, откатывались назад, сливаясь со светлой бирюзой водной глади. Ленивый накат волн, монотонный плеск воды напоминали о далеком детстве в Одессе, о мирной, спокойной жизни. Всего лишь два-три часа прошло, как Родион Яковлевич возвратился из района боев одной из стрелковых дивизий, сражавшейся с многочисленным японским гарнизоном.

Находясь вместе с командиром дивизии на небольшой высотке и наблюдая в бинокль за боем, маршал Малиновский следил за действиями пулеметчиков. Прикрывая друг друга, солдаты короткими перебежками брали гарнизон врага в полукольцо, не давая ему вести ответный огонь.

Стрельба велась шквальным огнем из трех десятков пулеметов. Все грохотало, трещало, гудело, и над полем боя висело облако дыма и пыли. Мощное оружие — станковые пулеметы!

Вспомнил, как в империалистическую войну ему удалось пулеметным огнем остановить кавалерийскую атаку немцев. Но тогда молодой пулеметчик оказался в одиночестве.

Постояв на берегу скучного озера, Родион Яковлевич возвратился в палатку. Адъютант, молодой подполковник, доложил:

— Время ужинать, товарищ командующий. Все готово.

— Какой там ужин после такой жары, — садясь в раскладное кресло, ответил маршал. — Холодного и крепкого чая… Вы вызвали генералов Кравченко и Вострухова?

— Командующий танковой армией просит разрешения прибыть в восемь ноль-ноль, — доложил адъютант. — Генерал Вострухов уже вылетел. Только что получена радиограмма: вас приглашает на разговор по телефону Главком Василевский.

— Время? — спросил Малиновский.

— Сегодня ровно в полночь, — ответил адъютант. — И еще: сюда вылетел начальник штаба фронта генерал Захаров. Скоро будет здесь.

— Вот и прекрасно, — устало ответил Родион Яковлевич. — Подайте мне папку с донесениями и письмами.

Каждый день Малиновский просматривал почту, поступившую за день. На глаза попалось письмо, написанное неровным почерком на листке ученической тетради. Маршал надел очки и начал читать:

«Командующему фронтом товарищу Малиновскому от Ефимова Василия Федоровича.

Дорогой Родион Яковлевич! Знаю, что у вас дел много и за каждым солдатом глядеть командующий не может. Но у меня большая просьба: если случайно повстречаете моего внука Мирона, скажите ему, чтобы написал мне. Ушел добровольцем, пока никаких известий».

— Надо поискать в войсках фронта Мирона Ефимова, — прочитав письмо, сказал маршал. — Займитесь, пожалуйста.

Малиновский дочитал до конца последний документ и, что-то написав с угла на угол, еще раз приказал:

— Мирона Ефимова найти!

Где-то далеко громыхнуло, а потом необъятная степь опять погрузилась в полную тишину.

Родион Яковлевич освободился от дел только в первом часу ночи. Самое время отдыхать, а он никак не мог заснуть. Сказывалось переутомление. К тому же разболелась поясница. После ранений во Франции она напоминала о себе всегда к перемене погоды.

Или бессонница призывает воспоминания, или раздумья и тревога о чем-то не дают спать. Казалось бы, все идет хорошо. Войска фронта, как доложил начальник штаба, действуют по плану, по всем просьбам командующих армиями меры приняты. Решены все вопросы, и оснований для беспокойства нет. Но что-то тревожит…

Еще раз мысленно прошелся по докладу начальника штаба фронта. Самое главное — события на фронте. Все остальное и незначительное пока можно оставить. Итак: события развиваются по плану. Контратаки японских частей в районах Линьси, Улан-Хото (Ванъемяо), Солунь успешно отражены. Войска 17-й и 39-й армий идут на Шэньян. На левом крыле фронта 36-я армия выбила противника из Хайлара и, окружив японский гарнизон в укрепленном районе, наступает на Цицикар. Авиация работает с полной нагрузкой. Наладилось, как доложил начальник тыла фронта Владимир Иванович Вострухов, снабжение горючим частей 6-й гвардейской танковой армии. Подходят колонны автомашин с боеприпасами, горючим, продовольствием. Директива Главнокомандующего фронтом выполняется. Тогда что же гложет, что беспокоит, тревожит сердце? Мирон. Парню семнадцать лет, комсомолец. В таком возрасте юноше можно доверить большое и ответственное дело. Правильно решил идти по стопам отца. Пусть поступает в военное училище. Но где он? Быть может, на другом фронте? Где бы ни был, а ефимовский характер проявит.

— Вы спите, подполковник? — спросил Родион Яковлевич.

— Нет, что-то не спится, товарищ командующий. Бессонница, — ответил адъютант. — В голове все вертится, летали много.

— Вы правы. Я тоже не сплю — видимо, по той же причине. — Малиновский вздохнул. — Не забудьте Мирона найти.

— Слушаюсь, товарищ маршал, — ответил адъютант. — Я помню.

Вспомнив Мирона, Родион Яковлевич возвратился в свое сиротское детство. Вспомнил, как голод загнал его на работу в подсобные и складские помещения галантерейного магазина одесского купца. Заработка хватало только на скудный харч. Пришлось мальчику надрываться, таская грузы на товарной станции, а позже батрачить у помещика. Какое страшное беззаконие, несправедливость, обман, унизительное отношение богатых к бедным! Единственная радость — ласка доброй и умной матери, сумевшей без мужа обучить сына грамоте. Как это пригодилось в его жизни.

С завистью смотрел маленький Родион на солдат и матросов, браво шагавших с песней по Одессе. Со всех сторон зеваки сообщали: «На войну с японцами». А позже, когда ему было шестнадцать лет, помогал своему дяде — весовщику на станции Одесса-товарная, видел, как почти ежедневно отправлялись воинские эшелоны на войну с Германией. А что, если забраться тайком в пустой вагон и тоже на фронт? Не прогонят, найдется дело. А там и винтовку можно раздобыть. Вот так и стал Родион Малиновский солдатом. В шестнадцать лет начал осваивать азбуку войны. Шел в бой «за веру, царя и Отечество», готов был умереть за Россию, а унтер-офицер мог ударить его по лицу просто так, ни за что. Испытал презрение офицеров к низшим чинам, позже убедился в бездарности командования, добывавшего незначительный успех в боях только ценой солдатской крови.

В бессонную ночь воспоминания проносятся вихрем. То одно придет на ум, то другое. То вчерашнее, то далекое прошлое. Нахлынуло в памяти детство и скрылось. Вспомнил только что состоявшийся разговор с начальником штаба фронта генералом М. В. Захаровым. Докладывал генерал по карте, не пользовался записями, говорил только о главном: где войска, какие задачи выполняют и как обеспечены. Захарову пришлось за свою службу быть и артиллеристом, и штабным работником — занимал должность начальника службы артиллерийского снабжения, а во время войны был начальником штаба фронта. Свое дело он знал превосходно.

Генерал Захаров порадовал маршала сообщением об успешном продвижении войск 1-го Дальневосточного фронта. Маршал Мерецков принимает все меры, чтобы как можно скорее перерезать коммуникации, идущие из портов Северной Кореи в Центральную и Восточную Маньчжурию, чтобы противник не мог не только маневрировать войсками, но и уходить в порты. Еще немного — и вся группировка вражеских войск окажется в клещах. Забайкальский и 1-й Дальневосточный фронты в ближайшее время соединятся. Все идет по плану.