И все же русские вой бились так, как всегда. Рубили врагов без пощады. И смело смотрели смерти в глаза. А умирая, верили, что за них отомстят другие.

Стан русских воев был окружен — князь Святослав понял это, как только услышал со всех сторон крики печенегов. Значит, стража на острове перебита, помощи ждать не приходится, нужно бороться самим.

Он подал знак: если его услышит русский воин, то поймет князя, услышит печенег — пусть бережется.

— Вои русские! — крикнул князь Святослав. — Становитесь в круг, я здесь, потянем на печенега!

И, перекликаясь друг с другом, русские вой становились в темноте плечом к плечу, сливаясь в живую стену, поднимали перед собой щиты и нацеливались острыми копьями.

Так в самом начале стычки с печенегами князь Святослав сумел поднять, сделать круг, сотворить стену против печенегов и на какое-то время спасти жизнь многим своим воям.

Но печенеги яростно лезли на стан князя Святослава; они поняли, что подкрасться внезапно и вырезать всех воев им не удалось. Они понимали, что перед ними выросла стена воев, и потому любой ценой старались поскорей пробить эту стену, чтобы она не обрушилась на них.

Над островом стоял разноголосый крик, его эхо катилось по воде к обоим берегам. Где-то в темноте ржали всполошившиеся кони. Окружив стан, не умолкая ни на минуту, кричали печенеги. Русские вой, подбадривая друг друга и нагоняя страх на врага, не отставали от печенегов. Вокруг бряцали щиты, звенели мечи, свистели копья, отовсюду к небу неслись стоны раненых и умирающих…

Вокруг стана рос вал — это были тела печенегов; там же смежали глаза, прощаясь с жизнью, и русские вой. Этот вал высился в темноте как грань между жизнью и смертью, он тянулся, казалось, к самому небу.

Князь Святослав рубился наравне со своими воями. Он видел, как смело они умирают, но понимал, что сила одолевает силу, их мало — печенегов много, их будет еще меньше, а по Днепру плывут на конях к острову новые и новые враги.

И еще раз князь Святослав попытался спасти своих воев, хотел продержаться до рассвета, когда к острову, возможно, подплывут другие лодии и когда они уже при свете смогут не вслепую обороняться, а сами кинутся на печенегов.

Князь дал знак, от воина к воину передавалось веление князя, и, выстроившись в несколько рядов, они стали отходить к концу острова, где высились скалы: там печенеги могли нападать на них только с одной стороны, только там можно было продержаться.

Князю Святославу посчастливилось обмануть печенегов. Только когда русские вой, скопившись в одном месте, прорвали кольцо печенегов и, повесив на спины щиты, стали пробираться к мысу, только тогда печенеги поняли, что русский князь со своими воями вырвался из кольца и, возможно, сам собирается на них напасть…

Как бешеные волки, кинулись они за русскими воями, спотыкаясь в кустах и падая на камни. Печенеги старались забежать вперед, стиснуть русов с боков и снова замкнуть в кольцо…

Поприще, может, два поприща всего и пришлось пройти русским воям от их стана к скалистому мысу, но каким трудным оказался этот короткий путь! Выбирать в этот краткий миг перед рассветом не приходилось. Решалось: жить или умереть. Печенеги бросили в бой все, что могли, русские вой -все, что имели…

И русы пробились к мысу и вышли на скалы.

За Днепром светало. На темном небе рдели звезды. В этот предрассветный час они горели еще ярче, чем ночью; лучезарные, сверкающие, светло-зеленые, они пылали, переливались, мерцали в бездонной глубине. А на краю неба уже медленно прорезывалась серая полоска, вскоре она покраснела, словно налилась кровью, потом порозовела, побледнела и, наконец, набравшись сил, засветилась, посылая вперед; точно гонцов, лучи света.

Вся земля, казалось, замерла, притихла в эту торжественную минуту. Глубокое небо было чисто, без облачка; Днепр величаво катил к морю свои воды, такие спокойные, что в них, как в зеркале, отражалась каждая звездочка. Тихо было на обоих берегах Днепра, в заливах и плавнях, только соловьи там пели о страсти и любви.

Со скал, высившихся над островом с севера, князь Святослав видел, как из-за Днепра властно идет рассвет, и глубокий вздох вырвался у него из груди.

Жить, о, как хотелось жить князю Святославу в этот чудесный ранний час! Бороться! О, сколько еще могли бы бороться за родную землю князь Святослав и его вой!

Но что делать дальше, как сражаться?! Князь Святослав, воевода Бождар, дружинник Микула, еще три отрока — шесть человек, вот сколько их из двух тысяч дошло до мыса. За ними — скала, круто обрывающаяся над Днепром, перед ними -ватага озверелых печенегов, они кричали, грозили, размахивали кривыми саблями, готовили копья.

В лучах рассвета, который все шире и шире разливался вокруг, князь Святослав увидел внизу перекошенное от злобы лицо печенега, которое показалось ему знакомым. Нет, князь не ошибся: с кривой саблей в руке, бросаясь с места на место, каган Куря что-то кричал своим воям.

Гнев, обида и презрение охватили князя Святослава. Он понял, кто привел сюда печенегов и кто послал на него кагана Курю.

— Скажи, собака, — крикнул он со скалы, — сколько греческих золотников получил ты за наши души?

Куря ничего не ответил Святославу; он был уверен, что киевский князь на этот раз не вырвется из его рук, велел своим воям быстро идти к скале, и те двинулись вперед.

Так пришел смертный час князя Святослава. Он огляделся.

Скала, где они стояли, круто обрывалась над днепровскими водами. Внизу — пропасть. Один шаг — и только брызги полетят по камням. Конец, смерть.

Но пристало ли воину, а тем паче князю Руси, даже в самую страшную минуту накладывать на себя руки?

Смерть в бою — честная смерть, самогубец — трус; по поверью русских людей, такого после смерти ждет вечное проклятие, позор.

Князь Святослав переглянулся с воеводой Бождаром, с Микулой, отроками и по их глазам увидел, что они думают то же, что и он. Что ж, коли смерть, так в бою.

И с мечом в руке князь Святослав пошел вперед, а за ним двинулось еще пятеро. Они шли против сотни врагов, но не страшились их, не боялись смерти, не думали о ней.