С детства во мне прививались чувства долга и ответственности. Едва ли мне стукнуло шесть, как родители начали воспитывать во мне будущую принцессу – жену принца. Я не могла играть с другими детьми – почти постоянно я чему-то обучалась. Письму, чтению, манерам, вязанию или плетению кружев. Неважно. Но мне нельзя было отвлекаться, так как моя жизнь была разделена на две части, как кусок масла острым ножом. Во второй половине моего долгого и тяжелого дня начиналось обучение, готовящее меня к становлению на путь «отвергнутых». И путь этот был гораздо привлекательнее, чем долгая и скучная жизнь на тяготящем троне. После обеда давались уроки фехтования, верховой езды. Я много времени проводила в конюшнях, вычищая свою лошадь и ее стойло. Много времени занимала и охота, которая развивала быстроту и ловкость. Я не только фехтовала, но и стреляла из лука. В эти часы мои кружевные платья сменялись на удобные кожаные штаны, мягкие сапоги и короткую куртку. В эти часы я становилась сама собой. Судьба «отвергнутой» привлекала меня гораздо сильнее. Но печальный опыт прежних лет говорил о том, что королевские семьи редко отказываются от дара герцогов Фунтай. Так что мои родители и думать не хотели, что я стану той, о ком мечтаю. Жизнь при дворе была слишком тягостной, терпение не выдерживало постоянных случайных слухов, и мгновенная усталость овладевала сознанием, стоило лишь подумать о вечере в компании благовоспитанных аристократов. Я с удовольствием променяла бы эти часы на минуту пребывания в удобном седле на своем любимом жеребце. Но это лишь пустые мечты маленькой девочки, которая и по сей день жаждала сбежать от связывающего ее долга. Я должна думать не только о Королевстве, но и о своей семье, что тоже немаловажно. Ведь моя старшая сестра так и не стала правящей королевой.
О, сколько боли ей это принесло! Она, полная моя противоположность, всегда мечтала о придворной жизни. Ей не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь король откажется взять ее в жены для своего сына. Дикси всю свою жизнь до шестнадцати лет посвятила изнурительной, на мой взгляд, подготовки. Что ж, король Энтраст Справедливый принял дар от нашей семьи, но, к сожалению, старший сын Ялдон Жертвенный погиб в пограничной схватке с нашими соседями. Дикси так и не стала женой наследного принца. Все что ей оставалось – это вести жизнь придворной леди, у которой была перспектива стать королевой.
Я прекрасно понимала, что сестра очень надеется, что из меня выйдет подходящая партия для младшего принца – тогда бы она смогла гордиться не только мной, но и собой. Ведь оставшиеся годы ее цветущей молодости она провела в попытках приручить мой буйный нрав к обычаям истинных аристократов. Удалось ли ей это? Не знаю. Но подвести Дикси, нанести ей еще больший ущерб, нежели смерть Ялдона, казалось для меня невозможным, как и предать долг перед своими родителями. Сердце мое постоянно находилось в подвешенном состоянии, никак не находя выхода из этого нервного состояния. Я боялась не только согласия на мой брак, но и отказа. Ведь каким бы не был принц, мое предназначение в том, чтобы не опозорить собственную семью.
Часть меня до дрожи в коленках боялась увидеть принца. Ведь Силенс Скопдей Могучий уже исполнял некоторые обязанности короля – он достиг семнадцатилетия. Насколько мне было известно, он редко занимался придворной жизнью, предпочитая обществу аристократов непринужденное общение с солдатами и животными. Этой весной ему минул двадцатый год, и принц был просто обязан жениться, не на мне, так на невесте из семьи Флуцбергов. До конца я не понимала, чего же на самом деле боюсь и хочу. Во мне до такой степени перемешались все чувства, что мысли никак не могли сформироваться, лишь разбегаясь по моей голове, будто перепуганное стадо овец.
– Ох, Эверин, знала бы ты как мне сложно отдавать вторую дочь королевскому трону! – сдавленно произнесла герцогиня. Я удивленно подняла на нее свой взгляд. Лицо моей матери заметно постарело от явных переживаний. Морщина на лбу, казалось бы, за несколько мгновений пролегла еще глубже, а сияющая молодостью улыбка превратилась в тонкую линию сжатых губ. Теперь я наконец полностью осознала, что значило для нее неудавшееся замужество Дикси. Вот почему моя мать так отчаянно готовила меня к этой роли. Когда погиб Ялдон, мне как раз исполнилось шесть, и обучение мое началось.
– Миледи, я обещаю Вам, – неожиданно официально начала я, – что сделаю все, на что только способна. Ваши усилия не пропадут даром, я уверена в этом. – Я подошла к ней и осторожно взяла ее руки в свои ладони. Мою мать била легкая дрожь, она бросила на меня отчаянный взгляд, полный мольбы. О Боже, нужно срочно позвать сюда слуг для свидетельства слабости всесильной герцогини. Горькая усмешка не помогла мне справиться с собственной паникой, которая как листья крапивы жгла мою грудь и горло. Слезы лишь на мгновение заволокли картину передо мной, но я тут же взяла себя в руки, и минутная слабость как будто испарилась.
Герцогиня в это же время пыталась совладать с собой. Осторожным движением она поправила волосы, отдернула платье и постаралась придать своему лицу обезоруживающее выражение и слегка надменный вид. Я усмехнулась. Моя мать, как всегда, была неподражаема. Только она способна на то, чтобы быть надменной, когда отчаянно хочется получить чью-то помощь.
– Что ж, я рада, – едва ли не холодно ответила герцогиня, но в глубине ее глаз я заметила следы благодарности – герцогиня вряд ли могла произнести это вслух.
Я легко присела в реверансе и кивком головы показала, что готова продолжить приготовления к предстоящему отъезду. Герцогиня бросила на меня последний взгляд, словно оценивая всю силу моего обещания, и повелительным тоном начала раздавать приказания, как только переступила порог моей спальни. Минутная передышка была для меня моментом ностальгии. Я рассеяно оглядела свою комнату и слабо улыбнулась тому, что увидела, и собственным воспоминаниям.
Эта небольшая комната перешла в мои владения, как только родители посчитали меня достаточно взрослой, то есть около восьми лет назад. Конечно, не настолько взрослой, как могло показаться на первый взгляд, но их решения было достаточно, чтобы я начала жить самостоятельно. Огромная кровать занимала большую часть комнаты, расположившись к югу от двери, которая вела в мою гостиную. Светлое дерево своим оттенком напоминало мне отцовскую загорелую кожу, поэтому, когда во время летних ночных гроз мне становилось особенно страшно, я зажигала большую восковую свечу и глядела на блики, которые плясали на панели кровати, мне становилось легко и радостно. Мягкая перина очень часто манила к себе после долгого и изнурительного дня, а свежее и чистое белье, ароматизированное запахом душистых трав, свидетельствовало об отменной работе моей служанки Уэн. Слева от кровати в комнату проникало очень много света через огромное окно, практически во всю восточную стену. Ставни сейчас были закрыты, так как на улице бушевал весенний дождь, и я с сожалением вздохнула. Как много времени я провела, глядя на великолепные просторы, которые расстилались за территорией нашего поместья. Глаза мои с восхищением глядели на белоснежные шапки далеких пик гор, на вечнозеленые деревья и буйство красок настоящей жизни, которая начиналась за невысокой оградой. Но та свобода была мне недоступна. Помимо кровати в комнате стоял комод, на панель которого давным-давно приставили большое зеркало с позолотой и разнообразными завитушками на углах. Креслом и небольшим очагом заканчивалась моя небольшая, но собственная комната. Ах, мой очаг! Как часто я находила у него утешения, беспристрастно окунаясь в магию пляшущего пламени! Друзей у меня почти не было, разве что старшая сестра, но даже она заботилась лишь о том, чтобы воспитать во мне достойную принцессу, не замечая за моим долгом ранимую и чуткую душу. Я фыркнула. Неужели отъезд из родного поместья заставлял саму себя жалеть или мне действительно этого хотелось? Задумываться над этим вовсе не хотелось, ведь я всегда боялась показать свой страх и неуверенность. Одиночество воспитало во мне силу воли, которая крошилась под натиском проблем и тревог, но никто кроме меня не должен узнать об этих не столь значительных рассуждениях. Когда Уэн поспешно зашла в комнату, мой взгляд был прикован к гобелену, имя автора которого давно потеряно во времени. Именно на этом полотне я чаще всего находила оттенки собственной души. Будто девушка и волк когда-то являлись частью моей души, хотя в действительности это было просто напросто невозможно.
