— Какой ужас! — донеслось из толпы.

Эней предпринял еще одну попытку — тот же самый стон, та же кровь. Будучи человеком, который всегда предпочитает троицу, он вытащил еще одно деревце — стон, кровь, но на этот раз еще и рыдания. Наконец снизу раздался голос.

— Это ты, Эней? — замогильным голосом вопросили из-под земли.

— Я узнал этот голос, — объявил Эней. — Это ты, Полидор?[40]

— Да, это я или, по крайней мере, тот, кем я был. Сейчас я мертв. Приам послал меня на север, дав шкатулку с золотом, подкупить короля Трасии, чтобы он пришел на выручку Трое. А тот убил меня и завладел золотом. Его приближенные пригвоздили меня здесь дротиками, и эти дротики со временем пустили корни.

— Каков мерзавец! — взревел Эней.

— Полностью с тобой согласен, — поддержал его Полидор.

— Все ясно и так, — сказал Эней. — Трудно даже вообразить более мрачное предсказание, чем это. Клянусь Юпитером, город здесь мы строить не будем. Полидор, мы совершим над тобой все обряды, чтобы тень твоя упокоилась в мире.

— Искренне благодарен тебе, — ответила тень.

Итак, жертвоприношение быка было посвящено тени Полидора, а не Венере, над местом погребения был насыпай курган, и на берег перевезли женщин, чтобы они исполнили над усыпальницей громкие причитания. Когда последняя порция возлияний была вылита на землю, они подняли паруса и отплыли.

— Хороший плач как ничто другое улучшает самочувствие, — сказала Гармония. — Конечно, троянские женщины практически ничего не делали последние десять лет, а только плакали, но именно поэтому мы, как мне кажется, должны быть самыми счастливыми женщинами на свете. Однако ввиду некоторых обстоятельств мы таковыми не являемся.

Ветер пригнал корабли к острову Тимбрей, где царь принял их с гостеприимством, но объяснил, что остров перенаселен и на нем нет уже места для строительства нового города. Эней отправился к местной гробнице и попросил ниспослать ему предзнаменование. Земля слегка содрогнулась, и божественный голос сообщил, что остров Крит, возможно, следует посетить в первую очередь: после недавно закончившейся междуусобицы значительная часть земли на острове оказалась свободной.

И они снова пустились в плавание, и бриз, наполняя паруса, нес их туда, куда было угодно богам. Они проплывали мимо островов, возникавших, словно призраки, из черных глубин моря. Невиданные существа выходили на берег и смотрели на проплывавшие мимо корабли. Немало странных созданий глядели на них из морских глубин, проплывая под самыми днищами кораблей.

Оказалось, что на Крите разразилась чума. Однажды ночью Энею явились во сне боги-хранители домашнего очага и поведали ему, что местом, которое он ищет, должна стать Италия. После этого путники быстро собрались в путь, совершили жертвоприношения и поплыли в Италию.

— Италия! — возгласил Ахат, стараясь перекричать скрип мачты, на которой пузырился наполненный ветром парус. — Италия! Где же, скажите во имя святого Меркурия, находится эта распроклятая Италия? Я никогда не слыхал ничего °б этом месте, и вот теперь нам суждено туда плыть! Не понимаю, почему боги не могут просто появиться перед нами и сказать, куда они повелевают нам идти, вместо того чтобы гонять нас по всему этому треклятому черно-красному морю, как кучу жалких презренных щепок? — Он начал биться головой о мачту, что совершенно не повлияло на ситуацию, а лишь добавило его шлему несколько новых вмятин.

— Хоть однажды он высказал дельную мысль, — заметил Ши. — Почему бы им и вправду не сказать, чего они хотят?

— Будь все так просто, это не было бы эпическим повествованием, — ответил Чалмерс тоном, не допускавшим возражений.

Через несколько дней после отплытия с Крита они достигли какого-то острова, где стада коров и отары овец бродили без присмотра неподалеку от побережья. Запасы мяса на кораблях подходили к концу, поэтому мужчины быстро добрались до берега, изготовили луки и дротики и с радостными возгласами устремились за добычей. К наступлению темноты освежеванные туши уже поворачивались на вертелах, и все было готово для пиршества.

— Все получается слишком уж хорошо, — сказал Ши. Правдивее этих слов ничего и никогда сказано не было. Но едва лишь эти слова сорвались с его губ, как что-то отвратительное спикировало на них с потемневшего неба с визгом, подобным тому, что исторгают грешники в чистилище.

— Что это, черт возьми… — закричал насмерть перепуганный Ши, в голову которого впились чьи-то чудовищные когти.

Целая стая крылатых чудовищ устремилась на жареное мясо. Тела их были такими же, как у грифонов, а лица — женскими. Длинные раздвоенные языки с заостренными концами виднелись в их раскрытых пастях, когда они отрывали куски от зажаренных туш. Весь воздух, казалось, наполнился отвратительным запахом разложения.

Ахат сорвал с головы шлем и швырнул его на песок.

В Гарпии! — завопил он. — Мы на острове этих проклятых гарпий! Я сдаюсь! Я сдаюсь, черт вас подери, сдаюсь, и все!

Другие мужчины, в головах которых также произошло подобное помутнение, оказались все-таки более организованными: они обнажили оружие и, без промедления пустив его в ход, стали молотить отвратительных чудовищ, однако не смогли нанести ни одному из них даже легкой раны. На вид гарпии были такими же грузными и неуклюжими, как крупные индейки, но уворачивались от ударов разящей бронзы с ловкостью, которой позавидовали бы и летучие мыши. Далее могучие молниеносные удары Энея рассекали всего лишь воздух. Чудовища лавировали между острыми лезвиями, не теряя ни единого перышка, причем делали это с такой легкостью, как будто развлекались забавной игрой. Затем они все вдруг улетели прочь, все, кроме одной. Оставшаяся гарпия села на утес и злобным взглядом уставилась на окруживших ее людей. Ши подумал, что никакими словами невозможно выразить ту злобу, которую излучал ее взгляд. Сидевшее на утесе чудовище с волосами и физиономией старой ведьмы было еще более отвратительным, чем его улетевшие сородичи.

— Вам известно, смертные, кто я? — прокаркало чудовище.

— Я знаю тебя, Келайно, — отвечал Эней. — Молва о тебе идет повсюду.

— Если ты знаешь, кто я, то зачем вторгаешься на нашу землю, забиваешь наш скот, да еще и причиняешь беспокойство тем, кого бессовестно ограбил? За все это ты заслужил мое проклятие:

— Говори дальше, Келайно, — сказал Эней. Как Ши и ожидал, он не собирался извиняться: это не было свойственно героям.

— Вы стремитесь в Италию? Вы доберетесь до этой земли, но в наказание за то, что вы забили наш скот, вы не воздвигнете стены своего города до тех пор, пока не настрадаетесь сполна от ужасного голода, от которого вы будете зубами грызть столешницы столов для трапез! Прощай, Эней! — Прокаркав эти слова, Келайно, хлопая крыльями, скрылась в могильном мраке.

— Ну как, здорово она нас приласкала? — сказал Ахат, когда последнее мерзкое перо, кружась, коснулось земли. — Вы только посмотрите! Посмотрите! — Он вытянул руку ладонью вверх, привлекая этим знаком всеобщее внимание к зажаренному мясу, как будто исходившего от него теперь жуткого зловония было недостаточно. — Чувствуете?! Все гниет и разлагается от одного лишь прикосновения этих ужасных чудовищ!

Цвет бычьих туш стал мертвенно-бледным с фиолетовым оттенком, а вонь, исходившая от них, вызывала тошноту.

— Спокойно, храбрый Ахат! — сказал Эней, и Ши впервые почувствовал в его голосе некоторую усталость. — У нас есть более важные дела и заботы, чем до срока протухшее мясо.

— Простите меня, мой господин, — обратился к нему Чалмерс. — Но ведь, возможно, не все потеряно.

— А ты сам-то веришь в то, что говоришь, друг Чалмерс? — спросил Эней, насмешливо подняв брови. — Твой господин был бы намного больше благодарен тебе, если бы ты смог предотвратить или хотя бы умерить бедствие, обрушившееся на нас этим злосчастным вечером.

— Вы еще не забыли, как я вернул вкус тому прокисшему вину? — спросил Чалмерс.