— От председателя сельсовета Меленок Остапа Лабуды в Уразово к землемеру Шмыкову, — выступая вперед, сказал Василий, протягивая парню «обращение ко всем гражданам».

— Микита, проверь, что у них за документ… — приставив к ноге винтовку, приказал парень.

Справа из-за дуба, стоявшего у самой дороги, появился еще один бандит в стеганых солдатских брюках и ватнике. Огромную широколобую голову его покрывала потрепанная украинская капелюха. За его кожаным поясом по бокам заткнуты две бутылочные гранаты; через плечо на сыромятном ремешке, как револьвер, висел обрез немецкой винтовки.

— Гарная худоба, вот нам разговеться будет чем, — сказал он, вырывая из рук Василия бумажку. Но, прочитав обращение, громко сплюнул сквозь желтые прокуренные зубы и передал бумажку своему напарнику.

Парень с винтовкой, прочитав обращение, строго взглянул на ребят:

— Вы что, хлопцы, сродственниками землемеру доводитесь или как?

— Нет, живем с ним в одном доме у хозяйки Булатниковой, — ответил Василий, свертывая козью ножку.

— Что с ними возиться, отвести их до батьки, хай сам разбирается, — почесывая затылок, нерешительно предложил Микита. Но его напарник вспылил:

— Куда вести? Соображаешь, Емеля, что мелешь? Он тебе приведет! Свет с овчину покажется!

И, возвращая Василию бумажку, уже спокойно произнес:

— Идите, хлопцы, своей дорогой, пошвыдче только лес перемахивайте!

Выскочив из-за спины брата, Женька так энергично потянул за повод, будто решил оторвать корове голову. Но Красавица вдруг заупрямилась и, отступая задом, потащила его за собой.

— Бодяку ей под хвост, — кивнув головой на колючий прошлогодний татарник, росший вдоль дороги, посоветовал парень в свитке.

— Это верно, такая упрямая чертяка, — подхватил Василий.

Он сшиб дрючком большой колючий шарик и сунул его в карман фуфайки.

— Будет упрямиться, я так и сделаю!

— Н-но, пошла, идол! — Парень прикладом винтовки стукнул корову по репице. — Нечего рот разевать — гони! — прикрикнул он на Василия.

Загнав корову далеко в лес, Василий остановил Женьку.

— Стой, дай ей немного отдышаться. Подохнет, отвечать придется.

Он взял у братишки повод и освободил от петли коровьи рога.

— А теперь слушай: ты пойдешь по лесу в направлении того места, где с ребятами видел партизанские пещеры и землянки, а я следом за тобой погоню корову. Упрямиться она у меня не будет, так что смотри увертывайся, как бы на рога тебя не подцепила. Если кто встретится, останавливать будет, говори, что корова взбесилась и за тобой гонится.

Женька посмотрел на брата удивленными, широко раскрытыми глазами.

— Куда ж это? Там, наверно, и живут эти бандиты. Они с нас шкуру спустят, — запротестовал он.

— Может, и спустят… Не за этой же рогатой Красавицей нас сюда послал Стрижов. Нам нужно точно определить место расположения бандитского лагеря и еще кое-что узнать.

Но Женька вдруг стал не по возрасту осторожен и рассудителен.

— Понимаю, что ты задумал… Слышал, что говорили люди в Борках и Меленках об арестах контрреволюционеров, об отряде Чека? Люди зря трепать языком не станут. Стрижов все сведения раньше нас получит. А если арестованы землемер и наша хозяйка и мы попадем в руки к ее сынку?..

— Скажи лучше, что струсил!..

— Ничуть не струсил! — обиделся Женька.

— Ну что ты врешь, — сказал Василий. — Я не такое на фронте видел, а тут, скажу откровенно, робость берет. Это похлеще, чем за пулеметом лежать, когда на тебя, сверкая клинками, мчится конная лава. Тут ты безоружный, один на один со станом вооруженных врагов встречаешься. Может быть, через полчаса какой-нибудь поганый куркуль угостит пулей из обреза, а мне еще пожить хочется, до мировой революции дожить, коммунизм своими глазами увидеть…

— На рожон лезть не к чему, если Стрижову без нас все известно…

Василия начинало злить Женькино упрямство.

— Пойми ты, если ревком и получил какие-то сведения от арестованных, они подлежат обязательной проверке. На одни показания врагов у нас в военном деле не положено доверяться. А если ты считаешь, что твоя жизнь дороже порученного нам дела, если для тебя победа над врагами революции ничего не значит — уходи, я как-нибудь обойдусь без тебя!

Василий погнал корову в глубь леса.

Женька нерешительно потоптался немного на месте, потом, перепрыгивая через пеньки и муравьиные горки, догнал брата и как ни в чем не бывало бросил на ходу:

— Гони за мной, а то угодишь в трясину!

Скоро он вывел Василия с коровой на просеку и, косись одним глазом на бешено мчавшуюся за ним корову, побежал со всех ног по направлению к бывшим партизанским пещерам и землянкам.

Булатников, в синей суконной венгерке, опоясанный широким офицерским ремнем, с маузером на боку, только что осмотрел свой лагерь. Шагнув с порога в полусумрак штабной землянки, он споткнулся о стоявшую перед столом табуретку и ударом ноги отшвырнул ее в угол, где стояла железная печурка. Табуретка задела жестяную трубу, и та, выскочив из верхнего колена, с грохотом упала на земляной пол.

Сопровождавшие Булатникова начальник штаба Пащенко и ординарец Винька Скобцов бросились со всех ног наводить порядок в землянке. Но рассвирепевший Булатников схватил одного, потом другого за шиворот и вышвырнул их из землянки.

— Перестр-ре-ля-ю всех, пе-р-ре-вешаю, сволочи, трусы, пьяницы! — грозно потрясая здоровенными кулачищами, крикнул он им вслед.

Оставшись один, Булатников грохнулся на постель и уткнулся разгоряченным лицом в холодную подушку. Его трясло от злобы. Сегодня ночью, несмотря на выставленные по всем дорогам и перекресткам вооруженные заставы, из отряда сбежало еще тринадцать человек. Распадается банда. Что делать?..

Посланные накануне в Уразово для связи хорошо проверенные люди не вернулись в лагерь. Связь с руководящим контрреволюционным центром оборвана. Главари: поп Воздвиженский, хирург Османовский и другие — арестованы. Прошлой ночью на хуторе Гарном отряд чекистов захватил Пашку Щербатенко — его правую руку, пришлось назначить начальником штаба хлыща и пьяницу Гришку Пащенко.

А тут еще и крестьяне, доведенные грабежами и насилиями его «славного воинства» до отчаяния, сами устраивают на бандитов засады и расправляются с ними самосудом. Командиры беспробудно пьянствуют… Только что на виду у всего лагеря пришлось вздернуть на сук двух перепившихся на посту часовых.

«Нужно во что бы то ни стало послать кого-нибудь в Уразово проверить слухи, узнать, что там на самом деле произошло… Но кого послать? На кого можно положиться? Рискнуть пойти самому, оставить лагерь на пьяницу, ворюгу Пашенко? У него тут все между собой передерутся и разбегутся…»

Мысли Булатникова неожиданно были прерваны поднявшейся в лагере пулеметной и винтовочной стрельбой. Выхватив маузер, он выскочил из землянки. Выстрелы раздавались со всех сторон.

Булатников, пригнувшись, добежал до отрытого в полный рост окопа и, перемахнув через бруствер, налетел на Пащенко.

— В чем дело? Что за стрельба?

Карабин в руках Пащенко дрожал.

— Не знаю, кричат, что мы окружены, что наступает отряд чекистов… Не вижу ни одного человека…

— Спьяну, дьяволы, поошалели! — Булатников, крепко выругавшись, сплюнул и, наступив сапогом на плевок, сказал: — Вот так придавить вас всех и расстр-р-ре-лять!

Стрельба неожиданно прекратилась.

В конце зигзагообразной траншеи, полукольцом опоясывающей лагерь, послышались голоса, громкий смех. Разъяренный Булатников вместе с Пащенко поспешили туда. Они протолкались сквозь толпу и увидели застрявшую в глубоком окопе под кустами орешника рыжую корову.

Корова вертела во все стороны задранным кверху хвостом, мотала рогатой головой, жалобно мычала.

Булатников сразу узнал Красавицу. Эту племенную корову он вместе с валуйским землемером эсером Шмыковым отобрал у немца-колониста, и она предназначалась в подарок матери, Софье Никаноровне.