…Одновременно с данными о крупных перегруппировках неприятельских войск Генеральный штаб получил сведения о намерении немецко-фашистского командования воспользоваться невыгодным при обороне положением выдвинувшихся вперед армий 1-го Белорусского фронта и отсечь их встречными ударами на юг — из района Арнсвальде в Померании и на север — с рубежа Глогау — Губен в Силезии. Теперь известно, что этот план отстаивался начальником Генерального штаба сухопутных сил Германии Г. Гудерианом и должен был проводиться с молниеносной быстротой, пока мы не подтянули сюда достаточно крупных сил. Уже в последних числах января противник вел практическую работу по согласованию действий войск, привлекавшихся для осуществления такого замысла…

В первую очередь следовало сорвать вражеские планы встречных ударов из Восточной Померании и Силезии, быстрее нанести поражение немецко-фашистским войскам, сосредоточенным на флангах. Частными операциями 1-го Белорусского фронта решить такую задачу было немыслимо. Тут требовалось сочетание усилий трех фронтов: 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского. Практически предусматривалось уже 8 февраля начать операцию 1-го Украинского фронта, в ходе ее разгромить очень сильную группировку противника в Нижней Силезии и тем самым снять угрозу флангового удара с этого направления. Так же незамедлительно 2-й Белорусский фронт должен был повернуть в Восточную Померанию, разгромить там 2-ю немецкую армию и выйти к портам Балтийского моря. Наконец, главным силам 1-го Белорусского фронта, в том числе его танковым армиям, надлежало обрушиться против нависшей над его флангом штаргардской группировки.

Такой план вполне соответствовал задачам момента и был принят Ставкой.

Вспоминает генерал-лейтенант К.Ф. Телегин:

«В.И, Чуйков утверждает о возможности наступления на столицу Германии в феврале 1945 года.

На мой взгляд, продолжение наступления на Берлин без оперативной паузы означало бы полное игнорирование опасности сильного удара противника по обнаженному правому флангу 1-го Белорусского фронта из Восточной Померании. Группа армий «Висла» представляла собой серьезную и опасную силу, с которой никак нельзя было не считаться. Без ликвидации этой угрозы на слабо прикрытом фланге, имевшем к тому же большой разрыв со 2-м Белорусским фронтом, нечего было и думать о наступлении на Берлин. Как мне припоминается, Ставка согласилась с предложением командования фронта форсировать подготовку удара на Берлин силами центра и левого крыла. Но после того как выяснилось, что сил 2-го Белорусского фронта явно недостаточно, а группа «Висла» начала теснить наши правофланговые армии, нам пришлось повернуть на север две танковые армии, кавалерийские корпуса, переключить туда полностью 3-ю ударную армию и 1-ю армию Войска Польского. Объединенными силами двух фронтов опасность была устранена, Померания очищена. По существу, это означало ликвидацию целого вражеского фронта на участке от Одера до Данцига. Только после этого были созданы благоприятные условия для Берлинской операции.

Стоит только вдумчиво взвесить все эти факты, чтобы убедиться, что безостановочное наступление 1-го Белорусского фронта в феврале 1945 года означало бы, по существу, опрометчивое движение в расставленную противником ловушку. Нельзя забывать и о политических аспектах обстановки. Не секрет, что любая наша неудача на фронте неизбежно облегчала бы возможность сговора гитлеровцев с реакционными кругами наших западных союзников против Советской страны.

… Помню один из нечастых в те горячие дни наших обстоятельных разговоров с Г.К. Жуковым. Разговор этот произошел в самом начале февраля, когда фронт стабилизировался, все попытки противника ликвидировать захваченные нашими войсками плацдармы были отбиты и назрела необходимость решения вопроса о дальнейших действиях.

Г.К. Жукова я застал в его рабочем кабинете. Георгий Константинович сидел за столом, склонившись над картой Европы непривычно мелкого масштаба. На эту карту были аккуратно нанесены все линии советско-германского фронта и положение союзных войск. Уловив мой несколько удивленный взгляд, Жуков расправил лист карты ладонями своих крепких рук и, чуть заметно усмехнувшись, произнес:

— Иногда обзор с большой высоты открывает многое из того, чего не увидишь, разглядывая то же самое в упор.

Пригласив занять место рядом, Г.К. Жуков придвинул карту ближе, в мою сторону, провел тупым концом карандаша по линии правого фланга нашего фронта — фланга, полностью повернутого на север и, как мне было известно, ощутимо растянутого.

— О чем свидетельствует вот эта вмятина от Штаргардта до Дойч-Кроне? О чем предупреждает?

— Ну... — несколько озадаченный и необычностью масштаба карты, и вопросом, в котором таился какой-то вывод, хотя и угадываемый, но не до конца понятный мне. — По первому впечатлению — о намерении противника использовать растянутость нашего ослабленного фланга… — начал я.

— Вот именно! — подтвердил Георгий Константинович и, переводя мысль на язык графики, синим карандашом решительно прочертил на карте жирную линию, отсекающую выступ, образованный вклинением наших войск, вышедших к Одеру. — Вот что практически повисло над всеми нашими намерениями! Мы считаем количество войск противника в Берлине, куда готовы ломиться без оглядки по сторонам, а главные силы противника вот здесь зависают над нашим правым флангом и только ждут, когда мы приведем в действие свой план штурма Берлина. Тогда они нам и врежут по горбу!

Меня, признаюсь, удивил не несколько возбужденный тон и не выбор выражений…

Удивила та самокритичная откровенность, с которой он, в сущности, признавался в том, что ориентировка войск на намеченный захват Берлина была по меньшей мере не лучшим образом продумана.

— И ты знаешь, — доверительно раскрываясь (что бывало, прямо скажем, нечасто), Жуков как-то легко и незаметно переходил на «ты», — меня поначалу даже удивило некоторое несоответствие в расстановке сил у противника. Мы ведь не скрываем того, что намерены в ближайшее время войти в Берлин. Почему же там, как свидетельствуют данные разведки, не в пример меньше сил по сравнению с теми, что нависли над нашим правым флангом?..

Решил я без всяких поддавков сыграть за противника! Что должен он по логике сделать, если мы сейчас развернем наступление на Берлин? Очевидно, подготовить на каждом километре пути наступающих войск сильные оборонительные укрепления. А когда наступающие войска втянутся, израсходуют на промежуточных рубежах значительную часть своих сил и средств — ударить с севера в их, то есть в наш, тыл, отрезать наступающую группировку от баз снабжения и раздавить ее одновременным ударом с фронта и тыла, может быть, даже попытаться окружить на самом пороге своего разгрома, затянуть окончание войны, добиться переговоров с нашими союзниками, искать пути к выходу из войны с наименьшими потерями. Вот что затеял противник, по моим соображениям!

Я слушал Жукова и невольно вспоминал, как два года назад генерал В.В. Крюков со своей конно-механизированной группой в наступлении под Курском зимой 1943 года устремился в глубину обороны противника и как потом войска целой армии выручали нерасчетливо увлекшегося командира корпуса, как генерал П.И. Батов почти год спустя ухитрился повторить подобный маневр под Паричами в Белоруссии. Его тоже выручили, хотя и ценой потери Паричей, но фронт восстановили,

Теперь нечто подобное вполне могло повториться в масштабе фронта буквально у стен столицы практически поверженного фашистского рейха!»

Вспоминает генерал-лейтенант И.Л. Антипенко:

«Нельзя не возразить тов. В.И. Чуйкову, который в своих воспоминаниях писал, что у нас было достаточно сил для продолжения Висло-Одерской операции вплоть до Берлина и взятия столицы фашистской Германии еще в феврале 1945 года. В то время наступать на Берлин при крайне ограниченных материальных ресурсах и отчаянном сопротивлении противника было бы крайне опрометчиво. Мы уже не говорим о других факторах внешнеполитического значения, с которыми нельзя было не считаться на этом завершающем этапе войны…